А. Риддл - Геном [litres]

– Я слышала, что Япония и Германия были во Второй мировой войне союзниками.

– Союзниками они стали позже. До начала войны отношения Германии с Японией были довольно натянутыми. В Первой мировой войне Япония выступала на стороне Британии и вела боевые действия против немецких войск в Азии, захватив все немецкие территории. Япония также подписала Версальский договор, сваливший всю вину за развязывание войны на Германию. Однако через полгода после падения Нанкина и Шанхая Германия сменила свои союзнические предпочтения, отозвала советников и прекратила военную помощь Китаю.

Лин все еще рассматривала фигуры самца и самки оленей.

– Как бы то ни было, когда мы прибыли в Гонконг, Японо-китайская война тянулась на китайской территории уже несколько лет. Родители полагали, что японцы не станут нападать на британцев и распылять свои силы, Китай сам по себе – большой кусок военной добычи. У мамы были родные в Гонконге, британские войска охраняли город, они с папой думали, что там для нас будет безопаснее, что британцы ни за что не оставят город, а если это произойдет, его немедленно отобьют китайцы. Разумные предположения… Они не сбылись ни по одному из пунктов.

Лин оттерла сажу с пальцев, как оттирают засохшую кровь.

– Через пять месяцев после нашего приезда, 7 декабря 1941 года, японцы атаковали Перл-Харбор. На следующий день началось вторжение в Гонконг. Британские и канадские войска вели бой восемнадцать дней, однако противник превосходил их в численности и окружил гарнизон. Нас день и ночь бомбили с воздуха, штурмовали на суше, обстреливали из орудий с моря. Последние остатки гарнизона капитулировали в день Рождества. Мы назвали его Черным Рождеством. Оккупация была… бесчеловечной. Нас морили голодом, пытали, а некоторых грузили на грузовики и баржи и угоняли на подневольные работы. До нападения японцев в Гонконге проживали 1,6 миллиона человек. Когда война закончилась и в 1945 году туда вернулись англичане, в городе осталось не более 600 000 жителей. Целый миллион погибших и угнанных в рабство. Почти двое из каждых трех. Моя мать – в их числе.

Лин принялась стирать изображение черного самца оленя.

– Когда мой дядя в 1946 году привез меня в Германию, моего отца невозможно было узнать. От него осталась одна видимость. Он винил себя за смерть моей матери, за ошибочное решение и неправильный выбор места для бегства. Видимо, война его тоже изломала. А меня уж точно. Прошло всего пять лет, а я уже распрощалась с детством. Я перестала быть ребенком, когда… – Лин обвела взглядом пещеру, – когда он сказал мне о предстоящем отъезде в этом месте, в этой пещере, этом проходе. Именно здесь закончилось мое детство.

Пейтон хотела обнять мать, но не решилась. Лин Шоу открыла тайну, которую чересчур долго носила в себе, и теперь ей требовалось побыть наедине с собой.

– После войны отец только и думал что о «Зеркале», – продолжала Лин. – Он видел в нем свое искупление, свой долг. Наши отношения не напоминали отношения отца и дочери; мы скорее походили на партнеров, занятых общим великим делом. Мы видели, каким зловещим и мрачным способен быть мир, и решили положить этому конец – раз и навсегда.

Самец оленя исчез, пальцы Лин опять покрылись сажей. Она достала из рюкзака тряпку и принялась их вытирать.

– Вот что нас и всех, кто работал в «Китионе» в то время, связывало. В Сталинграде Юрий пережил то же самое, что я в Гонконге, только в еще более страшных масштабах. Мы рассказали друг другу историю своей жизни и, по крайней мере, в то время видели будущее мира одинаково, посвятили себя одному и тому же делу. Твой отец тоже потерял родителей на войне. Пережив то, что он пережил… человек сильно меняется. Он просто вынужден меняться, чтобы не умереть. Однако некоторым из нас вроде Юрия достались более глубокие раны. Юрий способен на такое, чего я себе даже представить не могла.

Лин провела пальцем по месту на стене пещеры, где раньше был олененок.

– Что бы сейчас ни случилось, обещай мне остановить Юрия – любой ценой.

Пейтон внимательно посмотрела на мать.

– Что ты имеешь в виду? Что может случиться?

– Как я уже сказала, в этой пещере оборвалось мое детство. Моя жизнь стала мрачной и тяжелой. Я считаю, что у папы была еще одна причина, чтобы прятать инвентарный список именно здесь. Он подает сигнал, что в моей жизни наступит новая перемена. Меня опять ждут мрак и трудности. Мне придется сделать тяжкий выбор – такой же, какой сделал он сам. И никто не гарантирует, что выбор окажется правильным.

Лин надавила пальцами на стену, та поддалась, посыпались хлопья штукатурки. Глаза Пейтон расширились, она поняла, что стена состояла всего лишь из слоя штукатурки, прикрывавшего пробку из пенопласта. Лин вытащила пробку, достала из рюкзака складной нож и срезала пенопласт, обнажив запечатанную пластмассовую шкатулку.

С легким щелчком Лин открыла ее. Внутри лежала стопка бумажных листов.

– Я постараюсь защитить тебя, Пейтон, так же, как мой отец защищал меня. Но доводить дело до конца, возможно, придется тебе.

Пейтон взглянула на размазанные линии рисунка, на стертое изображение самца оленя, на зияющую рану в детской душе, из которой хлынули наружу отцовские тайны. Самка оленя, нарисованная так много лет назад, смотрела на нее глазами матери.

– Обещай, Пейтон.

– Обещаю.

Дезмонд не заметил момент перемены, но в его душе определенно что-то произошло. Словно кончилась затянувшаяся зима, и резко наступила оттепель. Все казалось новым, вызывало радость. Он полюбил совещания в «Phaethon Genetics», особенно когда на них присутствовала Эйвери. Под разными предлогами присоединялся к проектам, в которых она участвовала, думал о ней в промежутках между личными встречами.

Юрий часто задавал вопросы о Лин Шоу. Дезмонд всегда отвечал односложно: «Ничего подозрительного».

Однажды утром, явившись на совещание в «Rendition Games», он обнаружил, что устройство, разработке которого он посвятил десять лет, наконец заработало. Он и Юрий отметили это событие у Дезмонда дома. Коннера тоже пригласили. Они ощущали себя первопроходцами, высадившимися на берегу неизвестной планеты. Им все было по плечу, они только что решили, казалось бы, нерешаемую задачу. Однако вскоре выяснилось, что работа отнюдь не закончена.

– Как собираешься проводить испытания? – спросил Юрий.

Об этом Дезмонд еще не думал. Он был одержим одной мыслью – заставить программу работать.

– Пока не знаю. Может, начнем с опытов на животных, на приматах. Получится – перейдем к опытам с людьми, объявим набор добровольцев…

– И как ты им объяснишь, чем мы занимаемся?

– Ну-у, проводим эксперимент…