Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Ручейник говорил словно бы через силу – и все равно не мог не говорить. Он ведь не словоохотлив, к лишней откровенности не склонен – но долголетнее горе само выталкивало из его уст мучительные подробности.

Наю как сыщику доводилось и прежде видеть подобное. Молчит человек – не год, не два, бывает, что и не десять – все в себе держит, лишним словом не обмолвится, виду не подаст. Возвел высокую плотину – и не выпускает за нее ни единой капли своей боли. А потом вдруг мелочь какая-то приключается – неважно, какая именно. Птичка на ветке зачирикала. Прохожий чихнул, да не один раз, а дважды. Дождинка на нос упала. И этого оказывается довольно. Рушится крепкая плотина, и темные воды выхлестывают наружу.

– Первым браком отец огромное приданое взял. Его первая жена не могла иметь детей, потому за ней и дали такие деньги. Все прахом пошло. Врач, и тот ее задаром лечил, когда она заболела… да где там! Во второй раз женился не скоро… а все-таки женился, позабылось как-то, что он первую жену без ломаного гроша оставил и, по сути, в могилу свел. От горя померла, уж поверьте. Матушке немного легче пришлось, у нее были мы. И мы старались ее поддерживать. Ее так замужество Ветки Рябины подкосило… не могу себя простить!

– А лет вам тогда сколько было? – мягко спросил Най.

– Пятнадцать. Но это ничего не значит. Я должен был понять. Как же отец нас всех оплел! А потом уже поздно было. Матушка тогда сильно сдала. Когда сестра овдовела и в Ланлин уехала, тогда только ей тоже полегчало. А потом мой черед наступил… но теперь я уж понимал, что если мне отец кого сватает, то дело только в деньгах. Тут уже я в его плутни не поверил. Сам разузнавать стал. Невеста как раз по его запросу. Очень красивая. Очень богатая. Еще бы не богатая – за один только год трижды замужем побывала, и всякий раз ей бешеные отступные платили, только бы на развод согласилась. Больше на ее красоту охотников не нашлось. Вот чье приданое пустить по ветру! А там пусть хоть помирает. Можно и со мной впридачу. Мне бы отец никакого развода не позволил. А ей бы не замуж, а под замок. Ее, скажем, котенок царапнет, так она из него живого потроха вырвет. Хуже одержимой. Такую в дом взять – и смертоубийством бы кончилось.

– И как же вы спаслись?

Наю было неловко выспрашивать этого измученного человека о его горе – но он обязан был убедиться наверняка.

– Женился. На первой встречной. Нет, правда. Я мог бы уйти из рода – но ведь матушку и младшеньких не оставишь. Еще две сестры и трое братьев. Кто их заслонит собой? Я – защита худая, а все-таки… оставалось только жениться раньше, чем отец меня просватает. – Ручейник неожиданно улыбнулся. – Как сейчас помню – иду я по улице, размышляю, как же мне быть, и вдруг как натолкнусь на кого-то! Смотрю – девушка, из деревенских, милая собой. С коробом репы. Уронила всю репу, конечно. Я подбирать бросился, прощения просить – мол, задумался, перед собой не глядел. Она меня так в смех и спрашивает, над чем задумался. На ком жениться, говорю – а вот выходи за меня замуж!

Най от неожиданности и сам едва не рассмеялся.

– Дурак я был. Ну, разве же так с людьми можно?! Все-таки набрался я от отца всякого…

По мнению Вьюна, Ручейник себя судил слишком строго. Когда отчаяние доводит тебя до края, и не такое ляпнуть можно.

– А она?

