Элеонора Раткевич - Час кроткой воды

Философы древности были неправы. Любой уважающий себя людоед сказал бы им, что из языка Моу Дорогого Гостя полезного кушанья не получится нипочем – слишком уж он ядовитый.

А когда ядовитый язык прилагается к совершенно пустой голове, результат получается просто ошеломляющий.

Одно счастье, что перед визитом в дом Моу Най успел вздремнуть примерно трилистник и перекусить, иначе нипочем бы не выдержал. Дорогой Гость, ветхого вида старикашка с воинственно выпяченной вперед козлиной бородкой, не понравился ему с первого же взгляда. Най, однако, помнил, что после разговора с Наместником предубежден, и старался сохранять беспристрастие. Его усилий хватило ровно до третьей фразы Гостя.

– Ну, наконец-то справедливость восторжествует! – возгласил Дорогой Гость, пронзая воздух своей бородкой.

– Какая именно справедливость? – сдержанно поинтересовался Най.

– В отношении меня, разумеется, – с нескрываемо мстительным ликованием заявил Дорогой Гость. – Преступное применение ко мне закона должно быть наказано!

Нет, Наю и раньше доводилось встречать на своем жизненном пути дураков. Да и вообще преступник, вопреки расхожему мнению, существо не так, чтобы очень умное – скорей уж хитрое. Но на такие залежи самоуверенной глупости Вьюн напоролся впервые.

А он-то боялся, что гнусного старичка будет нелегко разговорить! Никогда еще Най так крупно не ошибался. Дорогого Гостя не разговорить, его заткнуть было невозможно. Он болтал и болтал без продыху, и его было положительно не унять. И картина из его речений вырисовывалась поистине дивная. Обычному человеку такого ни за какие деньги не покажут, будь он хоть восемь раз богач-разбогач. А Най как сыщик может ее созерцать беспрепятственно, да еще и за жалованье. Ну, чем не повод для радости?

Правда, Най предпочел бы все-таки посозерцать что-нибудь менее отвратительное – да кто ж его спрашивать будет? Назвался сыщиком – так и работай.

Тьфу…

Картина мира, в котором обитал Дорогой Гость, была весьма диковинной – и при этом никаких превратных толкований не позволяла. Разумеется, сердцем и разумом этого несуществующего мира был сам старикан Моу. Его совершенство не подлежало сомнению. А разве для совершенства законы писаны? Ни в коем разе! Законы, они для обычных людей. Но он-то не чета всяким прочим! Он ведь не кто-нибудь, а Дорогой Гость! А к нему применили закон, как ко всякой там мелкой сошке – это же преступление! Мало ли что закон велит – так не ему же! А его со службы в отставку турнули. И главой рода не его, а сына старшего назначили – да разве ж этот сопляк в свои тридцать с лишним лет может что-то соображать? Совсем законы ополоумели, вот что! Дорогой Гость уж и не чаял, что боги и духи к нему прислушаются – ан нет, настал и на его улице праздник! Не кто попало – господин сыщик к нему пожаловал! И не просто так ведь пожаловал. Сыщики просто так не приходят, это все знают. Преступления расследовать они приходят, вот зачем. Так пусть и расследует, а Дорогой Гость ему от всей души поможет. Все как есть выложит, как с ним преступно обошлись, заявив, что пришла его пора принимать королевский дар. Вот еще, принимать! А не дорого ли отдарок встанет? Чтобы он, такой умный, такой тонко чувствующий – и вдруг в отставку?!

Най даже не сразу понял, что именно заставляет так боевито дрыгаться козлиную бородку – а поняв, оторопел. И винить его в этом невозможно. Дорогой Гость был железно убежден, что господин сыщик явился, дабы восстановить его на службе, и не просто так, а с повышением. Ну, вновь сделать главой рода, это уж и вообще само собой. Он ведь достоин. Кто же, как не он?

А дабы господин сыщик ни на мгновение в том не усомнился, надо получше осведомить его со всеми подробностями. Ошеломить своими достижениями. И Дорогой Гость ошеломлял – старательно и с огоньком.

– Я ли о благе рода не заботился? – возглашал он с пафосом, которого хватило бы на четыре храмовых проповеди разом. – Да вот хотя бы дочку взять, Ветку Рябины – разве я о ней не порадел? Мужа ей нашел хорошего, он даже и приданого не потребовал, еще и мне приплатил. В годах уже, не свистуна сопливого. А что вспыльчивый – ну, так и терпеть-то всего ничего было. И трех лет не минуло, как спился до смерти. И осталась она при большом состоянии. По суду все, что надо, родне доказала, так и она, и сын ее при деньгах. Благодарить должна! В ножки кланяться! А эта поганка что удумала? Все имущество распродала и в Ланлин подалась! Еще и в Ланлине замуж вышла. И нашла же на свою голову мерзавца! Представляете, господин сыщик, он ей с отцом видеться не позволяет! Я приезжал, так он меня и на порог не пустил. А благодарность где? Я ради ее блага очей не смыкал, такой ей хороший брак устроил – а где благодарность? Нет на свете справедливости, господин сыщик, вот помяните мое слово!

Поминать слово Дорогого Гостя Най не желал – ну вот нисколечки. Он и так едва сдерживал тошноту. Потому что с собственного языка Гостя на нормальный человеческий его повествование переводилось однозначно.

Давать приданое за дочерью Моу не хотел. И потому силком спихнул бедняжку замуж за буйного норовом запойного пьяницу в годах. Судя по тому, что зятек тестю еще и приплатил, жениться ему не удавалось долго – кто ж за такое сокровище свою дочку отдаст? Да пусть бы и не дочку, а скажем, падчерицу хотя бы? Никто, тут и думать не о чем. В замужестве несчастная Ветка Рябины промучилась три года, после чего муженек наконец-то допился до края.

И, не успела она вздохнуть спокойно, начались новые мытарства.

Если ей пришлось что-то доказывать родне по суду, значить это может только одно. Закон никаких разночтений не допускает: имущество мужа наследуют жена и ребенок. Мужние родственнички могут разве что облизнуться. И только в одном случае они могут попробовать отхапать чужой кусок. Если ребенок родился после смерти отца и не был признан им и принят им в род, его можно объявить незаконным, а вдову – виновной в измене. Мол, знать не знаем, с каким любовником она свое чадо нагуляла, а наш усопший родич тут не при чем. Он уже не то, что детей, он уже и поклона сделать не мог, только головой кивал, это ж всем известно. А если ребенок незаконный, то и он, и жена-изменница не получат ничего. Даже обычную вдовью долю, которую закон выделяет бездетной жене. Посмертный ребенок для жадной родни мужа – слишком большой соблазн. Ведь не всякая женщина пойдет с тяжбой в суд. В прежние времена безвинно оклеветанные и ограбленные вдовы возвращались в отчий род – слезы глотать и позор нести. Даже сильный и богатый род чаще всего не начинал тяжбы – доброму имени ущерб несомненный, а исход судебного разбирательства гадательный. Доказать-то ничего не докажешь, вот и тягайся – чья сила сильнее окажется. Это в последнее время положение переменилось. Врачи, такие, как Лисий След, способные лечить даже врожденные уродства в утробе матери, научились своей магией определять отцовство. Вероятно, Ветка Рябины была одной из первых, кто догадался обратиться в суд и потребовать проверки. Ей некуда было отступать.