Жан-Габриэль Косс - Цветные карандаши [litres]

Шарлотта провела мизинцем по увлажнившемуся веку Артюра и убрала руки. Оба молчали.

– Пообещай мне, что и дальше будешь скрываться здесь вместе с дочкой, – наконец тихо попросил он.

– А ты тогда выполни обещание, которое дал Луизе: верни цвета. Я тем временем запишу несколько выпусков, и мне пока не надо будет ходить на «Радио Франс».

Артюр смотрел на нее, на ее алую блузку. Великолепный пурпурный закат окрашивал ткань в еще более яркий тон. Ему захотелось поцеловать Шарлотту.

Почти все пассажиры поезда, который вез их в Кабур, щеголяли в красном или розовом. Такое впечатление, что оказался на празднике «Юманите», на стенде лиги оптимистов. Однако наэлектризованная атмосфера искрила. В вагоне, в котором ехал Артюр, два пассажира подрались из-за того, что один уселся на место другого. Впрочем, это нисколько не мешало десяткам парочек, которые продолжали смешивать свои флюиды в поцелуях, достойных подростковой тусовки.

В богатых кварталах курортного города казалось, будто лето в самом разгаре. Красные и розовые наряды напоминали о разноцветно-ярких дефиле на показах мод Кристиана Лакруа. Артюр все еще носил свою розовую, не по размеру большую куртку. Мужчины поглядывали на него с завистью, как будто он невероятно элегантен. Он заметил роскошный дом тридцатых годов в безупречном состоянии, правда, с одним разбитым оконным стеклом. Над звонком тонким наклонным почерком было написано: «Клюзель». Так, вот он и на месте. Артюр в последний раз мысленно повторил заготовленную речь. Сказать правду бывшему начальнику невозможно, он ему не доверял. Артюр позвонил и несколько секунд спустя услышал щелчок электрического замка. Толкнув ворота, он очутился в ухоженном саду с редкими деревьями. Появился садовник в розовых вьетнамках, красных шортах и розовой футболке в цветочек. Он катил тачку, наполненную сорняками. Да это же Клюзель! Артюр не сразу узнал его в таком наряде.

– Что вы здесь делаете, Пикассо? – спросил изумленный Клюзель, явно встревоженный появлением своего бывшего рабочего-торгового-представителя-мальчика-для-битья.

Артюр улыбнулся ему и вообще постарался держаться как старый приятель, с которым немало вместе попроказили.

– Привет, Адриан, как дела?

Клюзель не ответил.

– Я тут шел мимо и подумал, что неплохо бы заглянуть к тебе поздороваться.

Клюзель по-прежнему хранил молчание.

– А знаешь, Адриан, я хотел тебя поблагодарить! У нас с тобой были мелкие разногласия, но потом я понял, как тебе обязан, ты столько для меня сделал. Я очень многому научился, работая рядом с тобой.

– Будьте так любезны, уйдите отсюда.

Клюзель подошел к панели управления, чтобы открыть ворота.

– Так вот, чтобы ты знал, до какой степени мне нравилось на тебя работать, я скажу тебе, что с тех пор коллекционирую цветные карандаши…

Рука Клюзеля замерла в воздухе.

– Но имей в виду – карандаши «Гастон Клюзель», и только «Гастон Клюзель»!

– Вы коллекционируете карандаши «Гастон Клюзель»?

– Совершенно верно. И не осталось ли у тебя, случайно, несколько штук?

Артюр почувствовал, что начал не совсем удачно, но менять стратегию было уже поздно.

– Я готов их купить. Меня особенно интересует продукция последнего дня. И признаюсь тебе, что я уже и не знаю, где искать.

– Уже не знаете?

– Нет, но я прекрасно помню, что, перед тем как отключили машины, ты взял пригоршню карандашей из кучи. Впрочем, как тонкий знаток, ты заметил, что цвета у них были очень красивые. Припоминаешь? Скажу тебе правду, я немного изменил количество пигментов.

– Стойте здесь.

Клюзель исчез, оставив Артюра в одиночестве. Вообще-то он неплохой малый, подумал Артюр. Играет в классовую борьбу, но парень он, несомненно, хороший. Клюзель вернулся с пустыми руками и, схватив лежащие на тачке грабли, занес их над головой Артюра. Прядь его упала, прикрыв один глаз, но во втором злости хватило бы на оба.

– Стой на месте, – повторил Клюзель, позволив себе наконец перейти на «ты».

– Может, вам бы надо завязывать с красным, мсье Клюзель. – Артюр снова перешел на «вы» в попытке успокоить своего бывшего начальника.

– Мерзавец, и ты еще после всего посмел сюда явиться, чтобы надо мной насмехаться! – вопил Клюзель. – Я вызвал полицию, они вот-вот приедут! – проорал он.

Артюр оглянулся на запертые ворота. А Клюзель встал перед кнопкой, которой их открывали. Артюр оказался в ловушке.

– Париж, Сен-Морис, а теперь Кабур! – надрывался Клюзель на грани истерики.

Париж, Сен-Морис, а теперь Кабур, повторил Артюр про себя. Похоже на рекламный слоган дорогих рубашек поло. Но связи он не увидел.

– На прошлой неделе вломились в мою парижскую квартиру. Мне показалось странным, что у меня украли только КОЛЛЕКЦИЮ карандашей, оставленную в наследство моим прадедом Гастоном.

Клюзель, похоже, собирался треснуть Артюра граблями, но придержал их в нескольких сантиметрах от головы своего бывшего работника.

– Два дня назад сторож мне сообщил, что ограбили мое шале в Сен-Морисе, и там ТОЖЕ украли мои КАРАНДАШИ! Это были карандаши моего отца и моего деда! Они имели ценность только как память!

Побагровевший Клюзель опасно приблизил свое оружие ко лбу Артюра.

– А теперь – здесь, сегодня утром! Ты дождался, пока я уйду на пляж собирать ракушки, чтобы обворовать меня, украсть мою СОБСТВЕННУЮ КОЛЛЕКЦИЮ. Зачем тебе это? Зачем, а?

До Артюра внезапно дошло, почему в доме разбито стекло.

– И тебе хватает наглости являться ко мне, чтобы узнать, остались ли они ЕЩЕ где-нибудь!

Ударить Артюра ему не удалось – бывший игрок в регби быстро справился со своим прежним начальником. Он успел нажать на кнопку, открывающую ворота, и без оглядки помчался к вокзалу. Вскочил в первый попавшийся поезд, двери закрылись у него за спиной. Старый локомотив тронулся с места, с трудом потащив за собой тяжелые вагоны.

– Куда идет этот поезд? – отдышавшись, спросил Артюр у одной из пассажирок, до того красивой, что у него дыхание перехватило.

На ней было ярко-красное обтягивающее платье.

– В Париж, – ответила она с улыбкой, чувственно растянув губы, накрашенные помадой оттенка «кардинал».

Сидящая перед микрофоном Шарлотта услышала, как в студию «Франс Интер» вошла Сильвия и устроилась рядом с ней. Передвигалась она непривычкой походкой, немного дерганой.

– Ты только что купила новые туфли!

– От тебя ничего не скроешь. Лабутены, на закрытой распродаже. Каблуки десять сантиметров. Обожаю эти красные подметки! Мой любимый цвет. Как у Клеопатры, – добавила она, желая тем самым показать, что и у нее есть кое-какие познания в области цвета.