Аркадий Никитин - Мельников

– … а пьеска будет о том, что «все мы здесь сегодня собрались для отправки на свалку, и спасет всех только чудо». Офицер из Москвы – волшебник , собственно, ответственный за чудо, там, к слову, целый Deus ex machina с этим волшебником , в театр бы этих людей, глядишь, вернули бы ему былую славу. Да, и еще глава местного спецподразделения – козел отпущения , говорят, бойцы им недовольны, и его действительно упакуют в черный пакет и выбросят. Не в прямом смысле, конечно… [долгая пауза]

Послушай, Родион. Я ученый, а значит, в отличие от них должен предвидеть любой исход, в том числе и тот процент. Точнее 0,98%. Такова, на мой взгляд, вероятность следующей комбинации: ты выйдешь из университета живым, а я буду [пауза] так сказать, устранен. Слишком часто я задаю себе один и тот же вопрос: я слишком много знаю для того, чтобы жить или для того, чтобы умереть? Я даже затрудняюсь сказать, кто сделает это раньше – они , если решат, что я больше не нужен, или террористы, мстящие за гибель своих. А эти обязательно будут мстить. Мое руководство даже не исключает вероятности того, что у террористов есть тайный покровитель где-то под куполом цирка. Они открывают шкатулку Пандоры, но говорят об этом без страха. Они как будто даже хотят этого. [долгая пауза]

Я сожалею. Сожалею не о том, что делаю сегодня, а о последствиях этого. И я хочу, чтобы завтра, каким бы оно ни было, для тебя настало. Вот, что ты должен делать.

Рано или поздно тебе позвонит Сан… Баграт Александрович и попросит приехать для удаления «экспериментального датчика». Это лишь вопрос времени. Скорее всего, за тобой они даже пришлют машину. А разлучить тебя и Женечку так, чтобы ты остался жив, а она продолжила функционировать нельзя. Вы, так сказать [вздох] вместе до самого конца . Но ты не бойся и приезжай. У моего старого друга есть инструкции на этот случай. Он снова обмотает тебя проводами, подержит пару часов, разведет руками и скажет что-то вроде «Извинитэ, гаспада харощие, все абарудование вищло из строя, угальки адны асталыс». – Родион грустно улыбнулся, – в монитор пальцем потычет. Это, конечно, их не успокоит: тебя, наверняка проверят на полиграфе, но Женечка с этим справится, будь уверен. Да они и не знают всех ее возможностей. [пауза] Конечно, после меня останется куча чертежей и кое-какие прототипы, но я сомневаюсь, что им удастся в ближайшем будущем создать что-то, хотя бы отдаленно напоминающее Евгению. Скорее всего, не удастся вообще. Но это их проблемы. Главное, что тебя оставят в покое. [пауза] Возможно, это бессмысленно, но я прошу у тебя прощения, Мельников. И да. Оставляю тебя в надежных руках. [пауза]

… Женечка поддержит тебя, едва ты соберешься споткнуться, впрочем… [пауза] она постарается лишить тебя самой возможности споткнуться.

Тишина.

– Вот и все, не осталось у меня белых пятен. Или неразведанных мест. – в голосе Евгении звучала горькая самоирония, – как тебе больше нравится.

Родиона немного трясло, но он нашел в себе силы улыбнуться.

– Я догадывался, что это твоя работа. Когда меня бросила девушка, я год страдал, а сейчас, что ни день, то трэш, а мне хоть бы хрен. Только тихо! – он поднял указательный палец и снова улыбнулся, уже более уверенно, – тебе это может показаться странным, но сейчас я рад, что все так как есть. – Евгения молчала, – да, ты не совсем… человек, но для меня ты стала самым близким другом. Вместе до самого конца ?

– Так, а не ты ли хотел меня сдать обратно в магазин? – от неожиданности Родион растерялся, – Да шучу я. Ты тогда был в шоке. Тугезер форевер, значит.

