Джонатан Ховард - Иоганн Кабал, детектив [litres]

Кабал в ответ поднял палец.

– Вот именно.

– И каков ответ…?

Он пожал плечами.

– Понятия не имею. Но знаю человека, который в курсе.

Мисс Бэрроу впилась в него горящими глазами.

– Кто?

Кабал лишь поднял брови и многозначительно посмотрел на нее, чем привел в бешенство.

– Что? Вы? Но вы только что сказали. – Спустя мгновение до нее дошло, затем взгляд ее упал на Кэкона, от удивления она разинула рот. От удивления и ужаса. Определенно от ужаса. – Вы должно быть шутите.

– Я никогда не шучу, когда речь заходит о моей работе, – он не нашел сил подавить зловредную улыбку, когда мисс Бэрроу сообразила, какие будут последствия.

– Нет! Вы не можете. Вы совершенно точно не должны, Кабал! Это… ужасное преступление. Кошмарный, кошмарный поступок!

– Разве? И какие альтернативы? Позовем отряд судмедэкспертов, чтобы они оказали нам помощь в расследовании? Нет? – Иоганн изобразил удивление, но сделал это спустя рукава. – Тогда поступим по-моему.

Он направился к двери.

– Куда вы?

– За реагентами. Не самые лучшие условия для их сбора, но полагаю, смогу состряпать что-то на скорую руку, чтобы ненадолго вернуть незадачливого герра Кэкона к жизни.

Мисс Бэрроу его слова не убедили. Нетерпеливо – поскольку первые минуты после смерти дают некроманту больше всего возможностей – Кабал добавил:

– Слушайте, мне нужно идти. Без необходимых веществ мы упустим разум, еще оставшийся в остывающем мозге. Быстрее сработает лишь тантрический ритуал, включающий некрофилию и содомию. Честно говоря, не думаю, что моя спина к этому готова. Так что прошу меня извинить.

Он вышел из комнаты, сохранив в памяти выражение на лице мисс Бэрроу.

Аптека и универсальный магазин располагались в соседних домах. Фармацевт и бакалейщик со своими семьями жили в квартирах над лавками, что было очень удобно, если вы хотели бросить небольшие камушки в окна обоих одновременно.

Фармацевт откликнулся первым. Он распахнул окно и посмотрел на улицу сквозь очки-половинки. В одной рубашке, седые волосы слегка растрепаны, из воротника торчит салфетка.

– Эй! Что такое? Кто вы? Чего вам надо?

Кабал закончил составлять список в своем блокноте, вырвал страницу и протянул ее мужчине.

– Мне срочно необходимы вот эти вещества.

– Что? Что такое? Какие вещества? – произнес кто-то за его спиной, и фармацевт обернулся, чтобы ответить, при этом он много размахивал руками и экспрессивно пожимал плечами. Затем он вернулся к Кабалу:

– Я ужинаю!

– На кону человеческая жизнь, – не совсем правдиво сказал Кабал.

– Что? – фармацевт оглядел его с ног до головы. – Вы врач?

Мускулы на лице Кабала дернулись, как бы говоря: «Если бы мой револьвер не конфисковали в Миркарвии, я бы сейчас вас пристрелил».

– Нет, – ответил он ледяным тоном. – Я не доктор, но эти вещества жизненно необходимы.

Пока он говорил, дверь в бакалейную лавку отворилась, и появился мужчина средних лет с на удивление густой шевелюрой цвета вороньего крыла. Он поправлял сильно съехавший воротник и смотрел по сторонам, затем увидел Кабала.

– Синьор, вы бросали камни в мое окно?

– Я, – отвечал Кабал. – У меня срочный заказ для вашего магазина.

– Эм? – промычал фармацевт. – Да что происходит? Вы пришли сюда, чтобы добыть жизненно необходимое лекарство, и в то же время беспокоите синьора Боначчи? М-м-м? Зачем? Что вам нужно? Гвозди? Половая тряпка? Я ужинал, синьор! Выходит, не так уж срочно вам нужны лекарства. Не так срочно!

