Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

– Думаю, да, – ответил Тье. – Тогда получается, что чем больше Читающий знает о человеке, тем вернее он отыщет эту тропинку.

– Правильно.

– Поэтому ему и нужны чужие тайны. Вот только как он их узнает? Выспрашивает, да? И ему вот прямо-таки и рассказывают?

– Выспрашивает – это совсем не то слово, – поморщился гадатель. – Хотя и выспрашивает тоже… но не так, как вы. Вряд ли у вас в управе хоть кто-нибудь умеет так разговорить человека на допросе. Впрочем, вам подобное умение едва ли может пригодиться. У вас условия другие. Виновный во время допроса обычно хочет что-то скрыть, не так ли?

– Так, – согласился Най.

– А к нам приходят не затем, чтобы скрывать, а затем, чтобы узнать. Зато на вашей стороне – вся мощь закона и ваше право задавать вопросы, а на нашей – только добрая воля посетителя. И будьте уверены, вызвать его на откровенность – тонкое искусство.

– А как это все-таки делается? – с прежней жадной настойчивостью спросил Тье.

Глубокий Родник чуть приметно улыбнулся.

Может быть, он и хотел сказать что-то вроде: «Ты ведь нипочем не уймешься, да?» Но утолить жажду знаний ему явно хотелось больше.

Наставник – всегда наставник.

– Если Читающий видит человека впервые и ничего о нем не знает, он обычно начинает с пары-тройки общих фраз – из тех, что могут относиться к любому. Например: “Вам в жизни приходилось много страдать.” Да кому не приходилось? Или, если уж на то пошло – кто совсем уж никогда не считал небольшое неудобство болью? Какая жизнь, такое и страдание, знаете ли.

Тье и Най, не сговариваясь, кивнули.

– Вы поняли. Это можно сказать о любом. Но посетитель будет уверен, что говорят о нем. И при небольшой участливости гадателя с охотой расскажет о своих страданиях, а заодно и вообще о своей жизни. Это один из самых топорных приемов, но он работает. А если Читающий что-то заранее знает о человеке, дело значительно упрощается.

– Кажется, я сообразил, – раздумчиво промолвил Тье. – Посетителю кажется, что Читающий говорит ему о нем – а на самом деле он все рассказывает о себе сам, причем он этого совершенно не замечает.

– Вы действительно поняли, – кивнул глава клана. На лице его отображалось глубокое удовлетворение учителя, которому удалось вложить в голову тупого ученика нужные сведения – и для того, чтобы прочитать это, совершенно не нужно было заделаться гадальщиком.

– Наверное, нужно уметь быстро делать догадки, – предположил Тье. – И внимательно смотреть, какое действие они оказывают – жесты, лицо… ну, этому и нас учат… и сразу же отбрасывать неверные так, чтобы они тут же забылись…

– Знаете, – изрек гадатель, – в нашем ремесле вы человек совершенно бесполезный.

– Почему? – расстроился Тье: он-то был уверен, что сообразил правильно.

– Потому что наше и ваше ремесло несовместимы, – невозмутимо напомнил гадатель. – А вы в своем действительно хороши.

Так это была похвала?!

– Вы сделали верные выводы. Примерно так и работает Читающий. Вызвать человека на откровенность, узнать о нем как можно больше – и просчитать его будущее. Однако всегда лучше хоть что-то знать заранее. Поэтому Читающему необходима отличная память. Никто не может, говоря о себе, рассказать только о себе – и совсем ничего о других. Родные, супруги, соседи, друзья, знакомые, начальство… крохи сведений, малые крупицы – но и они укладываются в копилку. Рано или поздно все они пойдут в ход. Так или иначе, но они со временем начинают дополнять друг друга. Это начинающий гадатель ничего не знает о посетителе – а опытному Читающему, у которого за плечами годы работы, обычно известно очень многое. И чем больше срок работы, тем легче ему незаметно выспросить нужные сведения. Он всегда знает, что кому говорить – и как .

Шелковый Пояс уж точно знает , с тяжелой злостью подумал Тье.

– Я ответил на ваш вопрос? – прищурился гадатель.

– Да, – благодарно произнес Тье. – Спасибо!

– Тогда ответьте и вы на мой. Что в коробке?

Най засмеялся. Он открыл коробку и вынул из нее маленькую фарфоровую вазу – старинную, необыкновенно изящную.

– Мы и так пришли к вам под ложным предлогом, – с улыбкой пояснил он. – Нехорошо было бы обманывать еще и тут и принести пустую коробку. Я решил, что могу расстаться с этой вещицей.

Может, а как же. Одна из очень немногих вещей, которые Най прихватил с собой, уезжая из столицы, на память о доме. Ох, Вьюн…

Интересно, догадается ли Глубокий Родник о том, какую жертву Най принес во имя следствия? Или так далеко его проницательность не простирается?

Хм… судя по изумленному взгляду, брошенному им на Ная, все-таки простирается…

– Прошу вас, глава. – Най вложил вазу в руки ошеломленного гадателя. – Примите это… ну, хотя бы как наше извинение.

– Благодарю… – растерянно выговорил Глубокий Родник.

– Так – по моим расчетам мне уже пора, – сообщил Най. – Я должен выйти немного раньше, чем Шану закончат гадать. Тье, ты выходишь сразу после него.

– Будет сделано, – отозвался Тье.

Уже в дверях Най обернулся.

– И, ради всего святого, хотя бы постарайся избавить нашего гостеприимного хозяина от продолжения допроса. Мы все-таки не в управе.

Шан между тем ожидал своего гадания – и было ему, по правде говоря, страшно. Предлог, чтобы попасть в клан, был ложным – но само гадание будет настоящим.

Храмовая Собака отлично помнил, как мама привела его к Видящему, когда ему исполнилось двенадцать. Суровый старик потребовал прядь его волос, и Шан никогда не забудет мгновенный холодок ножниц, слегка коснувшийся уха. Впрочем, это подростку гадатель казался стариком – сейчас-то Шан понимал, что Видящему на самом деле было лет сорок, от силы сорок пять. Мальчик смотрел на него молча, страшась незнакомого ему пока что будущего.

– О чем вы хотели меня спросить? – произнес гадатель.

Шан молчал, не в силах вымолвить ни слова. Гадатель терпеливо ждал.

– Будет ли моему сыну хоть в чем-то удача? – робко сказала мама.

– А зачем она ему? – возразил Видящий. – Он и так своим трудом все возьмет. Добьется всего, чего захочет. Рядом с ним всегда будут надежные друзья. Они поддержат его и помогут. Какая еще ему нужна удача?

Мама тогда сильно приуныла – ведь ее ребенку судьба не отмерила удачи. Собака успокаивал ее – дескать, он и без везения обойдется. Он даже был рад этому – потому что ненавидел дармовщину.

А потом предсказание забылось. Не до того было Шану, чтобы помнить. Нужно было искать приработка, хорошо служить стражником, сдавать экзамен на сыщика, ловить преступников, выплачивать за дом… недосуг ему ворошить в памяти давние слова.

А сейчас он вспомнил все – даже запах своих срезанных волос, сгорающих на специальной жаровне после гадания.