– Помолчала, на меня посмотрела. Выйду, говорит. В первой же лавке я свадебные шкатулки купил, самые простые, лишь бы были. Она меня к родителям своим отвела – хорошо, что деревня была поблизости, долго идти не пришлось. Они и рады – молодец, дочка, за чиновника замуж идешь, в земле ковыряться не придется, хорошая у тебя жизнь будет, сытая, гладкая… а я не знаю, под какую половицу провалиться со стыда, что ее в такое положение поставил. Так или иначе, а домой я тем вечером вернулся женатым человеком. Вот моя супруга, Теплый День, прошу любить и жаловать. Матушка обрадовалась, конечно. Она про ту невесту хваленую, оказывается, тоже знала. Отец кричать принялся – что из рода меня выгонит, на улицу без гроша, да сам меня разведет… а жена моя только на него посмотрела и говорит тихонько: «Попробуй, батюшка». Тут он и замолчал. Он ведь трус, если честно.

Отчего Дорогой Гость замолк, словно его по губам ударили, Най отлично понимал. В деревне таких, как он, оглоблей окорачивают. И в тихом голосе невестки он отчетливо услышал: “Я поганцев навроде тебя коромыслом от колодца до деревенской площади вдесятером гоняла”. Вот и притих. Дело понятное.

– А потом он козни строить не пытался?

Ручейник вздохнул.

– Знаете, комедии такие есть. Как злодей или просто дурак, имеющий власть, строит людям козни, и на какие хитрости они пускаются, чтобы жить счастливо. Публике очень нравится. Так вот, если про нашу семью такую комедию написать и на театре представить, зрители бы животики надорвали, все до единого. Ну, а нам было не до смеха.

Ну еще бы. Смотреть комедию или жить в ней – совсем не одно и то же.

– Слуги сразу сторону моей жены взяли, как и мою еще раньше. Кому что удавалось прознать про отцовские планы, сразу нам рассказывали. Когда он вторую сестру замуж выдавать вздумал…

– Опять, само собой, без приданого… – предположил Най.

– Само собой. Так я ее просто за руку взял и в храм отвел. Просто так, без оснований, из рода не выйдешь. Но тут и объяснять долго не пришлось. Я только и сказал: «Ветка Рябины – наша сестра. Теперь отец хочет выдать замуж вот эту ее младшую сестру». Жрец сам предложил ее из рода вывести. Спрятали мы ее у моей знакомой вдовы, там она за соседского сына замуж вышла, хорошо живут. В другой раз отец уже караулил, чтобы я снова такой фокус не провернул. Так я его уговорил отпустить ее к Ветке Рябины в Ланлин погостить. Он сразу это в мыслях себе на пользу обернул – авось-таки младшенькая сестру разжалобит, упросит вернуться. Вот и отпустил. А оттуда ему ее было не достать. Там она в род Ветки и вошла, как младшая сестра.

– И замуж там же вышла? – полюбопытствовал Най. Это уже и правда было излишним – но ему так хотелось услышать, что и эта несчастная девочка с помощью брата нашла хорошую судьбу.

– Даже лучше, – с гордостью улыбнулся Ручейник. – Понимаете, зять мой – алхимик при оружейной управе Ланлина. Был там несчастный случай, так что с тех пор он не может иметь детей. Для него женщина с ребенком – не помеха, а подарок. Он с Ветки Рябины и с малыша пылинки был сдувать готов, на руках носить! Только захоти, любимая – все для тебя сделаю. А любимая захотела узнать, что это за штука такая – оружейная алхимия. Ну, как жене отказать, если ей мужнее дело интересно? А оказалось, у нее талант открылся. И у младшенькой – тоже. Раньше они, понятно, делом этим занимались втайне… ну, как втайне – все знают, но все молчат. А после рескрипта королевского поступили в управу на должность. Их только к самым опасным работам не допускают, чтобы без детей не остались. А так – таланту их полная воля, управа нахвалиться не может. Вот начальник оружейной управы нашу младшую и высватал. Моих примерно лет, умница, собой хорош, ее любит без памяти… и отца к ней на перестрел не подпустит. Я и не надеялся, что так все удачно устроится. Мне бы только спасти ее было тогда… считайте, повезло нам.