Джонатан Ховард - Иоганн Кабал, детектив [litres]

Кабал не заметил ее реакции. Он следил за секундной стрелкой на карманных часах, затем завел новый, более быстрый напев. Ритуал даст ему всего несколько секунд, чтобы допросить Кэкона, если душа вообще задержится в теле, – насильственная связь может оказаться очень хрупкой.

Веки Кэкона вздрогнули и открылись.

– У-у-у! Прямо в живот! Жилет испорчен, а я ведь только утром его надел. Но не стоит ворчать. – Взгляд зафиксировался на Кабале и почти сфокуссировался. – Приветик, герр Майсснер! Значит, вы меня нашли? Очень-очень хорошо. Я уж подумал – все, старина Кэкон, крышка тебе. Пора на кладбище. В любой миг туда отправишься. Но я не мертв, так ведь? Что мы имеем? Алексей Кэкон – одна штука. Смерть с косой – ноль!

– Кэкон, вы умираете, – резко сказал Кабал, прекрасно понимая, что самые важные секунды уже потеряны.

– Кабал! – мисс Бэрроу от глубокого ужаса перешла к благовоспитанному возмущению подобной грубостью. Она поднесла ладонь ко рту, но Кабал бросил на нее яростный взгляд.

– Что? Как так? – Кэкон попытался оглядеться, но ритуала едва хватало на то, чтобы дать ему возможность снова говорить, а голова оказалась слишком тяжелой для обессилевшей шеи, чтобы он мог ей двигать. – Кто там? – То, что Кабал сказал несколько секунд назад, наконец, дошло, Кэкон взглянул на него, лицо выражало оскорбленное достоинство. – Умираю? Что значит умираю? Я в полном порядке. Я – рабочая лошадка. Просто дайте мне немного отдохнуть, и я снова встану на ноги и буду скакать как кенгуру и пыхать здоровьем!

– Конечно, будете, – Кабал говорил кратко, полагая, что его тон вполне соответствует манерам, которые нужно проявлять у постели умирающего. – А теперь, Кэкон, скажите мне. Это очень срочно. Кто вас заколол?

– Заколол? Пфью! Просто небольшая ранка. Мне и сильнее доставалось.

– Сомневаюсь…

– Просто потерял немного крови. – Кэкон призадумался, а Кабал снова сверился с часами. Его терпение было на исходе. – На самом деле, хорошо так хлестало, вы правы. О. – на смену благодушию пришел ужас осознания. Похоже, Кэкон перескочил с отрицания к пониманию с такой скоростью, что и сам бы возмутился, будь не столь выпотрошен и обескровлен. – О, черт возьми! Теперь я вспомнил! Я умираю!

– Очень даже. Времени у вас мало, герр Кэкон. Прошу, не тратьте его впустую. Так… кто вас заколол?

На лице Кэкона появилась гримаса ужаса.

– Помогите мне!

– Тогда помогите мне. Кто вас заколол?

Взгляд Кэкона метался из стороны в сторону, огонь в глазах начал угасать. Непродолжительный выход на бис подходил к концу.

Кабал схватил его за лацканы и яростно потряс.

– Кэкон, чертов вы идиот! Если не скажете мне, кто на вас напал, они уйдут. Вы этого хотите? Этого?

Кэкон что-то ответил, но слов было не разобрать, а затем голова его повисла.

– Что? – рявкнул Кабал. – Что вы сказали?

Он держал Кэкона, придвинувшись к нему так близко, что ухо оказалось в дюйме от его рта, и внимательно слушал.

Во внезапно повисшей тишине слова Кэкона прозвучали совершенно отчетливо, даже мисс Бэрроу расслышала их со своего места.

– Я ее видел… Я пошел по ее следу, Майсснер.

Кабал удивился бы сильнее, только если бы Кэкон сообщил ему, что его преследовал аллозавр в костюме-двойке и жемчугах.

– Она? Женщина?

Кэкон собрался с силами и произнес:

– Да, женщина. Черт возьми, Майсснер, сейчас не время для того, чтобы изучать и без того очевидные формы именительного падежа женского рода.