Кабал проигнорировал его. Синьору Боначчи, бакалейщику, он сказал:

– У вас есть синька?

– Синька, говорите? – синьор Боначчи явно удивился. – Та, что домохозяйки добавляют перед последним полосканием для белизны вещей?

– Конкретнее, смесь краски индиго и крахмала. Мне необходимы эти вещества.

– Пффф! Вы сумасшедший! – бросил фармацевт и принялся закрывать окно.

– Я заплачу двойную цену, если вы поторопитесь, джентльмены, – громко сказал Кабал, так, чтобы его услышали даже через быстро закрывающиеся ставни. Которые замерли и снова отворились.

– Двойную? – уточнил фармацевт. – А?

Когда Кабал вернулся, мисс Бэрроу сидела на лестнице в доме. Она нашла в коридоре газовую лампу, зажгла ее. И, судя по приглушенному свету вдалеке, остальные тоже. Кабал ничего не сказал – просто поставил бумажный пакет с покупками на комод, повесил пиджак и шляпу. Мисс Бэрроу, наконец, очнулась:

– Я обошла весь дом. Странно. Все, что необходимо для комфорта, находится здесь – постельные принадлежности, книги, шкаф, забитый консервами и сухпайками. Еще много заготовок в банках. Но ничего, что выдавало бы личность владельца, никаких мелочей. Не понимаю, откуда у Кэкона взялся ключ от дома. Я бы сказала, что помещение снимают, но я никогда не слышала, чтобы еду запасали в таких количествах.

Кабал оставил мысли при себе. У него имелась теория относительно дома, но сперва он хотел послушать, что Кэкон скажет по этому поводу. Если импровизированное воскрешение вообще сработает. Он подхватил бумажный пакет и направился в комнату, где лежал Кэкон. В дверях он остановился и поинтересовался:

– Хотите посмотреть?

Она подняла на него уставшие затравленные глаза. Кабал попытался снова:

– Может быть довольно… познавательно.

Она ничего не ответила, а просто уставилась на него сквозь перила.

Кабал вошел в комнату один, мисс Бэрроу осталась молча и неподвижно сидеть на лестнице. Она услышала, как с хрустом открыли бумажный пакет и принялись вытаскивать и проверять содержимое. Вскоре сквозь приоткрытую дверь донеслось шипение порошков, которые сыплют в огонь, и едкий запах химического пламени. Кабал принялся тихо декламировать странный напев на незнакомом ей языке, впрочем, она была уверена, что лишь горстка людей в мире распознает его. Затем, пересилив себя, ведь она с радостью покинула бы этот дом, этот город, эту страну, она поднялась и медленно прошествовала в коридор, а затем в переднюю комнату. На мгновение Кабал прекратил петь, но тут же продолжил.

Двенадцать минут спустя, Алексей Кэкон вернулся из мира мертвых.

В помещении воняло как в лаборатории, от густого химического дыма у мисс Бэрроу щипало в глазах. Кабал ни на что не обращал внимания – сам он плотно зажмурился и продолжал распевать нескончаемый молебен из нечеловеческих слов, принадлежащий нечеловеческой религии. Слова звучали ужасно: она не понимала их, но они резали слух, будто Кабал плевался камнями и бритвами. От нее не укрылось, что он помнит текст наизусть. Глубокая бездна, живущая в нем, пугала. Кабал не пошевелился, когда пятки Кэкона начали сучить по полу, а ноги задергались в судорогах, словно у трупа лягушки, по которому пропускали ток. Смерть обратили вспять. Это было самое отвратительное нарушение законов природы, которое она могла себе представить. Жизнь возвращалась в каркас неестественно – ее принуждали и заставляли. Те крохи достоинства, что были в смерти, разрывал на части кошмарный процесс обращения. Казалось, Кэкона раздуло, наполнило чем-то вроде жизни. Но в то же время она каждой клеточкой ощущала, что это лишь временно и скоро жизнь утечет вновь. Она с отвращением вздрогнула, когда Кэкона затрясло, и он начал прерывисто втягивать воздух, но отвернуться не могла.