Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

Маннистер назвал свою гостиницу.

— Но я пробуду здесь не больше недели, — добавил он, — а затем я поеду домой, на ферму в Южной Дакоте.

— В Южной Дакоте! Я в конце месяца буду неподалеку оттуда, в Миннесоте. Может быть мы встретимся там. До свидания.

Маннистер не предчувствовал, при каких странных обстоятельствах должна была осуществиться эта встреча.

Он сел в поезд, шедший по направлению к Боуэри.

Проходя по жалким улицам рабочих кварталов, он вспомнил о своем недавнем впечатлении от аристократических лиц. Нью-Йорк — богатейший в мире город! Теперь же, глядя на эти узкие, грязные переулки, на неряшливых женщин и грязных детей, вдыхая тяжелую уличную вонь, он подумал: Нью-Йорк — самый жалкий, самый бедный в мире город.

Он смутно сознавал, что этот Нью-Йорк непременно должен быть таким для того, чтобы мог существовать тот, другой Нью-Йорк, залитый светом и золотом. Он подумал об эликсире молодости и совершенства и вспомнил, что в элегантном квартале он не встретил ни одной старухи. Проезжавшие в автомобилях и шедшие пешком ему навстречу дамы производили впечатление молоденьких девушек. Зато здесь! Женщины с младенцами на руках казались плохо сохранившимися сорока и пятидесятилетними старухами, с ввалившимися щеками, грустными глазами, почти беззубыми. Не было юношеской свежести даже на лицах молодых девушек. Маннистер шел в глубоком раздумье. Его охватило смутное сознание своей виновности. «Я не имел никакого права на целых шесть лет уйти от мира и его задач, — думал он: — Конечно, я был еще молод и неопытен, когда отправился в путешествие, но я уже понимал всю несправедливость нашего общественного строя». Он вспомнил об университете, о профессоре, который был уволен за слишком «радикальные» взгляды. Тогда Маннистер был единственным, протестовавшим против этого постановления. Он обошел всех членов совета и, несомненно, был бы исключен, если бы за него не вступился его дядя Генри Брайт, который имел некоторое влияние в совете. Затем он увлекся предстоявшей экспедицией и приключениями и, несмотря на все страдания, лишения и неудачи, провел шесть счастливых лет.

Последнее время, однако, его все больше и больше тянуло домой к отцу, в Америку. И вот, наконец, он вернулся — отца нет в живых, Америка… Да, он поступил нехорошо, он не вложил своей доли труда в дело раскрепощения человечества. Какой смысл имеет открытие северного полюса, если в мире есть такие улицы, как Боуэри. Он вспомнил вдруг свое столкновение с сыщиком и улыбнулся. Как тот обалдел, когда кулак Маннистера пришел в соприкосновение с его подбородком. Фрэд Маннистер радостно ощутил в себе физическую силу. Он предвидел, что она пригодится ему в предстоящей борьбе с Америкой богачей и шпиков.

О’Кийфа он не застал, но в оставленной записке О’Кийф просил Маннистера ждать его к четырем часам у себя в гостинице.

Маннистер, усталый и раздосадованный, поехал домой.

По дороге он встретил отряд Армии Спасения; впереди шли две молодые девушки с тамбуринами, певшие хорал. Никто не замечал их. Остановился на минуту только один Маннистер. Тогда к нему подошла одна из девушек и сладким голосом спросила его:

— Хотите спасти свою душу, брат мой? Идите к Иисусу: Иисус протягивает вам руки с креста.

Затем она сунула ему в руку какой-то листок. На одной стороне переливалась золотыми буквами надпись: «Приди к Иисусу», а на другой: «Иисус любит тебя. Любит тебя так, что хочет дать тебе счастье не только за гробом, но и в этом мире. Но что такое счастье? — Молодость и красота. Хочешь быть вечно молодым и красивым? — Покупай «Эмс». Требуй в любом аптекарском магазине. Флакон — 75 долларов!»

Глубокой синевой сияет и переливается под сверкающим небом Караибское море. Теплый ветер подхватывает ароматы на бесчисленных больших и малых островах и разносит их далеко кругом. Пестрые цветы наряжают острова в яркие краски, пряные растения струят тяжелые благоухания; очарование, восхитительная многокрасочность, буйная жизнь царят в этом земном раю.

Два маленьких островка лежат в стороне от морского пути; ни один из совершающих регулярные рейсы пароходов не заходит в их гавань. И если, время от времени, в бухте показываются грузовые пароходы, то развевающийся на них незнакомый флаг говорит о том, что это частновладельческие суда. Они стоят там некоторое время на якоре, потом снова уходят. Ни одно встречное судно не знает, откуда и куда они идут.

Когда-то оба острова были связаны узким перешейком, однако последний был срыт, и теперь острова соединяет широкий подъемный мост. Последний обыкновенно поднят, тем не менее с обеих сторон всегда стоит вооруженная охрана, и всякий желающий перейти мост должен предъявлять пропуск.

На большем из этих островов высится огромное здание, напоминающее внешним видом современную фабрику: большие залы с широкими окнами, через которые доносится гул машин, высокие, вздымающиеся к нему трубы. Фабрика тоже окружена охраной: здоровенными молодцами зверского вида с револьверами и резиновыми нагайками за поясом.

Восточная часть острова представляет собою маленький, обсаженный великолепными деревьями, холмик. Здесь посреди большого парка стоит снежно-белая, вся увитая розами, вилла. Ее тоже охраняют два караульных.

Весь остальной остров усеян разного размера хижинами и производит впечатление маленького поселка. Магазинов, однако, здесь нет. Один единственный большой товарный склад по-видимому удовлетворяет все потребности населения. На улицах почти не видно женщин, и, что особенно странно, — на всем острове не встретишь ни одного ребенка.

Измученные люди, с каким-то серо-белым цветом лица и с безнадежно устремленными в пространство взорами, едва передвигают ноги. Рабочее время на большой фабрике ограничено пятью часами в день, однако возвращаются домой рабочие с таким изможденным видом, словно они работали десять часов или еще больше. Они вваливаются в дом, торопливо и без аппетита проглатывают свой обед и бросаются на постель, чтобы в тяжелом свинцовом сне пролежать до следующего утра.

Этот остров не упоминается ни в одном учебнике географии. Несколько лет тому назад один приезжий назвал его Адским островом, и это прозвище осталось за ним в устах обитателей.

На меньшем острове стоит одно единственное каменное здание. Вдоль берега тянется огромное кладбище, своеобразное кладбище, на могильных плитах которого нет имен. Безыменные мертвецы покоятся под пальмовыми и перечными деревьями; синие волны тихо плещутся о прибрежные холмы.

Берега этого острова тоже охраняются, но караульных здесь меньше, чем по ту сторону моста.