Кабала достаточно часто оскорбляли мертвецы, так что он перестал обращать на это внимание.

– Кто она?

– По пятам за вами. Ого, подумал я, что же это, Роветта? Первая любовь? Только не с этой гадюкой! В общем, я срезал путь по переулку, обошел вокруг. Оказался позади, понимаете?

Речь Кэкона стала нечеткой. Кабал знал, что его синапсы работают из последних сил, а ему еще столько всего нужно было узнать.

– Роветта? – поинтересовалась мисс Бэрроу. – Кто такая Роветта?

Кабал бросил на нее исполненный ярости взгляд, но Кэкон все равно ответил.

– Роветта – эт я. Мые имя. Артуро Роветта. Эт я. – Он нахмурился. – Майсснер, приятель, у вас голос стал совсем высоким.

Кабал видел, что Кэкон – или, очевидно, Роветта – достиг той стадии, на которой мозг уже не способен проделывать сложную работу, необходимую для того, чтобы лгать. Истина в смерти.

– Ходил к’угами, к’угами, к’угами, пока не пот’рял её. Решил – а, черт с ним. Пошел в укрытие, а там – оннна… «Пивет!» – сказал я. «Бам!» – кинжал прям в мои потроха. Уже не так болит. Не боит савсем. Темно. Всееее темнеет…

Взгляд Кэкона расплылся – задавать ему вопросы было поздно. Тишину прерывали лишь сиплые вдохи.

– Э, Майсснер, мой стары… ну этот. Знаешь, что? Никогда не… догадаешься…

– Что, Роветта? – голос Кабала звучал очень спокойно. Мисс Бэрроу наблюдала за ним, удивляясь и тревожась от того, насколько мягко и тихо он говорил.

– У меня престраннейшее чувство. Будто я делал это раньше. Дежа вю, верно, сынок? Дежа вю…

А затем Алексей Кэкон – он же Артуро Роветта – умер во второй и последний раз.

Десять минут спустя Кабал сидел на стуле с прямой спинкой, который до этого использовала мисс Бэрроу. Он слышал, как она расхаживает взад-вперед наверху. Когда Кэкон умер, она издала звук – нечто среднее между удивленным «Ах» и всхлипом, – а затем выбежала из комнаты. Холодный и неподвижный Кэкон лежал на полу, накрытый простыней из комода с постельными принадлежностями. Кабал сидел, положив руки со сплетенными пальцами на колени, смотрел на тело и думал. Вымышленное имя, укрытие, преследования, убийство – похоже, он был прав насчет Кэкона все это время – тот был агентом, хотя его настоящее имя оказалось Роветта, а значит, Кабал поместил его не в тот лагерь.

Возникал один вопрос: что Кэкон – Кабал никак не мог назвать его Роветта – делал на борту «Принцессы Гортензии»? Вполне вероятно, что, завершив миссию в Миркарвии, или отслужив там свой срок по контракту, или что еще там делают менее активные шпионы, он возвращался домой. Но эта идея Кабалу не нравилась; в Миркарвии назревала революция, и в интересах Сенцы было иметь как можно больше агентов разведки и агентов-провокаторов на месте – так проще усугублять проблемы противника. Поэтому велика была вероятность, что Кэкон оказался на борту «Принцессы Гортензии» с целью, которая могла быть связана со смертями ДеГарра и Зорука, а могла и не быть.

Кабал закрыл ладонями нос и рот и тяжело вздохнул. Как ученый, он привык приращивать знания за счет разработки гипотезы, затем с помощью экспериментов и очевидных доказательств он строил мост от того места, где находился, туда, куда предположительно вела гипотеза. Порой в гипотезу вкрадывалась ошибка, и мост нельзя было закончить, но даже промах нес в себе пользу. Однако сейчас ему не хватало основ – у него не было гипотезы, которая связала бы все воедино. Отставной инженер, никчемный и наивный студент, изучающий политику, сенцианский секретный агент – все мертвы, а сам Кабал стал жертвой попытки убийства. Он не мог избавиться от мысли, что за всем этим стоит политика, и что каждое убийство, включая покушение, могло иметь разные мотивы, но что дальше?