Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Уяснив, что сыщик прибыл не затем, чтобы выслужиться на костях мастера Фая, кумушки повеселели и принялись трещать кто во что горазд. Вдобавок они тут же углядели в Храмовой Собаке некоторую неведомую ему доселе приятность.

– Что – неужели до сих пор так и не женат? – удивлялась одна, изрядно похожая на капусту: тощая кочерыжка, на которую наверчена уйма одежек. Похоже, эта особа считала, что женщина должна быть в теле, и восполняла его недостаток избытком платья. И это в такую жару!

– Что поделать, раз я девушкам не нравлюсь, – отсмеивался Шан.

Он понимал, что беседу надо поддерживать любой ценой, пусть даже самую пустопорожнюю. Никогда не знаешь, что всплывет из ее глубин – такое, о чем сам никогда и не спросишь, ведь ты и понятия не имеешь, что именно об этом-то и надо было спросить.

– Ну-уу, девушки! – пренебрежительно воскликнула другая, толстушка средних лет. – Что они вообще понимают! Им красавчика подавай, да, и чтобы беспременно глазки с поволокой, губки бантиком и сам весь чтобы из себя… вертихвостки, да и только. А вот мы – понимаем!

Шан предпочел бы понимание со стороны вертихвосток, а не их тетушек и бабушек, но его мнения сейчас никто не спрашивал.

– Нет, ну правда же! Парень молодой, крепкий, весь такой видный, при жалованье, при должности, собой целый сыщик – и холостой ходит! И куда только девчонки смотрят? Ты не сумлевайся, если что, ты только скажи, мы тебя враз оженим! Еще спасибо скажешь.

– Обязательно скажу, – с легким сердцем соврал Шан, которому вовсе не улыбалось жениться по воле здешних кумушек – даже по следственно-сыскной надобности.

– Вот! Мы сразу поняли, что ты – человек уважительный…

Уважительность Храмовой Собаки стала отличным поводом обсудить неуважительность нынешней молодежи вообще и соседской в частности. После чего Шану оставалось только задать пару-другую незначительных вопросов, и беседа покатилась в направлении соседей, их достоинств и недостатков, а также привычек, пристрастий и друзей. В особенности – друзей.

– А мне бы страшно было с такой семьей знакомство водить, – уверяла толстушка. – Ведь как ни крути, а порча в семье была.

– Чепуха какая, – бросила еще одна женщина, сухопарая, мосластая и крепкая, как мореное дерево. Сколько ей лет, Шан не мог бы определить даже приблизительно. Может, тридцать пять, а может, и на двадцать побольше.

– Нет, не порча! – азартно возразила “капуста”. – Бес там был. Или оборотень.

– Чепуха какая, – повторила сухопарая.

– В самом деле бес? – заинтересовался Шан.

Что-то история про беса ему смутно напоминала…

– Точно говорю! Такое у них в семье творилось, такое творилось! Мне матушка Пон сама рассказывала! – затараторила “капуста”, счастливая донельзя, что может поделиться не просто сплетней, а сведениями из первых рук. – Представляете, с ужина посуда повымыта, по местам расставлена, а утром все-все чашки-миски перебиты! И не просто вдребезги, а одна в одну перебитые составлены, как с вечера стояли. Или вот откроют сундук с платьем, а там все погнило и плесенью трачено.

Шан мысленно усмехнулся. Матушка Пон, значит. Ну-ну…

– В кадушке с квашеной редькой мышь дохлая невесть откуда взялась. И не в ней одной, а во всех припасах. А невестка то животом мается, то жар у нее, то голова болит.

– И что это, как не порча? – торжествующе возгласила толстушка.

