Оливия Штерн - Ее нежеланный лорд [= Фарфоровая бабочка] [litres]

«Ты останься, помоги ей», – сказал он тогда Шарлин.

И, уже сидя у себя в кабинете, дождался свою любовницу… нет, теперь уже бывшую любовницу. Шарлин выглядела несколько обескураженной и расстроенной. В ее больших зеленых глазах светился мягкий укор.

– Вы пугаете девочку, лорд Сандор.

– Да что я ей сделал-то?!!

– Она не хотела за вас замуж, она вас не любит.

– Ну мало ли кто кого не любит. Если бы ее выдавал замуж граф Эверси, то выдал бы за какого-нибудь сморщенного старикашку. Или за полоумного Шико-старшего. Можно подумать, ей бы там было лучше, чем здесь.

Шарлин покачала головой. Казалось, она что-то хочет сказать, но не решается. Затем все же промолвила:

– Будьте с ней милым, лорд Сандор. Бьянка… она показалась мне не такой уж дурной, но… она просто испугана. Слишком много всего на нее свалилось в последнее время. А ведь ее держали дома, как розу под колпаком. Она не привыкла. Я не знаю, что еще сказать. Может быть, вы кажетесь ей старым и страшным?

– Мне едва перевалило за тридцать, я еще не старый, – хмуро возразил Рой.

А сам подумал: старый – не старый, но между ними разница больше десяти лет. Наверное, в понимании Бьянки он и правда старик.

– Ладно. Подумаю, – буркнул он. – А ты иди, Арвин тебя проводит.

Он насильно вложил в руку Шарлин туго набитый кошелек. Денег там было раз в пять больше, чем полагалось за вызов двух женщин, но Рой знал, что Шарлин все относит в банк, чтобы когда-нибудь завершить свою столь блистательную карьеру, купить маленький домик и жить вместе с дочкой.

А сам, как идиот, пошел в ванную комнату и сбрил бороду.

Вдруг и правда из-за бороды он казался Бьянке старым и страшным?

Позже… стоило только улечься в кровать, Арвин доложил, что какой-то оборванец явился и требует господина Сандора. Оказалось, что явился Мятый. Он привнес особую прелесть в первую брачную ночь Роя, сообщил о найденной убитой девушке с белыми волосами.

Пока Мятый под строгим взглядом Арвина топтался в холле, Рой переодевался в кабинете. Взгляд снова зацепился за фарфоровую бабочку. Теперь она красовалась на столе, и отблески магкристаллов играли на тонких крылышках, покрытых голубой глазурью. Все, что осталось от матери. Так мало – и так символично. Рой поймал себя на том, что невольно думает о своей строптивой жене. Такая же красивая и хрупкая, как эта бабочка. Сдавишь – захрустит под пальцами и осыплется бесполезным крошевом. Не будешь трогать – так и простоит, покрываясь пылью, холодная и бесполезная. И что с ней делать, с Бьянкой? Вся беда в том, что лично ей Рой мстить не хотел. Довольно того, что он вернул себе титул и утер нос графу Эверси. Ну, а Бьянка пошла приятным дополнением к титулу. Еще не была бы такой колючкой – и вообще было бы замечательно. С другой стороны, покорность быстро приедается, и становится неинтересно. А тут прям бунт на корабле. И хватило же фантазии организовать ледяной душ новоиспеченному муженьку.

…Убитую девушку нашли в бедняцком квартале. Когда Рой в сопровождении Мятого пришел на место, она все еще лежала там, окруженная жиденькой толпой зевак, охочих до зрелищ. Рядом с девушкой на коленях стояла, сгорбившись, старуха и что-то тихо бормотала, оглаживая покойную по тонкой белой руке.

Мятый беззастенчиво растолкал ротозеев, пару раз цыкнул на тех, кто пробовал возмущаться. Рой подошел и остановился над девушкой.

– Ее так и нашли? – спросил он у Мятого. – Кто нашел?

– Да вот она, – телохранитель указал на худощавую женщину в лохмотьях. И тут же поманил ее пальцем: – Иди сюда, Мариша, не бойся. Его величество, наш король, желает с тобой говорить.

Женщина послушно подошла и остановилась рядом с Роем. Ее костлявое лицо в слабом свете луны казалось желтым и жестким, словно деревяха. Сказала глухо:

– Я шла домой. И увидела, что на земле, прямо посреди дороги, лежит… она.

– Рядом никого не было? – Рой все еще смотрел на убитую, и ему медленно становилось не по себе.

Эта девушка была блондинкой. Как и Лиззи. Как и Бьянка. Волосы светлыми мазками легли на грязную дорогу и были там так же неуместны, как были бы неуместны разбросанные золотые нити.

– Я видела его, – в голосе Мариши послышался явный страх, – над ней склонялся какой-то мужчина, в плаще. И юбка… у нее была задрана. Это мы уже прикрыли, чтобы мать не увидела.

– Это мать над ней сидит? – Рой кивнул в сторону тихо бубнящей старухи.

– Вроде как, – вмешался Мятый. – Увести ее?

– Да. Надо вызывать караульных, пусть этим еще и тайный сыск занимается. – И снова вернулся к разговору с Маришей: – Так что мужчина-то?

Женщина хмыкнула.

– Я закричала, он обернулся и удрал. Да как удрал, ваше величество. Зеленым полыхнуло, и исчез он. Просто исчез.

– Понятно, – сказал Рой и подумал о подготовленном портале.

Потом, уже Мятому, повторил:

– Уведи старуху, сделай так, чтобы она ни в чем не нуждалась. Ей-то много уже и не нужно… И иди позови караульных. Скажи, что нашли убитую.

– Уходите, ваше величество? – уточнил Мятый.

– Ну а что делать? Надо все это дерьмо дальше разгребать. Спасибо, что предупредил меня первым, я хотя бы услышал то, что было нужно. И от кого нужно. Награжу щедро, не беспокойся.

В лунном свете белая кожа покойницы как будто светилась. На лице, слишком тонком и красивом для нищенки, застыло жалобно-удивленное выражение, как будто девушка хотела спросить – за что вы меня так? Чем я провинилась? Мятый решительно подсунул руки под мышки старухи, дернул ее вверх, ставя на ноги, встряхивая, словно бесчувственный мешок с тряпьем.

– Идем, слышишь? Ты уже ничем ей не поможешь. Идем, я отведу тебя домой…

А в ответ – жалкое, сиплое: «Моя Ланечка, кто ее так, моя девочка…»

Рой передернул плечами. О, если он поймает убийцу, тот будет умирать долго, очень долго… и отнюдь не в королевской темнице. Там ничего интересного не придумают, все в соответствии с буквой закона.

Он склонился над мертвой девушкой, заметил красные пятна на шее. Снова задушена? А потом, морщась, все же задрал ей подол. Под ногами юбка пропиталась кровью. И, вполне ожидаемо, глубокий разрез под пупком. Все то же, что было с Лиззи… Рой расправил юбку, прикрывая бледные бедра покойницы. В груди теснилось жуткое чувство неприятия всего случившегося. То, что девушка умерла, – уже одно это казалось неправильным. То, как она умерла, – заставляло задуматься о существовании богов в целом и Всеблагого в частности.

Спустя еще два часа он стоял рядом с доктором Мельфором и выслушивал заключение о вскрытии. Все повторялось. Все. И от этого в душе медленно скапливалось нечто черное и злое, болезненно толкалось и требовало выхода.

– Вы по-прежнему исключаете участие королевы? – тихо спросил Мельфор, склонив голову набок.