Оливия Штерн - Ее нежеланный лорд [= Фарфоровая бабочка] [litres]

– Выпейте чай, миледи. Он с ромашкой и мятой, успокаивает. А я здесь посижу.

Она годилась ей в матери, эта Дора. И вела себя так… тепло, что Бьянке тотчас захотелось уткнуться лицом в ее ладони и тихонько пожаловаться на столь бурно прошедшую ночь.

Но Дора все же не была ее мамой, а потому Бьянка просто выпила чай, вяло сжевала печенье с шоколадной прослойкой, а потом завернулась в одеяло и закрыла глаза. Усталость брала свое, но, проваливаясь в сон, Бьянка попыталась себе представить мамины руки и с досадой поняла, что не может. Образ начал стираться, расплываться, словно капля акварели в банке с водой. Зато руки Сандора она видела очень даже ясно. И вот в его теплые, шершавые ладони она бы уткнулась лбом.

Удивление.

Как же так?

И после всего, что было, ей хочется поплакать на его плече?

Да Всеблагий, как такое возможно.

Но, как бы там ни было, именно сейчас, когда она так несчастна и одинока, ей хотелось, чтобы он был рядом. И сожаление о том, что вряд ли это когда-либо теперь случится, рвало, резало словно бритва.

С губ так и рвался вопрос – что ж у них все так глупо и несуразно получилось?

А потом Бьянка уснула глубоким сном без сновидений.

Когда она открыла глаза, спальня была залита ярким солнечным светом. Значит, время перевалило за полдень. И, невзирая ни на что, она продолжала жить себе дальше.

«Ну, а с чего ты взяла, что непременно умрешь? Если бы все невесты умирали после первой брачной ночи, то кто бы вообще жил?»

Бьянка горько улыбнулась потолку. Да, конечно. От этого еще никто не умер. Тем более, если вдуматься, все происшедшее могло приключиться с ней, выйди она замуж и за кого-нибудь другого. Только вот… все равно хотелось, чтобы с Роем Сандором было все иначе.

Бьянка шмыгнула носом и поняла, что если и дальше будет думать в этом ключе, то расплачется. А плакать в присутствии Доры не хотелось. Взгляд метнулся к креслу, в котором ночью сидела женщина, оно пустовало.

– Дора, – на всякий случай позвала Бьянка.

– Ее здесь нет, – ответил Сандор откуда-то снизу и сбоку.

Тело моментально взялось льдом, превращаясь в тяжелую, неповоротливую глыбу. Мысли суматошно заметались, словно тараканы по столу. Зачем он здесь? Почему? Что нужно?

Она не хотела его видеть.

И одновременно хотела.

Хотела разодрать ногтями лицо.

И одновременно прижаться всем телом и забыться в теплом коконе рук.

«Да что ж такое-то? – растерянно подумала она, сжимаясь в комок под одеялом. – Я ж должна его ненавидеть!»

Но ненависти – здоровой, жгучей, такой, чтоб спалить дотла то, что вопреки всему прорастало в сердце, – не было. Только печаль, глубокая, темная и холодная, словно лесное озеро. Тоска о так и не сбывшемся счастье.

Бьянка все же подобралась к краю постели и, вытянув шею, посмотрела на пол.

Рой в самом деле сидел там, прислонившись спиной к массивному изножью кровати. Со своего места Бьянка увидела его в профиль, и ей внезапно показалось, что он за одну ночь постарел лет на пять. Лицо осунулось, под глазами темные круги, да и все черты заострились, бледная кожа обтянула острые скулы. В этот момент он повернулся к ней, и Бьянка задохнулась от внезапно нахлынувшей жалости и нежности.

Вопреки всему. Вместо того чтобы ненавидеть. И она совершенно ничего не могла с собой поделать.

В комнате повисло напряженное молчание, но Бьянка ничего не замечала. Она тонула в темных глазах мужа, барахтаясь и почти захлебываясь в его собственной боли, а внутри, глубоко в груди, расцветал стальной цветок, полосуя сердце и заставляя его истекать кровью.

– Бьянка, – одними губами произнес Рой, вдребезги разбивая тягучую, словно мед, тишину.

Она облизнула пересохшие губы. Вцепилась пальцами в простыню, как будто это могло защитить от самой себя. И все не могла отвести взгляд, пропадая, растворяясь в кофейной темноте, которая, как выяснилось, могла причинять боль.

– Что? – наконец заставила себя говорить.

Рой шевельнулся, и Бьянка вздрогнула, подалась назад, упустив его из виду.

– Мне… нужно кое-что тебе сказать, маленькая.

Ей захотелось зажать уши, чтобы не слышать. Когда, боже, когда она успела настолько утонуть в Рое Сандоре и потерять себя, чтобы после той ночи по-прежнему желать его объятий?

И этот голос… Его – и не его. Помертвевший. Чужой. Голос человека, душа которого попала между мельничными жерновами.

– Говори, – прошептала она, усилием воли заставляя себя смотреть на стеганое одеяло, чтобы только снова не увязнуть в его личной непроглядной ночи.

– Я… не буду оправдываться, это смешно, – голос Роя внезапно набрал силу, как будто каждое произносимое слово было частью приговора. – И я понимаю, что так, как у нас… не должно быть. С самого начала не должно было… Поэтому, – слова обрели твердость алмаза, – я думал над этим, Бьянка… И принял решение. Если ты захочешь уйти, то я не буду тебя удерживать. Я не имею на это никакого права.

Снова воцарилась тишина. Сидя на кровати, Бьянка с трудом осмысливала сказанное.

Выходит, свободна. Свободна! От нелюбимого мужа, от навязанного брака, от всего.

Она повторила это про себя несколько раз, пытаясь выцедить из души хотя бы подобие радости.

Нет. Ничего. Снова тоска, черная, глубокая.

Как будто… совсем не это хотелось услышать от Сандора.

Бьянка прочистила горло и, чувствуя, что собственное сердце прыгает где-то у горла, сказала:

– Я понимаю, лорд Сандор. Это… наверное, это хорошее решение, отправить нелюбимую жену куда подальше. Что ж, я не буду противиться.

И тут Роя словно пружиной подбросило. Бьянка взвизгнула, лишь увидев его перекошенное лицо, и ей стало еще куда страшнее, когда она поняла, что на щеках у несгибаемого лорда Сандора пролегли мокрые дорожки. Она повисла в его руках безвольной поломанной куклой, когда он вцепился ей в плечи и встряхнул.

– «Понимаешь»? – прорычал он сквозь стиснутые зубы. – Ни Темного ты не понимаешь, Бьянка! Я тебя люблю и только поэтому… да, только поэтому даю тебе выбор!

«Люблю».

Странная она, эта любовь. По крайней мере, у Роя. Совсем не такая, какой ее воображала себе маленькая принцесса-Бьянка, играя с фарфоровыми куклами. Не приятное тепло, а раскаленная вулканическая лава. Не пуховое одеяло, а россыпь острых каменных осколков.

– От… пустите… меня, – растерянно пробормотала она, – пожалуйста…

И в то же мгновение оказалась на свободе. Рой выпрямился, отошел к окну, но Бьянка видела, как тяжело вздымается его грудь. Она обхватила себя руками за колени. Начало знобить, еще немного, и зубы будут клацать.

– Ты получишь от меня должное содержание и будешь жить так, как тебе захочется, – тихо сказал Рой, слепо глядя сквозь тюлевые занавески. – Я клянусь, что не буду чинить препятствий, если ты встретишь достойного мужчину и захочешь жить с ним.