Тим Пауэрс - Последние дни. Том 2 [litres]

– Думаю, что с начинкой одного я разобрался, – мрачно сказал он, – по крайней мере, на сегодня. Надеюсь, что над этим ломает голову и кто-нибудь другой (хорошо бы, чтоб она сама!), тогда мне станет полегче.

– Ты здесь, в частности, и для того, чтобы думать обо всем, – прозвучал изо рта Пламтри сильный голос старухи. – Да, каждый из вас был выбран отчасти за ум и сообразительность, но у каждого из вас есть определенная задача. Каждый из вас, подобно трем мудрецам, в эти январские дни Богоявления принес подарок вашему беспомощному владыке. Вот ты, Костыль Кокрен, знаешь, какой подарок ему принес? Знаешь ли, что должен отдать?

Кокрен задумался. Призрак Нины, его ставшая теперь беспредметной и изначально обманутая любовь к ней? Ну да, бог, похоже, этого и хотел, но теперь у него должна быть какая-то другая цель.

– Это как-то связано, – сказал он, – с моей отметкой на руке.

Белокурая голова Пламтри кивнула.

– Если на сей раз все пройдет хорошо, если вы все благородно сделаете то, что в своем великодушии просит от вас бог, в середине лета король Крейн будет жив, и у тебя больше не будет отметки бога.

Кокрен понял, что стоит, разинув рот, закрыл его и сказал:

– Так вот почему я оказался здесь и во всем этом участвую? Чтобы отдать (как назвала его отметину Анжелика в разрушенном храме в конце полуострова яхтенной марины?) знак Диониса?

– Но это единственная причина, по которой тебе было позволено получить этот знак.

– Позволено?… – Кокрен почувствовал, как его щеки налились жаром. В баре «Маунт-Сабу» в Беллфлауэре, когда Дженис спросила, почему он не удалил родимое пятно, он сказал: «Я им, пожалуй, даже горжусь – это мой отличительный знак винодела, почетный боевой шрам». И он вспомнил, как призрак Нины говорил ему, что, когда он сунул руку под ножницы, чтобы спасти бога, тридцать четыре года назад, он был подобен Андроклу, который в старинной легенде осмелился вытащить занозу из лапы льва, после чего льва связал с ним долг благодарности. И сейчас Кокрен не на шутку удивился той боли, которую испытал, узнав, что в его собственном случае он, очевидно, предназначался только для того, чтобы навязать золотому зверю благосклонность к кому-то другому, кому-то более ценному, – и что сам он ничего здесь не значил. «Как и любовь моей жены», – подумал он.

– Значит, бог затеял все это, – сказал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не захихикать, – лишь для того, чтобы я просто взял на себя повинность перед Скоттом Крейном? Почему же бог не позволил этому гребаному … Этому драгоценному Крейну самому включиться в дело, оттяпав полруки себе ?

– И сам бог, и Скотт Крейн тоже были пристегнуты к упряжке другого короля, злого короля. Бог должен был принять на себя долг вне владений короля, но в своих собственных пределах, то есть в отдаленном винограднике. Я думаю, что, наряду со всем остальным, тебя выбрали из-за сходства твоего имени с именем избранного мальчика, которому предстояло стать королем. – Она улыбнулась ему без намека на злорадство или сочувствие. – Такое впечатление, что бог нуждался в знаке, чтобы запомнить тебя. А позже, возможно, именно для того, чтобы ты получил еще больше косвенного сходства со Скоттом, он сломал тебе ногу бочкой вина. К-о-с-т-ыль. С-к-о-т (два раза). – Она протянула руку и легко прикоснулась к его отмеченной руке. – Быть использованным им (да-да, даже быть постыдно уничтоженным) – значит быть любимым им. Ты должен почитать за честь, что признан достойным быть введенным в заблуждение и обманутым.

Кокрен позволил боли стечь из души и почувствовал, как обмякли вздернутые плечи. «Ради этого Паук Джо принес две монеты, – думал он, – пророчески истолковал гадание Анжелики и умер, и оказался погребен под старым „Шеви-Нова“ прямо на автостоянке в захудалом квартале на Лонг-Бич».

– А Коди принесла своего отца, – вяло сказал он.

– Да. Король должен умереть, чтобы перестать быть чужим для темной земли.

Кокрен хмуро смотрел в голубые глаза, которые в этот момент вроде бы немного различались по цвету.

– Я о том, что нам делать дальше; неплохо бы заставить его рассказать, в чем мы ошиблись на той неделе и что нужно было сделать иначе. Я не имел в виду… боже мой, Мамаша, вы что же, говорите, что Дионис хочет, чтобы Крейн вернулся к жизни, но он же хотел и его смерти?

– Он не настоящий король, не настоящее олицетворение бога, если не проводит сезон обрезки лоз в царстве тьмы. Мало кто из королей относился к своим обязанностям достаточно ответственно, чтобы выполнять это требование – по-настоящему умирать каждый год, – но бог любит Скотта Крейна.

– К несчастью, для Скотта Крейна. И, к несчастью, для всех нас.

– Да, – согласилась она. – Бог любит нас всех, несмотря на наше бунтарство и промахи. – Тут она обвела взглядом комнату. – Я слишком насторожена, могу привлечь внимание… Где мои покаянные обувки?

– Около входной двери, там, где вы их оставили.

Она кивнула и, шаркая, обошла его, ссутулившись в неосознанном смирении.

– Вероятно, когда обуюсь, у меня это вылетит из головы, но обед будет готов к закату.

«А мне нужно будет приготовить что-нибудь для бедняжки Коди, – думал Кокрен, выходя вслед за старухой из спальни. – Такой раздачи испугалась бы и Валори. „Меня тошнит от того, что он здесь, во мне“».

Анжелика рано утром уехала в город на автобусе и потратила весь день на консультации с magos и santeros в захудалых районах Мишен и Хантерс-Пойнт, расположенных южнее Маркет-стрит. Она подошла к крыльцу точно на закате, взяла из холодильника банку пива и плюхнулась на диван в гостиной, в то время как остальные ели beef bourguignon, приготовленное Мамашей Плезант. У нее был очень поздний и плотный ланч из свиных тамалес, менудо и пива «Тикейт», и она сейчас даже смотреть не могла ни на дымящуюся бордовую тушеную говядину, ни на теплое вино зинфандель в стаканах.

«Мой несчастный народ, – думала она, прихлебывая пиво из банки и глядя через заднее окно на еще различимую в сумерках теплицу, – лишенный всего».

Когда Кути и Пит собрали пустую посуду и понесли на кухню мыть, Анжелика встала и прошла в столовую.

Войдя в дом, она не заглядывала под дверь, стоят ли там туфли с подошвами из эвкалиптовой коры, но сейчас смогла узнать Коди Пламтри.

– Наш сверхъестественный кредит вот-вот потребуют к оплате, – сказала Анжелика, повысив голос, чтобы ее слышали Пит и Кути, находившиеся на кухне. – До Тета всего три дня, а мы по-прежнему не имеем ни малейшего представления о том, что нужно делать на этот раз. Мои соплеменники в barrios и гетто ощущают, что заваривается нечто очень крупное, но даже все их раскрашенные колокольчики и куриная кровь не позволяют определить, что и где. Наша сумасшедшая старушка продолжает утверждать, что Крейн или «К-крен» все объяснит, когда придет время, но ведь старушка – просто призрак.