– Так ведь молодой Пон и сам подумал, что сглазили жену. Испортили. Откуда вдруг такая болезнь неведомая? Он ее и к врачу водил, и в храм – а ему в один голос: нет там никакой неведомой болезни, и порчи тоже нет. Никто ее не сглазил. А что тогда остается? Если не порча, то бес в доме завелся. Или оборотень. А почему нет? Они ведь бесстыжие. И не просто пакость устроить, нет. Им ведь слаще нет, как до молодки какой добраться, они до разврата ой как охочи. Им бы не только напакостить, а еще и наблудить…

– Чепуха какая, – с отвращением промолвила сухопарая. – Разврат, скажешь тоже. Молодая Пон жена честная. И ни с кем она не блудила. Пон в ней никогда не сомневался. А чтобы толков не было, к гадальщику сходил.

– К Читающему или к Видящему? – Вот теперь Шан заинтересовался уже всерьез.

– К Видящему. И прямо так его обо всем и спросил. А тот прямо так ему и отвечает – мол, не крушись на пустом месте, жена твоя честная, всем бы такую, и бесов или там оборотней в твоем доме нет. Иди себе поздорову и ни о чем не тревожься. Скоро вся эта бесовщина сама собой прекратится. И правда, дня четыре прошло, и все наладилось. И вот вам мое слово: уж не знаю, что там было такое, но никакие это не бесы, а молодая Пон – женщина честная.

– Я тоже так думаю, – улыбнулся Шан.

У него были на то основания. О бесовщине в семействе Пон он знал получше прочих. Вдовушка-свекровушка, сударыня не только не первой, но даже и не второй молодости, закрутила шашни с соседским лоботрясом, маменькиным сынком тридцати примерно лет от роду. За все эти годы парень ни разу не работал, однако сладко ел и мягко спал, ухитряясь находить себе сторонние источники дохода. С той же вдовы Пон он столько денег надоил, что и вчуже вспоминать тошно. Время от времени он стращал ее своим уходом, и вдова была готова одарить его чем угодно, лишь бы удержать при себе. Деньги, оставленные мужем лично ей, быстро пришли к концу, и злополучная свекровь не чаяла, как и извернуться, чтобы и руку в семейные деньги запустить, и чтобы вышло вроде как и незаметно. Сын – что, сын – простота, и к тому же работает рассыльным при лесной управе, день-деньской на службе. А вот невестка… она, змеища, все время дома, при детях, при хозяйстве. От ее пригляду недохватку в кошельке так просто не скроешь. Да и вообще – женщина женщину всегда разгадает.

Поймет невестка, что у свекрови дружок сердечный завелся, беспременно поймет… сраму-то, сраму не оберешься! А если не просто поймет, а отбить решит? Она ведь моложе, красивее…

И ополоумевшая от страсти вдова решила выжить невестку из дома. Ни в битой посуде, ни в сгноенной одежде, ни в дохлых мышах не было и тени сверхъестественного. Да и в болезнях невестки – тоже. Трудно ли подлить невестке в чай нужную травку? Свекровь хотела выставить жену сына порченой – авось сын избавится от этакого сокровища. А когда не удалось, принялась трезвонить по соседям, что в доме бесы завелись – не иначе, на невестку позарились. Трудно сказать, что еще ей взбрело бы в голову, чтобы сохранить при себе молодого любовника, не надумай он, что денег, полученных от вдовы, ему мало. Он решил попробовать себя на ниве мошенничества. По мелочам это с ним бывало и раньше, и до поры сходило с рук, так что красавец обнаглел и определенно зарвался. Шан его как раз и ловил. И поймал, разумеется. А там, петелька за петелькой, ниточка за ниточкой, размотались все его делишки. Вскрылась и история с мнимой бесовщиной в доме Пон. Деньги вдове вернули хотя бы отчасти, крепко штрафанув в пользу невестки, сыну вменили впредь присматривать за матерью как следует, чтобы более не чудила – тем для семейства Пон дело и кончилось. Безобразия вдовы остались тайной следствия. И то сказать – как такое обнародовать? Это ведь не только свекровь, это всю семью ославить. Дочки подрастут – кто их замуж возьмет? Болтовня о бесах в конце концов забудется, хоть и не сразу – а от такого бесчестья не отмоешься…