Жан-Габриэль Косс - Цветные карандаши [litres]

– Но зачем было ее поджигать?

– Приказ был – забрать все ее каляки-маляки. Но девочка рисовала на всем, даже на стенах своей комнаты. Им надо было уничтожить цвет, и ничего другого, кроме как поджечь квартиру, им не оставалось.

– А почему они не хотели, чтобы вернулся розовый цвет?

– Понятия не имею. Но им точно зачем-то это надо.

– Но у них ничего не выйдет! Он теперь везде.

– Это только начало, приятель. Если девчонка способна с твоими карандашами вернуть другие цвета – она в опасности. И ты тоже.

– Но кто сказал, что она сможет это сделать? И потом, все карандаши уже превратились в целлюлозу.

Момо остановил мотороллер у безлюдной автобусной остановки и открыл свой чемоданчик из серебристого металла.

– Кроме этого. – Хитро прищурившись, радостный Момо извлек оттуда заботливо укутанный в пузырчатую пленку клюзелевский карандаш. – Когда твой бывший начальник мне его дал, он был красным.

Артюр внимательно разглядывал темно-серый карандаш. Это недавний «Гастон Клюзель» – судя по тому, что логотип немного тоньше; Клюзель решил хоть на золотой краске выгадать.

– Где девочка? – спросил Момо.

– А ты откуда все это знаешь? – Артюр насторожился.

Момо ответил не сразу:

– Я иногда доставляю что-нибудь для Жильбера. Пожалуйста, передай ей карандаш. Может быть, она сумеет вернуть красный цвет.

– А тебя-то это каким боком касается?

– Ты поверишь мне, если я скажу, что мне недостает красок? И, если я могу хоть раз в жизни сделать что-то хорошее…

– Ты уже спалился, Жильбер тебя видел.

– Да пошел он… Я все равно уже лет десять подумываю вернуться домой. А теперь мне уж точно придется это сделать. И потом, видел бы ты, какие el wardas готовит моя сестра…

– Эль что?

– Розовые миндальные пирожные. Просто хочется плакать от счастья. А теперь давай побыстрее, пока они тебя не нашли.

– Я подумаю, – все еще осторожничая, ответил Артюр и спрятал карандаш во внутренний карман.

Он сел в подкативший к остановке автобус, проверив, уехал ли Момо в противоположном направлении.

Артюр заметил порхающую бабочку. Кажется, это ночная бабочка. Она села на спинку сиденья впереди, продолжая взмахивать большими крыльями, словно хотела стряхнуть с них сероватый налет.

Из новостной ленты сайта газеты lemonde.fr

80 % французов положительно относятся к тому, чтобы Эйфелеву башню перекрасили в розовый цвет.

Выступления Шарлотты по радио с каждым днем привлекали все больше слушателей. Иногда по утрам ее охватывал страх, она уже просто не знала, о чем говорить. К счастью, она получала все больше и больше писем от страстных любителей цвета. Сильвия их разбирала и читала ей вслух наиболее интересные. Один из радиослушателей поделился с ней особенно сочной информацией, вот об этом она и рассказала в сегодняшней передаче.

Любопытная связь существует между розовым цветом и женщинами, оставившими след в жизни Джона Фицджеральда Кеннеди. Джона нашли не в капусте, он зародился в сердце Розы – это имя носила его мать, воспитавшая его так, чтобы он стал лидером.

В 1962 году, когда Мэрилин Монро в невероятном обтягивающем платье спела «Happy Birthday, Mr President» [13], слово «rose» стало для него анаграммой слова «Eros» – Эрос.

Годом позже, в Далласе, розовый цвет шляпки, подобранной в тон костюму от Шанель, который был на его жене Джеки, оказался последним, какой он увидел на заднем сиденье своей открытой машины. Под пулями розовый цвет превратился в красный.

Позже был выведен сорт розы под названием «Джон Ф. Кеннеди». Она постоянно цветет на его могиле.

До завтра, дорогие радиослушатели.

Телефон Шарлотты завибрировал.

– Где ваша дочь?

Шарлотта сразу узнала голос Артюра.

– В школе, а что? – ответила она отчасти подозрительно, отчасти недоумевая.

– Надо быстро ехать за ней! Вы просили меня найти другие ультрацветные карандаши – один у меня есть. Встречаемся в резиденции.

Настал наконец самый подходящий день, для того чтобы откупорить бутылку одного из любимых вин Люсьена. Она смирно ждала в его личном погребе, благоразумно устроенном у него под кроватью.

С шумным бульканьем вылетела пробка, которой ее закупорили в винодельческом хозяйстве – Па-д’Эскалетт, АОС, Террас дю Ларзак, 2015 год. Исключительно удачный был год. Люсьен чокнулся с Пьереттой, Симоной и Шарлоттой. Артюру пришлось довольствоваться стаканом розового лимонада под рассказ Пьеретты, которая упоенно описывала одежду вина – насыщенного цвета с оттенками рубина и вишни.

Люсьен и Шарлотта только что вернулись со стадиона «Парк де Пренс», где смотрели первые минуты матча чемпионата между клубами «Пари Сен-Жермен» и «Марсель». Они вышли на станции «Порт-де-Сен-Клу» не меньше чем за час до начала встречи. Люсьену, с его бессрочным пропуском FIFA , удалось найти два места на президентской трибуне. Но главное – ему удалось беспрепятственно пробраться в самую сердцевину стадиона – в раздевалки. Он пошел поздороваться с арбитром, по происхождению англичанином, который как раз одевался. Очень гордый тем, что молодой коллега его узнал, он сел рядом с этим человеком, в подштанниках выглядевшим несколько тщедушным. Судья смотрелся смугловатым с его легким полевым загаром и серой кожей более темного оттенка на руках и ногах. На торсе выделялись несколько розовых пятен – должно быть, экзема. Похоже, перед матчем, который ему предстояло судить, он не испытывал ни малейшего стресса и, когда Люсьен позволил себе дать ему несколько советов, с легким английским акцентом ответил: «Благослови тебя Господь своей небесной рукой за твою мудрость».

– Я надеюсь, что ты с честью будешь носить эту майку, – заключил Люсьен, протягивая ему черное поло арбитра, легко узнаваемое по двум нагрудным карманам.

Шарлотта обожала бывать с отцом на футбольных стадионах. Ни один болельщик не способен был ликовать так, как она. Шарлотта испытывала такое чувство, словно присутствовала на концерте филармонического оркестра, в котором пятьдесят тысяч музыкантов и у которого двадцать два дирижера. Музыканты, не сводя глаз с вышедших на поле маэстро, исполняли свои партии, состоящие из рева, завываний, пауз, аплодисментов, оваций, восторженных воплей. По характеру этих звуков, по тому, откуда они доносились, насколько усиливались или слабели, Шарлотта сразу понимала, забила команда гол, промазала или допустила ошибку.

По нарастающему шуму Шарлотта определила, что игроки следом за тремя арбитрами только что вышли на поле.

Полевой арбитр никогда не видел столько телекамер. Эта встреча всегда делала сборы. Теперь он почувствовал нарастающее беспокойство, и ему вспомнились слова Люсьена: