Оливия Штерн - Ее нежеланный лорд [= Фарфоровая бабочка] [litres]

Бьянка кивнула в знак приветствия.

– Дора, помоги мне, пожалуйста, быстро умыться, одеться и причесаться. Я хочу навестить моего мужа.

– Хорошо, миледи. Позволю себе спросить, как вы себя чувствуете?

Бьянка приподняла бровь.

– А как я себя могу чувствовать? Разумеется, великолепно. Ну же, Дора, поторопись. Не могу же я идти к лорду Сандору в таком виде!

Дора опустила голову, скрывая улыбку, присела в книксене и быстро ушла – чтобы вернуться уже с платьем.

– Идемте в ванную, миледи.

Еще никогда в жизни Бьянка не умывалась, не одевалась и не причесывалась так быстро. В груди непоседливо подпрыгивало, стучало сердце. Тук-тук. Сейчас она побежит в кабинет к Рою и скажет ему… да, обязательно скажет, что не держит зла и что просто хочет, чтобы он ее любил – как нормальный человек, а не как полусумасшедший. Чтобы носил на руках, чтобы почаще целовал и чтобы больше никогда… никогда не вел себя с ней так грубо и бездушно, как той ночью. Взамен же… она отдавала себя. Все прекрасное, нерастраченное и чистое, что проснулось лишь недавно. То, мысль о чем не допускали маменька и папенька, ведь истинные леди не опускаются до истинных чувств.

– Торопитесь? – усмехнулась по-доброму Дора. – Это правильно. Вы еще молоды, миледи, очень молоды. Знаете, меж супругами еще не такое бывает… Но с годами все это стирается, примерно как вы свою сорочку постирали… а остается в памяти только самое лучшее, что было…

Вырвавшись, наконец, из рук Доры, Бьянка быстрым шагом вышла в коридор и поспешила к Рою. Почему-то казалось, что он сидит там, за столом, возится с бумагами ведомства. Фарфоровое крылышко под платьем вдруг разогрелось, стало горячим, и Бьянка восприняла это как добрый знак. Да у нее самой за спиной отрастали крылья.

Остановившись у закрытой двери, Бьянка на миг задумалась, а надо ли стучаться, но потом просто потянула на себя блестящую латунную ручку и вошла.

Роя за столом, как она себе воображала, не оказалось. Зато он, вытянувшись, спал на кушетке у стены. Бьянке показалось, что она задыхается от нахлынувшей нежности: во сне Рой Сандор выглядел совершенно беззащитным. Вот, одна рука повисла почти до пола. Бедняга, устал, должно быть, пока Бьянка отсыпалась, он сперва был на балу, а потом сидел у ее кровати…

Бьянка, затаив дыхание, на цыпочках шагнула вперед. Ей хотелось обвести пальцами овал лица мужа, разгладить суровые морщины на лбу и осторожно, невесомо коснуться его губ.

А потом взгляд скользнул по полу, и Бьянка увидела, что рядом с рукой Роя лежит маленький пузырек из темного стекла.

Она узнала бы этот пузырек из тысячи подобных. Именно его дал ей папенька с напутствием подлить содержимого в чай нелюбимому супругу.

В тело одновременно как будто впились тысячи ледяных игл. Бьянка, с трудом удерживая рвущийся из груди крик и уже не таясь, шагнула к спящему Рою. Обхватила ладонями его лицо, чуть встряхнула.

– Рой.

Пушистые черные ресницы, как ей показалось, едва заметно трепетали.

– Рой! – уже громче позвала она. – Ро-о-ой!

Теряя способность мыслить, как следует встряхнула его.

И поняла, что лорд Сандор не дышит.

– О Боже… Рой… Зачем, ну зачем?!!

В груди стремительно разрасталась пустота, страшная, черная, в кровавых ошметках. Как будто кто-то портняжными ножницами вырезал сердце. Перед глазами потемнело, Бьянка изо всех сил хлопнула себя по щеке.

– Рой, пожалуйста… очнись… – Она все еще трясла его. – Рой, я тебя люблю… ну как же так… ты не мог, не мог это с собой сделать!

Крылышко бабочки раскалилось так, что, казалось, оставит ожог, но Бьянка почти не чувствовала жара. Она прижалась щекой к груди мужа и услышала тишину, от которой леденела кровь в жилах.

Он… умер?

Невозможно. Такой человек, как лорд Сандор, не стал бы пить отраву только из-за того, что поссорился с женой. Не стал бы…

Но выпил. Ту самую, что папенька дал. Претемный! Папенька дал яд, чтобы она убила Роя своими руками.

Впрочем, разве не она его убила в итоге?

И тогда Бьянка закричала.

Она кричала и кричала, молотя руками по широкой и неподвижной груди мужа, до тех пор, пока не прибежала перепуганная прислуга. Потом ее оттащили в сторону, словно нашкодившего котенка, Дора усадила ее на стул и насильно влила в рот едкие капли. Вокруг сгущался туман, и Бьянка, плавая в нем, думала о том, что иногда несколько минут молчания и несказанных слов могут перевернуть всю жизнь. Дыра в груди пульсировала, разгоняя по всему телу обжигающие волны боли.

– Миледи, – голос Доры доносился как будто издалека, – миледи, слышите меня?

Она механически кивнула.

– Милорд… оставил записку, миледи. На столе.

И сунула в руки листок плотной бумаги. Бьянка опустила глаза, расплывающиеся буквы никак не желали складываться в слова.

«Все не так, как тебе будет казаться. Не отчаивайся и помни, что обещала».

Вот что было в записке.

– Идемте, моя милая.

Кто-то мягко обнял за плечи, легонько подталкивая вперед, к выходу из комнаты. Бьянка стиснула в кулаке записку, попыталась упираться.

– Идемте, – шепнула на ухо Дора, – сейчас здесь будет инквизиция. Зачем вам лишние переживания, вы и без того едва на ногах держитесь.

Кровавая рана в груди пульсировала, сжимаясь, и с каждым разом накатывал серый туман, грозя подхватить и унести куда-то… прочь от этой действительности, от этого кабинета, от тела мужчины, в котором кто-то могущественный и безжалостный недрогнувшей рукой погасил огонек жизни.

– Я хочу остаться здесь, – беззвучно выдохнула она, – с ним.

– Но, милая, сейчас вам следует больше думать о себе. Кому станет легче, если вам сделается дурно?

Бьянка дернула плечами, в упор взглянула на Дору. Во взгляде горничной светились тепло и забота, такие, каких Бьянка никогда не видела в глазах графини Эверси. Даже тогда, когда была перспективной девицей на выданье.

– Ты что, не понимаешь? Как я могу оставить его… одного?

– Сейчас здесь будет инквизиция, – повторила Дора.

Мысли Бьянки плавали, словно разноцветные капли масла на воде.

«Сейчас здесь будет инквизиция».

– Так быстро? – просипела она. – Но почему? Инквизиция не занимается… такими делами…

Перед глазами плавали клочья тумана, и Бьянка подумала, что она и в самом деле сейчас упадет. Дора не ответила на вопрос, лишь настойчивее стала подталкивать к распахнутой двери, откуда в кабинет заглядывали другие женщины. Дворецкий, сухой как палка старик, почему-то отсутствовал.

– Верховный инквизитор… – начала Дора и осеклась.

В коридоре прогрохотали шаги, и Бьянка невольно отшатнулась, когда в дверном проеме как ниоткуда возникла высокая фигура в черном.