Жан-Габриэль Косс - Цветные карандаши [litres]

Оба водителя выбрались из машин, тот и другой вели себя крайне любезно. Один извинился за то, что затормозил. Другой – за то, что этого не сделал. И оба успокоились, увидев, что девушки не пострадали. Аджай постучал в заднее стекло, предлагая им выйти, но они только показывали через окно видео на экранах своих телефонов, где футбольный арбитр держал в руке прямоугольную карточку красного цвета.

Второй водитель тут же потерял сознание. Аджай едва успел подхватить его, чтобы он не рухнул на асфальт.

Обитатели резиденции закончили обедать. Пьеретта убирала со стола, радуясь тому, что ее фаршированные помидоры, запеченные с рисом, понравились всем, и особенно сегодняшним гостям – Луизе, Шарлотте и Артюру.

Люсьен, в старой розовой рубашке с потертыми рукавами, подошел к внучке, которая рисовала, лежа на животе на полу, под благосклонным взглядом Симоны.

Луиза закрашивала круг своим ализариновым красным карандашом, болтая ножками, смахивавшими на усики креветки.

– Мне бы так хотелось нарисовать желтое солнце, – вздохнула она.

– А ты слышала про такую далекую-далекую страну, которая называется Япония? – улыбаясь, спросила Симона, ей вспомнились дальневосточные гастроли с настоящей звездой – Патрисией Каас. – Знаешь, в какой цвет дети там раскрашивают солнце?

– В красный?

– Да. Восходящее солнце – красное.

– Я обожаю красную одежду, – подхватила Шарлотта, которая подошла к дочке, ориентируясь по голосу, и гладила ее по голове.

Артюра удивило, что Шарлотта может предпочитать какой-нибудь цвет.

– Он хорошо на меня действует. Когда я оказываюсь в красной комнате, я могу воспринимать энергию, позитивное тепло.

– Так говорят ведь, что во многих культурах он считается самым красивым цветом? – заинтересовался Люсьен.

– Да, например, в русском языке «красный» и «красивый» – синонимы, и надо бы площадь в Москве называть не Красной, а Прекрасной площадью. Это ошибка перевода.

– А знакома ли тебе вот эта цитата из Дидро? – спросил Люсьен и прибавил: – «Самый прекрасный цвет на свете – это алый румянец, которым невинность, юность, здоровье, скромность и стыдливость окрашивают девичьи щеки».

– Это чудесно! Хочешь, обсудим этот красный цвет? – спросила Шарлотта, ущипнув дочку за щеку.

– Да, только мне очень-очень хочется, чтобы у меня был желтый, – повторила Луиза плаксивым голоском, хотя на самом деле втайне она блаженствовала, потому что оказалась в центре внимания.

Шарлотта взяла ее на руки, и Артюр залюбовался Шарлоттой, держащей на руках свою мини-Шарлотту.

Луиза бросила на него безнадежный взгляд.

– Я найду для тебя желтый карандаш Гастона Клюзеля, малыш, обещаю тебе. По рукам!

Луиза вывернулась из маминых рук и неловко шлепнула Артюра по ладони, скрепив договор. Шарлотта улыбнулась. Он не знал, кому адресована ее улыбка – ему или дочке, но решил принять ее на свой счет и улыбнулся в ответ, потому что Шарлотта, похоже, это чувствовала. Вишневые очки подкрашивали ее серое лицо с едва порозовевшими щеками.

Аджай никогда еще не видел Нью-Йорка таким. Водители сделались раздражительными и агрессивными. Гудели на каждом углу. Можно подумать, каждый из них, перед тем как взяться за руль, проглотил кофеиново-амфетаминовый коктейль. Всего за какой-нибудь час для всех тех, кто посмотрел видео, то есть – для вообще всех, красный свет снова стал красным. И теперь ньюйоркцы «с чистой совестью» проезжали на красный свет. Все пожарные машины, ослепительно сияющие красным, выехали на улицы. Пока Аджай добирался со своим покореженным такси до огромного гаража автомобильного мастера в Бронксе, ему на глаза попались по меньшей мере пять аварий. В гараже меж побитых автомобилей куда ни глянь – только пятна масла, смазка и пыль. Единственным украшением гаража служил календарь Пирелли, прикнопленный над старой машиной. На декабрьской странице красовалась девушка мечты в красном белье и красном колпаке с белым помпоном и белым отворотом. Стоило на нее взглянуть – и сразу хотелось поверить в Деда Мороза.

Ее развратная поза, подчеркнутая цветом, пробуждала дремлющий в каждом мужчине инстинкт продолжения рода.

Хозяин гаража вышел Аджаю навстречу в комбинезоне, красный цвет которого терялся под пятнами отработанной смазки. Он присел возле багажника и выразительно, заливисто присвистнул.

Аджай верно оценил красноречивую трель этого соловья-механика, в том смысле, что нелегко будет найти бампер на замену для его старого «чекер-марафона».

Ну и пусть, подумал он, проверяя, лежит ли на месте в кармане билет на самолет. Нью-Йорк стал слишком опасным. «Устрою себе каникулы». Разумеется, самым естественным для него было отправиться в Париж. Именно там снова появились розовый и красный цвета. Может быть, ему повезет, и там он вновь увидит желтый. И к тому же там жила незнакомка, которая была на удивление расположена к нему одной праздничной ночью.

Соланж заботливо приготовила для Артюра тосты с вишневым джемом. Цвет полностью залил серый хлеб, и бутерброды выглядели очень соблазнительно. Артюр обдумывал, можно ли признаться ей, какую роль он сам сыграл в возвращении цветов и какую – клюзелевские карандаши, но опасался, что она станет о нем беспокоиться. Да и все равно ее сейчас не было дома, она уехала, предупредив его запиской. Сестра пригласила ее на недельный курс бальнеолечения в центре винотерапии. Она оставила дом на него и попросила присматривать за котятами на камине.

Артюр, взяв бутерброды с собой, за обе щеки уплетал их на улице. Он направлялся в свою любимую писчебумажную лавку в Сен-Жермен-де-Пре. Он предпочитал ее всем остальным, потому что только там, за полгода изучения рынка сбыта, у него покупали цветные карандаши. А если подумать, так она, может, и единственная во всем Париже торговала карандашами Клюзеля. И вполне вероятно, что в тот день, когда исчезли цвета, туда доставили их карандаши.

Юбки стали еще короче, и чуть ли не все женщины на улицах расхаживали в красном и розовом, провоцируя тем самым у мужчин новую волну эпидемии кривошеи. И машины тоже притягивали взгляды. «Феррари», «лянча», «альфа-ромео» – восхитительные красные итальянки проплывали перед глазами. Перед красным светофором стояли, урча моторами, два сверкающих автомобиля. В ту же секунду, как загорелся серый, оба сорвались с места. Водители явно мерились тестостероном.

Унылую и слегка старомодную обстановку пустой писчебумажной лавки оживляли лишь разбросанные здесь и там пятнышки красного и розового. Женщина лет сорока, которую он никогда раньше не видел, восседала за старым облупленным прилавком. Она выглядела не совсем здоровой. К тому же накрасила губы розовой помадой, – тогда как вся одежда на ней была красной… Какая безвкусица, подумал он, тут же вспомнив, что на нем самом сегодня коричневый ремень и черные ботинки. Но у меня-то, по крайней мере, этого не видно, утешился он, украдкой поглядев на свои ботинки и убедившись, что их оттенок серого лишь чуть темнее, чем у ремня.