Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

Джонсон и О’Киффе еще в продолжение некоторого времени не решаются вылезть из-под софы. Наконец, О’Киффе вылезает и делает знак сыщику, чтобы тот последовал его примеру.

Потягиваясь, репортер спрашивает:

— Ну?

Джонсон, дрожащий от волнения, не мог сразу найти нужных слов. Наконец, он заговорил:

— Теперь я понимаю, почему эта проклятая собака так страшно вела себя. И тогда у меня было такое же странное чувство, правда, гораздо менее сильное, чем в этот раз. Ради всего святого, О’Киффе, объясните мне, что все это означает.

— Немного терпения, мой милый, и вы это узнаете.

Джонсон бросился к стене, через которую только что проникал свет, и принялся ее ощупывать и осматривать; он при этом не переставал бормотать, как в лихорадке:

— Все же возможно, что это какой-то трюк. Нет, я не подозреваю вас, О’Киффе, но вас ведь тоже могли провести. Трюк с фонарем…

О’Киффе насмешливо улыбнулся:

— Возможно ли, чтобы свет фонаря проникал сквозь камень и штукатурку? Вы ведь сами видели, что лучи проходили сквозь стену.

Джонсон принужден был согласиться.

— Это уже не первый визит, который делает мне голубой луч, — продолжал репортер. — Ия был бы не прав, если бы сказал, что я очень рад видеть его у себя. Но теперь я получил над ним власть: я смогу заставить его пройти куда и когда хочу. Я стал его господином, и он должен мне повиноваться.

Джонсон недоверчиво посмотрел на него.

— А смогли ли бы вы заставить луч проникнуть в мою комнату?

— Неужели вы снова хотите его увидеть?

— Конечно.

— А когда?

— Хотя бы сегодня вечером.

— Хорошо. Ваше желание будет исполнено. Однако, теперь мне нужно с вами распрощаться, я хочу еще до обеда навестить мисс Кардиф.

О’Киффе достал из ящика письменного стола какой-то сверток и передал его Джонсону со словами:

— Пожалуйста, захватите этот пакет с собой, он нам может пригодиться сегодня вечером.

— В нем, вероятно, находится оружие для борьбы с голубым лучом?

— Да, — серьезно ответил О’Киффе. — Оружие для того, чтобы с ним бороться и победить его.

Они вышли, и уже на улице репортер спросил:

— В котором часу выходит вечерний выпуск «Бритона»?

— Около семи.

— Я вас попрошу послать в редакцию этой газеты заметку о том, что знаменитому сыщику Джонсону удалось найти грабителя, взломавшего прошлой ночью несгораемую кассу мистера О’Киффе. Преступник арестован. У него отобраны выкраденные им деньги и кое- какие важные бумаги, которые теперь хранятся у мистера Джонсона.

— Вас, вероятно, не стоит спрашивать, чего ради я должен стать лгуном?

— Конечно, не стоит, да и это, собственно говоря, совсем не ложь. Вам, ведь, известно, кто меня ограбил, а так как бумаги находятся у меня в кармане, они будут в вашей квартире с того момента, как я к вам приду, т.-е. около семи часов вечера. Пока всего хорошего, до свидания.

И О’Киффе направился к Винифред.

Молодая девушка уже встала с постели, но все же имела утомленный и печальный вид. Она была очень рада приходу О’Киффе и поспешила ему сообщить, что она получила от Джонсона письмо, в котором он ей возвращает полную свободу и сообщает, что полиция за ней больше не следит.

«Он все же джентльмен, — подумал репортер, — и достаточно умен для того, чтобы признать свою ошибку».

Она печально улыбнулась.

— Трудно предположить, что этот год будет для меня счастливым; Аллан все еще в тюрьме.

— Не теряйте мужества, еще несколько дней, и он будет на свободе.

Она судорожно сжала свои маленькие руки.

— У меня такое чувство, что я никогда не испытаю ничего хорошего. Весь свет полон горя и подлости. Скажите, мистер О’Киффе, — она запнулась, — скажите, вы знаете тайну Аллана?

— Да.

— Я все еще не могу прийти в себя от этого открытия. Моя несчастная мать! И подумать, что она бы еще жила, если бы… И почему я как раз в то время была вдали от нее, в Германии? Если бы я была дома, ничего бы не случилось. А мой отец… могу ли я еще называть его отцом… свою собственную жену… нет… это слишком ужасно!

Она закрыла лицо руками и разрыдалась.

О’Киффе поднялся. Ему не сразу удалось подавить желание заключить эту рыдающую девушку в свои объятия и поцелуями осушить ее слезы. Наконец, он овладел собой, назвал себя дураком и начал успокаивающе гладить ее прелестную головку.

— Винифред, моя бедная маленькая девочка, не плачьте так. Попытайтесь забыть всю эту страшную историю. Ваш отец заплатил за свое преступление жизнью. Не думайте больше об этом, думайте лучше о том времени, когда Аллан будет снова свободен, думайте о счастье с ним увидеться и об ожидающих вас счастливых днях.

Она подняла голову и вытерла глаза.

— Вы правы, мистер О’Киффе. Простите мою несдержанность. Я знаю, как вы преданы Аллану.

«О, да. Это верно, — подумал О’Киффе, — но ты никогда не узнаешь, до какой степени я ему предан и как мне чертовски тяжело быть таким преданным другом».

Вслух он сказал:

— Я пожелал вам к новому году много счастья, надеюсь, что мое пожелание исполнится, но теперь я вам должен сообщить одно неприятное известие.

Она побледнела.

— Что случилось?

— Не пугайтесь, дело касается заводов. Мистер Гэй доверил мне несколько важных деловых бумаг. Вчера ночью грабители проникли в мою квартиру, взломали железную кассу, в которой лежали эти бумаги, и унесли их с собой. Я очень огорчен. Мне это крайне неприятно.

— И это все? — Винифред облегченно вздохнула.

— Этого достаточно. Это чрезвычайно важные бумаги. Я должен был сообщить об этом Гэю; но, во- первых, у меня положительно нет ни одной свободной минуты, во-вторых, я знаю, что он не любит, когда его отрывают от работы, а затем, по правде говоря, у меня не хватает мужества рассказать ему об этом. Послушайте, мне бы хотелось, чтобы вы послали за Гэем в половине восьмого не раньше — и просили его прийти сюда. Затем, когда он придет, не сообщая о том, что я вернулся в Лондон, расскажите ему об исчезновении бумаг. Угостите его чаем и постарайтесь во что бы то ни стало удержать его до десяти часов.

Винифред улыбнулась.

— Несмотря на то, что ваши приказания чрезвычайно таинственны, я постараюсь точно выполнить их; ровно в половине восьмого я пошлю за мистером Гэем и не отпущу его раньше десяти часов.

— Прекрасно, вы поистине исключительная женщина. Всякая другая на вашем месте забросала бы меня вопросами: для чего, как, где, когда, почему? Право, можно позавидовать Аллану.

Распрощавшись с Винифред, О’Киффе отправился на завод, в лабораторию Крэйна.

— Не случилось ли чего-нибудь нового, товарищ взломщик?

— Ничего, — ответил, улыбаясь, Крэйн. — Я прочел в газете сообщение о взломе твоей кассы. Эта заметка произвела потрясающее впечатление на Гэя.