В первый раз за этот день серебряные колокольчики прозвенели радостно и беззаботно. Если бы кто-то в тот момент мог видеть происходящее в квартире номер 17 в пятьдесят втором доме по улице Мира, а самые большие шансы на это были у людей Ильи Александровича, которым было приказано следить за происходящим вокруг нее, но никак не внутри, (личное пространство достойных, на его взгляд, людей генерал уважал) то подумал бы, что парнишка переборщил с солями, иначе с чего вдруг он закрыл глаза и обнимает воздух перед собой?

Звонок навязчиво щебетал, попирая все основы такта. По ощущениям была уже глубокая ночь. Родион, однако, и не думал смотреть на часы. Поморщившись, он влез в потрепанные тапочки и, не глядя в глазок, открыл дверь. Зрелище было ожидаемое и знакомое – на придверном коврике стоял, точнее, пытался устоять Санек. Правда, в нем ощущалась, отчасти, в прямом смысле, некоторая новизна – вместо дешевого бутылочного пива и бутылочных же коктейлей от него пахло дорогой выпивкой. Евгения прокомментировала

– Хеннеси. И да-да, он же джинсы себе новые купил! Гуччи или Армани, пускай повернется, тогда…

Полночный гость, все это время смотревший куда-то себе под ноги, вдруг поднял свою навеки саркастическую физиономию с раскрасневшимися щеками и выпалил неожиданно складно, только слегка поспешно.

– Щас че-то расскажу тебе.

Родион закатил глаза.

– Что там у тебя? За общаки получил денежку, пошел в бутик «Армяни», джинсы взял, на майку не хватило, зато обмыть осталось, да?

Вполне подтянутый Саньков торс действительно ничего не укрывало, кроме легкого загара, и, если бы не безнадежно и по-русски провинциальный анфас, его вполне можно было бы принять за коренного обитателя средиземноморского побережья. Обычно колкие Родионовы шуточки «заходили», но в этот раз Санек и бровью не повел.

– Это я!

Вслед за репликой он вдруг вытянулся почти по стойке смирно. Родион протер глаза и вздохнул.

– Да я вижу, что не Майкл Джексон. Ты говори, че тебе надо? Если переночевать, то заходи, если денег, то извиняй, вместе прогуляемся до банкомата, с наликом негусто.

– Нет! С бабосами порядок!.. – Санек вытянулся еще сильнее. Родион начинал раздражаться.

– Саня. Ты что и с чем сегодня мешал. Завязывай давай, час почти, у меня не день был, а г**но, еще ты х**ней маешься

Санек неожиданно посмотрел товарищу прямо в глаза и выпалил.

– Это я тебя чуркам сдал!

Родион едва не разразился матерным пассажем, но Санек вдруг схватил его одной рукой за ворот футболки и пристально, насколько позволяла стадия подпития, посмотрел в глаза. – Рамадан, не тупи! Это я тебя чурбанам сдал, слышишь!

Окончания слов он как будто проглатывал, а потом, собравшись с силами, выплевывал и получалось что-то вроде «слыши…шь!» Вдыхая тяжелый запах перегара, Родион слушал молча.

– Я каждую барахолку обошел! С каждым чуркой перетер! Я даже их веру типа принял, ну чтоб там доверие и все такое! Ты понимаешь, нет? – Родион сначала хотел кивнуть, но не стал, – пять лямов, это такое бабло! Ты сечешь? Сечешь, говорю?.. – Санек выпустил из рук футболку. Его речь все больше напоминала монотонный говор программы-переводчика с размытыми границами слов, неправильными ударениями и глупой интонацией, – я по жизни как этот крутился. Ну, чтоб на то, на се хватало, а тут такие бабулеты! Я же сразу допер, что это все ты! – Родион поднял левую бровь. Санек сразу взвился, – я ж говорю, сечешь! Не было там у тя шрама, а тут – опа! – он картинно развел руками. Родион тихо проговорил.