Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

«Ее призрак исчез, – с неожиданной легкостью подумал он, – но мои воспоминания о ней, по-видимому, сохраняют какую-то ощутимую силу. А значит, с нами еще не кончено …»

Кокрен проснулся в своей постели от рокота мотора «Торино» на заднем дворе. Он увидел, что в спальню сквозь тюлевые занавески сочится серый свет, и похмельное сознание решило, что сейчас, вероятно, около семи утра. Они с Пламтри засиделись, выпивая, за полночь, и когда он встал, нетвердо держась на ногах, и объявил, что будет спать на диване, Пламтри велела ему лечь на кровать. «На диване лягу я, – сказала она, тщательно проговаривая слова. – Я вижу его отсюда и поэтому знаю, что смогу его найти».

Помимо всего прочего, они обсуждали бессмертных животных. Коди утверждала, что карп никогда не умирает естественной смертью и способен пережить зиму, вмерзнув в прудовый лед, а Кокрен рассказал ей о жабах, найденных в пустотах сплошного камня и оказавшихся живыми. Когда разговор перешел на вымышленных животных из детских книг и кинофильмов, таких как Тянитолкай и герой «Инопланетянина», Кокрен уже просто плыл по течению разговора и упоминал в репликах то мышь Рипичипа из «Хроник Нарнии», то баобабочек из Зазеркалья. Голос Пламтри несколько раз менялся, и ее отношение к теме резко колебалось от скептицизма до полного приятия, но они с Кокреном находились в комнате лишь вдвоем, и ей не нужно было обращаться к нему по имени, да и ближайшая лампочка горела лишь на кухне, и поэтому нельзя было точно сказать, когда она начинала моргать; вдобавок разговор был настолько абстрактным и умозрительным, что Кокрен не мог угадать, с кем именно разговаривал в тот или иной момент. Он не заметил никаких очевидных архаизмов, которые указывали на цитирование Шекспира; впрочем, часть того, что говорила собеседница, он пропускал мимо ушей. Если Тиффани и появлялась за это время, то не давала о себе знать и довольствовалась водкой.

Он надел чистую рубашку, натянул джинсы и вышел из спальни. Шум мотора, по-видимому, разбудил и Салливанов – из-за закрытой двери соседней комнаты доносились приглушенные голоса Кути и Пита.

Мавранос сидел за столом и с хмурым видом читал субботнюю «Сан-Франциско кроникл». Перед ним стояла испускавшая пар чашка кофе, а вдоль противоположного края стола выстроились четырнадцать разнообразных чашек и стаканов. Кокрен подошел босиком к столу и уставился на посуду – в каждой на дне виднелся белый зернистый осадок.

– Думаю, тебе, когда выйдешь на улицу, полезно будет купить «Алкозельцера», – вполголоса сказал Мавранос. – Большую банку. Похоже, что девушки, все до одной, страдали похмельем, но категорически не хотели пить из чашки, из которой уже пил кто-то другой.

Кокрен уставился на чашки и стаканы и в благоговейном ужасе прошептал:

– Четырнадцать!

– Полагаю, по одной на каждую неудачную «руку», – ответил Мавранос, пожав плечами. – Все равно что морскую звезду рубить на части. – Он взял обеими руками чашку с кофе и отхлебнул. – Я, скорее, поражаюсь ее сдержанности: двадцать семь лет прожила, а их всего четырнадцать. Будь у меня такая возможность, я бы каждый раз делился. – Он так же негромко пропел строчку из песни «Благодарного мертвеца» [30] «Grateful Dead» – американская рок-группа, выступавшая с 1967 по 1995 год. , как предположил Кокрен: – «Мне нужно чудо ка-аждый день…».

Кокрен принялся собирать посуду, чтобы отнести ее на кухню, подцепляя каждой рукой по три штуки. Когда он вернулся, оставив там первые шесть посудин, Кути молча пронес навстречу ему еще четыре.

Как только они убрали в кухню все чашки и стаканы, снаружи громко хлопнул капот «Торино». Кокрен сполоснул две чашки, наполнил их свежим кофе для себя и Кути и отнес в столовую, и тут в кухню, хлопнув дверью, вбежала Пламтри и пустила воду в раковине. В следующий миг она ворвалась в столовую, держа в руке исходящую паром кружку со знаком «Макдоналдса», и рухнула на стул рядом с Кути. Это была, несомненно, Коди, и на ней была верно подобранная футболка с написанным корявыми черными буквами словом «ВОСКРЕСЕНЬЕ».

– Проснулся, – констатировала она и закурила «Мальборо».

– В некотором роде, – отозвался Кокрен.

– «Торино» снова на ходу, теперь все работает гораздо лучше, чем прежде. Давайте-ка займемся делом. – Она взглянула на Кути. – Твои родители уже встали?

– Думаю, что да, – нервозно ответил Кути. – Сейчас уже, наверное, выйдут.

– Сид, – сказала Коди, – если дело обернется плохо, отгони «Торино» куда-нибудь туда, откуда его можно будет отбуксировать, ладно? И бумаги оставь на переднем сиденье. Ах да, и сумка Дженис лежит в багажнике; только сначала свистни ей по мылу.

– Я… не сделаю вам ничего плохого, – пробормотал Кути.

– Да я же вовсе не тебя боюсь, малыш. Но все равно – спасибо.

Тут появились Пит и Анжелика Салливаны. Анжелика села за стол, а Пит прошел в кухню.

– Это кресло не годится, – сказала Пламтри, похлопав по подлокотникам. – Мой родитель «из улиток, ракушек и зеленых лягушек» разнесет его в щепки. Давайте-ка выйдем и возьмем одно из железных садовых кресел. – Она сделала еще глоток кофе и встала.

– Что? – Анжелика широко раскрыла глаза. – Прямо сейчас? Без завтрака?

– Лично я совершенно не голодна, – сказала Пламтри. – И чем скорее мы разберемся со мной , тем скорее престарелая леди в деревянных башмаках сможет приготовить вам какое-нибудь поганое gumbo или что-то еще в этом роде, так ведь?

– Извини, – сказала Анжелика.

– В жопу, – отозвалась Пламтри. – Если, конечно, у нее к тому времени не будет слишком сильно кровь хлестать из носа.

Пять минут спустя Мавранос, Анжелика, Пит, Кути и Кокрен сидели напряженно на заднем дворе; все расположились, как судьи, по одну сторону длинного стола для пикника под навесом патио, между кухней и теплицей, повернувшись к креслу, на котором теперь сидела Пламтри, крепко привязанная клейкой лентой к креслу за запястья, талию и лодыжки. Над перечными деревьями низко нависало серое небо, дул холодный ветерок, но Кокрен знал, что Пламтри бьет дрожь совсем не из-за этого. Мавранос расстегнул джинсовую куртку, и Кокрен видел торчавшую из-под ремня испещренную насечками деревянную рукоятку револьвера.

Несколько мгновений Пламтри безучастно ждала, расслабившись настолько, что у нее звучно застучали зубы, потом повернула голову назад, насколько смогла, посмотрела на балки навеса патио и прошептала:

– Валори, не знаю, чем ты занимаешься на работе, но тебе явно переплачивают. – Она глубоко вздохнула (Кокрен сделал то же самое) и хрипло позвала: – Мама!