Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

О’Киффе, пораженный происшедшей в Гэе переменой, не спускал с него глаз.

Понизив голос, он спросил:

— Почему вы это сделали?

— Это длинная и довольно некрасивая история, мистер О’Киффе. Стоит ли ее рассказывать?

— Да, я хочу узнать, почему человек, которого я уважаю и которым восхищаюсь, совершил нечто такое, что большинство людей считает преступлением.

Мак Кеннан присел к письменному столу. Он достал из кармана трубку и закурил. О’Киффе, взволнованный до глубины души, был поражен его спокойствием.

Спустя несколько минут, Мак Кеннан начал свой рассказ:

— Вы, вероятно, знаете, что Кардиф был ирландцем.

О’Киффе утвердительно кивнул головой.

— Но вряд ли вам известно, что он в былое время был горячим патриотом, синфайнером.

— Кардиф?

— Да, он принадлежал к числу самых видных членов нашей партии и входил в состав нашего центрального комитета. Вы, как ирландец, поймете, что это значит.

О’Киффе молчал, не находя слов от изумления.

— Для Ирландии наступили ужасные годы. — Бледное лицо Мак Кеннана покраснело, глаза его загорелись пламенем, жаждой борьбы и мести. — Английский народ, английские массы не знают, что там творилось. С ирландцами обращались, как с дикими зверьми. Жестокость наших угнетателей не имела границ: самые лучшие из нас пали жертвой это бессмысленной тирании. Отчаяние черным покровом окутало наш остров. Я еще не могу спокойно об этом говорить, все это еще слишком живо во мне. Мы решили взорвать Дублин-Кэстль. Это должно было быть местью за наших убитых и вместе с тем должно было послужить предупреждением нашим палачам. Я набросал план действий, и мне было поручено его выполнить.

И вот, в одну темную весеннюю ночь ко мне прибежал один из моих друзей и сообщил, что на нас донесли. Но кто донес? Нам не удалось этого установить с достоверностью. Хотя долгое время говорили о том, что это было делом рук Кардифа.

К счастью, властям сообщили только мое имя. Мне удалось бежать этой же ночью на рыбачьей лодке. Я поехал в Лондон и поселился здесь, под чужим именем, понятно. Так как я считал Кардифа одним из наших, — я только впоследствии узнал о том, что ему приписывала молва, — я разыскал его. Он мне предложил место на своих заводах и обещал хранить мою тайну. Он знал о том, что я способный инженер, и надеялся разбогатеть, благодаря моим изобретениям. Что мне оставалось делать? Я почти лишился рассудка вследствие неудачи, постигшей наше дело, да и, кроме того, у меня не было друзей, не было средств к существованию. Кардиф заставил меня подписать условие, по которому все мои изобретения должны были принадлежать ему. Я подписал это условие. Я совершенно не жалел тех своих открытий, которые могли быть применены на заводе.

День и ночь меня преследовала одна мысль: найти такую силу, с помощью которой я мог бы освободить свою родину и содействовать освобождению не только моей страны, но и всех других стран. Сила, которую я стремился открыть, казалась мне чем-то сверхъестественным, оружием, которое будет мне дано для того, чтобы помочь всем обездоленным и эксплуатируемым. Как много ночей провел я в этой комнате, занимаясь изысканиями, вычислениями, экспериментами! Я не знал усталости, что-то подгоняло меня. И в мечтах я видел новый, счастливый мир, созданный благодаря этой еще неведомой силе.

И вот, однажды ночью, — как хорошо я помню эту чудесную летнюю ночь! — я нашел то, что искал. Мой последний опыт подтвердил правильность моих расчетов.

— Голубой луч.

Мак Кеннан горько усмехнулся.

— Да, голубой луч.

— А что представляет собой голубой луч?

— Я постараюсь объяснить вам это в нескольких словах, хотя это будет нелегко. О'Киффе, я открываю вам тайну, в которую, кроме вас, был посвящен еще только один человек и который уже не может говорить потому, что он мертв. Я открываю вам тайну не потому, что вы одержали верх надо мной, а потому, что я вас всегда уважал и любил даже в то время, когда мы были противниками.

Повинуясь внезапному импульсу, репортер пожал холодную сильную руку своего собеседника.

— Спасибо, Мак Кеннан.

— Вы знаете, О’Киффе, — продолжал Мак Кеннан, — наука в прежнее время утверждала, что материю можно разложить на молекулы и атомы. Благодаря действию катодных лучей удалось получить более мелкие частицы, были открыты ионы; вы, вероятно, знакомы с теорией ионов, с учением об электротоках. Моя задача заключалась в том, чтобы освободить скрытые в материи электроны. Это был твердый орех, однако, мне удалось его раскусить. Менее сложной задачей было устройство аппарата, который, концентрируя эти электроны, создавал бы колоссальную силу и передавал ее на большие расстояния.

Мак Кеннан указал рукой на лежавшие на столе бумаги.

— Мои вычисления записаны на этих бумагах. Удивляет ли вас еще, что я так стремился получить их обратно? Но не будем уклоняться в сторону. Голубые лучи — это электроны, которые при помощи химического процесса освобождены из материи. Будучи сконцентрированы этим аппаратом, они образуют необычайную силу; их кинетическая энергия превосходит все, что нам до сих пор известно. Электрический ток, который я могу получить при помощи этих освобожденных электронов, не знает никаких препятствий, он проникает сквозь железо и камень.

Он остановился и снова набил свою потухшую трубку.

— Сделавшись обладателем такой силы, — продолжал Мак Кеннан, — я был как бы вездесущим. Для меня не было ничего скрытого. Но это еще было не то, к чему я стремился. Я установил, что полученные мною электрические лучи, концентрируясь в одном каком- нибудь пункте, обладают способностью разрушать органическую жизнь и расплавлять металлы. Вам это ясно?

— Не совсем, — скромно сознался О’Киффе.

— Представьте себе зажигательное зеркало. Солнечные лучи концентрируются в нем, как в фокусе. Так вот, мой аппарат есть не что иное, как огромное зажигательное зеркало, с той только разницей, что в нем концентрируются не солнечные лучи, а освобожденные из материи электроны.

— Я начинаю понимать, — бормотал О’Киффе, мысли которого все еще не совсем прояснились. У него разболелась голова и ему казалось, что он вот-вот задохнется. Он вскочил со своего места, подошел к окну, открыл его и с наслаждением вдохнул свежий морозный воздух.

Мак Кеннан с улыбкой следил за ним.

— Вы ошеломлены, не правда ли? Можете себе представить, что означало для меня мое открытие, — Мак Кеннан остановился. Затем, задумчиво, как будто обращаясь к самому себе, он продолжал:

— Мне теперь 38 лет. Но еще в то время, когда я был юношей, еще тогда я лелеял одну единственную мечту: быть полезным человечеству, защищать угнетенных, слабых, беспомощных, всех тех, кого эксплуатируют и кто не имеет силы бороться за свои права. Я никогда не мог забыть те ужасы, свидетелем которых мне пришлось быть в детстве. Всю свою жизнь я посвятил Ирландии и человечеству.