Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Попробуй тут не озвереть, когда уже в шестой раз слушаешь мнение еще одного человека, не ходившего гадать!

Хмурый Вечер бухтел, бухтел и еще раз бухтел. Назвать его манеру говорить как-то иначе язык не поворачивался.

– А вот если бы спросили меня, я бы сразу сказал, что надо ждать беды…

– Почему? – поинтересовался изнемогающий Тье.

– Да потому что не по обычаю, – охотно ответствовал Вечер. Тон его при этом оставался по-прежнему кислым. – Так оно всегда бывает, когда поперек обычая идут. Но молодые всегда все знают лучше, им и слова не скажи.

– И какой же обычай был нарушен? – безнадежно спросил Тье.

– А такой, что заслуга – еще не выслуга! Ну, где это видано – соплячье за какую-то там заслугу и вдруг повышать через столько ступеней! Нет, ты сперва выслужи, ты каждую ступень языком повылижи дочиста, а уж потом и на должность пожалуй! А то что же это такое?

А вот это уже что-то новенькое. Или все-таки нет? Слуга – не воин и не чиновник, ему так отличиться, чтобы от подножия горы разом на ее вершину запрыгнуть, не светит. Для него выслуга – это единственный путь. А также бог местности, дух-покровитель и благовещее волшебство в одном лице. Не могут слуги, жизнь свою проводящие при чиновниках из управы, одобрять выскочку, махнувшего из младших должностей сразу на место помощника начальника. Заслужил, говорите? Ну и что же такого. Все равно пусть сидит и не чирикает. Слуги, они знают, как надо. Остальные, правда, на сей счет помалкивали – но ведь чувствовалось в них скрытое неодобрение, чувствовалось. А Хмурый Вечер в доме Дани был над слугами старшим – кому же и высказаться, как не ему?

– Надо, чтобы все, как у людей, – высказывался кисляй. – Служишь себе потихонечку, понемножечку, осторожненько, а там глядь, и твое время пришло на повышение идти. И деньги на угощение уже за минувшие годы накоплены – а не то, что спохватился, а пирование для сослуживцев устроить-то и не на что! Не уши ведь с головы своей умной отрезать, да ко столу и подать! Вестимо, что браслет продавать пришлось, а тут и беда грянула. А все потому, что выслугу побоку, одна заслуга в чести. Нравам одна сплошная порча, вот что я вам скажу.

Ты уж точно скажешь. Причем с удовольствием. Таких, как ты, хлебом не корми, а дай повысказываться вдосталь. Так и будут нравоучениями сыпать круглые сутки без перерыва на еду и сон…

Стоп.

Нравоучения.

Их ведь самому себе никто не рассказывает. Нравоучать полагается кого-то иного. Обычно младшего – по годам или должности. А что Хмурый Вечер по этой части большой любитель, а то и профессионал, сомнению не подлежит.

– Кому вы рассказали о продаже браслета? – жестко спросил Тье.

Глазки у кисляя так и забегали.

– То есть… как это – кому?… в каком то есть смысле?..

– В прямом, – еще более жестко произнес Тье. – Кому вы рассказали о продаже браслета?

Он смотрел на старшего над слугами в упор, твердо и повелительно. И кисляй сдался.

– Я… ну, то есть, сыну… то есть ну никому… а сыну – чтобы знал…

– Знал – что?

– Как бывает, когда… ну… когда о себе возомнит кто если…

Интересное определение для человека, который заработал свое повышение честным трудом и светлым умом и получил должность в соответствии с королевским указом.

– А так – никому…

– Сыну лет сколько? – прервал Тье испуганные излияния.

– Двадцать четыре…

– Женат?

– Нет…

– Зовите сына сюда. Сейчас же.

Говорит пословица, что уксус – сын вина. Однако на сей раз Воробей убедился, что и вино может оказаться сыном уксуса. Все, что в отце отзывалось противной кислотой, в сыне обернулось веселой терпкостью. Прозвание у парня было – Добрый Кот, и вот ему оно пристало, как нельзя лучше. Он был по-кошачьи ловок и ухватист – и совершенно по-кошачьи обаятелен.

– Отец рассказывал вам о том, что господин Дани Ночной Ветер был вынужден продать свой нефритовый браслет?

– Было дело, – не стал отпираться Кот.

– И часто он вам рассказывает о своих господах?

– Случается, – пожал плечами Кот. – Он ведь не со зла, господин сыщик. Просто чтобы поучение мне было.

– А в истории с браслетом какое было поучение?

– Что нельзя на высокую должность поверх голов прыгать.

– Даже если заслуженно?

– Даже.

– Даже если в этих головах пусто, как в выдутом яйце?

– А тогда – тем более, – улыбнулся Кот. – Дуракам, им ведь и без того жить не сладко. Их и пожалеть надо.

М-да… похоже, Кот отлично знает цену своему отцу, изводящему его нравоучениями. Знает – и жалеет его. Любит, несмотря на дурость – вот и жалеет. Правильно парня прозвали. Этот Кот и в самом деле добрый. И вдобавок умный.

– Скажите, а к кому вы ходите гадать?

– Ни к кому, – удивленно ответил Кот. – По службе повышений покуда не предвидится, жениться тоже не собираюсь, детей нет, так и зачем? Мне оно как-то и ни к чему.

Не врет.

– А служите вы где? – на всякий случай спросил Тье.

– Младшим помощником координатора при экзаменационной палате. Место хорошее, и жалованье нечем похаять. Но для повышения мне еще учиться и учиться надо. Там на должность экзамены строгие, не чета прочим.

– Молодой ты еще – повышения искать… – завел было прежнюю песню кисляй, но под насмешливым взглядом Тье смешался и замолк.

М-да… где фарфоровая управа, а где – экзаменационная палата? Никаких пересечений. Никакого совпадения или конфликта интересов. И жены нет, которой он мог бы рассказать, что ему отец наговорил, а уже она – разболтать все подружкам. И гадать парень не ходит…

– А когда отец вам о браслете господина Дани рассказывал, – подумав, спросил Тье, – кто еще при этом был?

Теперь уже задумался Добрый Кот.

– Бабушка была, по-моему, – наконец сказал он. – Да, точно. Матушка на кухне с ужином обряжалась, это я помню. Значит, не она была, а бабушка.

– Вы можете пригласить ее сюда?

Тье был уверен, что после пяти раз на шестой он все-таки учуял верный след. Особенно после того, как услышал бабушкино прозвание. Кто же, как не она? Недаром ведь прозывают ее Распахнутая Дверь.

Старушка оказалась веселой и хлопотливой, точно белка. А еще – ужасно милой и славной. У такой и в самом деле дверь в душу день-деньской нараспашку – заходи, кто хочет, будет гостю и помощь, и совет, и отдых у очага, и чай с заедками. Но даже у благовещего талисмана, и то есть оборотная сторона. Нашлась она и здесь. Разве удержится тайна за открытой дверью? Не сама сбежит, так люди найдут.

Вот она, утечка. Невольная, не ведающая ни о чем. Разве это грех какой – пересказать кому-то слова сына? Он ведь, небось, знает, что можно говорить, а что – нет.

– Скажите, а гадать вы ходите к Видящему или к Читающему? – спросил Тье.

– К Читающему, сынок, – охотно ответила старушка. – В мои годы таких уж сильных перемен в судьбе, чтобы к Видящему идти, ждать поздновато. А к Читающему сходить – в самый раз.