Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

О’Киффе лениво потянулся и зевнул.

— Почему вы мешаете мне спать? Право, я заслужил отдых.

И он принялся за свой завтрак, наслаждаясь явным нетерпением своего собеседника.

— Какая прекрасная погода! — сказал он с лукавым злорадством. — Для меня не может быть ничего лучше такого солнечного зимнего дня.

— Ну, его к черту, ваш зимний день! — проворчал сыщик. — Меня ни капельки не интересуют ваши рассуждения о красотах природы. Разъясните мне лучше, что означает все случившееся вчера. Я не мог закрыть глаз до самого утра. Что общего между башней на заводе Кардифа и голубыми лучами? Отвечайте.

О’Киффе пил чай и улыбался.

— Не будьте нетерпеливы, Джонсон. Все в свое время. Приходите сегодня вечером в 8 часов в башню к Джону Гэю. Там вы все узнаете. Но приходите туда один и никому не рассказывайте об этом.

— Послушайте, О’Киффе… — начал сыщик.

Но репортер перебил его:

— Вы ничего не узнаете от меня, Джонсон, даже в том случае, если будете спрашивать до второго пришествия. А теперь мне пора вставать.

Через час О’Киффе направился на «Штранд».

Репортер был в очень странном настроении. Он должен был бы торжествовать и гордиться тем, что его теория оказалась правильной, а между тем он не мог отогнать от себя чувства глубокой грусти.

Он пошел к главному редактору.

— Завтра я приступаю к работе. Мне надоело быть сыщиком.

В голубых глазах редактора вспыхнул злорадный огонек.

— Вы потерпели неудачу? — спросил редактор.

— Нет, напротив, но, пожалуй, было бы лучше, если бы я потерпел неудачу. Да, жизнь — сложная штука.

— Неужели вам это в первый раз приходит в голову? А, ведь, вы репортер. Я очень рад, что вы взялись за ум. Мы теперь будем завалены работой. Нужно повести кампанию против дурного обращения с заключенными.

О’Киффе казалось, что время тянется томительно долго; он бесцельно бродил по улицам, затем, возвратясь домой, взял книгу, но читать не мог, не переставая курил и ежеминутно посматривал на часы.

Около семи часов он подошел к заводу Кардифа. Было совершенно темно, началась оттепель, моросил дождь.

О’Киффе обошел башню. На одной стороне он заметил пожарную лестницу. Он огляделся по сторонам, никого не было видно. Тяжело вздохнув, он начал взбираться по лестнице. Очутившись на высоте большого окна, он вынул алмаз, вырезал стекло и влез в комнату. В комнате было совершенно темно. О’Киффе зажег карманный фонарик и стал осторожно осматривать комнату. В одном углу вырисовывался силуэт громадной машины, вдоль стен стояли различные машины и аппараты странной формы. О’Киффе подошел к письменному столу.

— Я ничем не рискую, — стараясь успокоиться, шептал он. — Ведь, Гэй ждет меня внизу.

Он вынул из кармана несколько бумаг и положил их в средний ящик письменного стола. Потом осмотрелся. Сразу было видно, что здесь работал гениальный человек. Он вздрогнул, когда заметил, что думает о Гэе, как будто его уже не существует. И для чего только он занялся этим делом? Кто дал ему право судить других людей? Разве ему известны побуждения, заставляющие действовать так, а не иначе, людей, отдающих всю жизнь одной идее? Им овладело чувство глубокой печали. Потом он взял себя в руки и сердито проворчал: «Иначе я не мог поступить». Он вылез в окно и стал спускаться по лестнице. Холодный дождь хлестал ему в лицо. В половине восьмого он вошел в комнату Гэя. Гэй сидел около письменного стола и, видимо, ждал его. У него был утомленный и взволнованный вид, глаза лихорадочно блестели. Он поздоровался с О’Киффе и придвинул ему кресло.

— Простите, что я немного опоздал, — сказал репортер. — Но я все же сдержал свое обещание.

Гэй протянул свою руку.

— Нет, здесь у меня нет бумаг. Они находятся в том месте, откуда их похитили.

— Где?

— В среднем ящике вашего письменного стола.

Гэй удивленно взглянул на него и поспешно открыл ящик.

— Не в этом столе, а в том, который находится в башне.

Гэй побледнел и спросил хриплым голосом:

— Откуда вы знаете, что бумаги похищены именно оттуда? И каким образом вам удалось положить их обратно? Ведь, только у меня имеется ключ от башни.

— Я вам объясню это позднее. Мне нужно с вами серьезно поговорить. Пойдем в башню.

— Мне очень жаль, но это невозможно, — ответил Гэй.

О’Киффе поднялся и сказал, подчеркивая каждое слово:

— Мистер Гэй, разрешите мне приветствовать в вас величайшего изобретателя нашего времени, сумевшего разрешить задачу посылки электрического тока без проводов сквозь каменные стены.

Гэй вскочил и со стоном опустился в кресло. Взглянув затуманенными глазами на репортера, он сказал изменившимся голосом:

— Вам удалось расшифровать мои бумаги?

— Нет. Однако, я принужден вас вторично просить пойти со мной на башню.

Слова О’Киффе звучали, как приказание. Он не спускал глаз с Гэя. Гэй посмотрел на него полным отчаяния взглядом, затем поднялся и безмолвно пошел вперед. Когда они пришли в башню, Гэй подошел к письменному столу, открыл средний ящик и достал оттуда бумаги. Он просмотрел их, медленно поднялся и вопросительно взглянул на О’Киффе.

Репортер тоже посмотрел на него и спокойно сказал:

— Мистер Джон Мак Кеннан…

Гэй с криком ярости вскочил и сжал кулаки. Потом он внезапно остановился, его руки опустились и он беззвучно спросил:

— Вам известно также и это?

— Да, я знаю все. Садитесь пожалуйста, мистер Мак Кеннан. Я знаю, что это для вас — ужасный час, в который старые, давно забытые призраки подымаются из своих могил. Не смотрите на меня, как на врага. Судьба сделала меня вашим противником, но не забывайте, что я тоже ирландец.

— Что вы знаете еще? — хрипло спросил Мак- Кеннан.

— Я знаю, что вы послали те голубые лучи, которые убили Кардифа и Лока.

Мак Кеннан предстал теперь перед О’Киффе в своем настоящем виде. Это был уже не тот озабоченный, нервный человек, который несколько мгновений тому назад сидел у письменного стола. Нет, перед О’Киффе стоял теперь человек с огромной силой воли, способный увлечь за собой народные массы, вождь, человек, прекрасно понимающий, что означает нести ответственность, и не отказывающийся ее нести. Его добрые серые глаза не опустились перед взглядом О’Киффе; низкий, приятный голос звучал спокойно, когда Мак Кеннан заговорил:

— Да, я убил этих людей, я этого не отрицаю, но поверьте мне, О’Киффе, это было не убийство, а акт правосудия. Оба они были изменниками в истинном смысле этого слова, предателями. А один из них, Кардиф, был еще предателем своей родины, той страны, которая также является и моей и вашей родиной.

— Да, я убил их обоих и не раскаиваюсь. Я знаю, что ваше человеческое правосудие назовет меня убий- цей. Истинное правосудие, правосудие грядущего, оправдает меня.