Дарья Иорданская - Во имя Абартона

— Что вы меня-то спрашиваете? — хмыкнул Арнольд. — Идите себе на здоровье и говорите, пока у нас в известной степени анархия.

Реджинальд кивнул.

— В таком случае я пойду. нужно задать мальчику пару вопросов.

Мэб хотела если не остановить, то задержать его, но о чем было говорить? Вновь вдруг стало страшно, очень страшно, и между ними пролегла угрожающих размеров пропасть.

— Не окажете мне помощь, леди Мэб?

Арнольд говорил это, кажется, уже не в первый раз. Выглядел он при этом не раздраженным, а понимающим, и это раздражало и смущало уже саму Мэб.

— В чем именно, профессор?

— Я не маг, — Арнольд улыбнулся как-то извинительно. — Хотелось бы запустить те приборы в переговорной зале, чтобы видеть собеседников. дело слишком серьезное, чтобы обойтись чарофонным разговором.

"Вам нужен Эншо", — хотела сказать Мэб, но Реджинальд ушел и даже эхо шагов его стихло. И хватит уже быть такое неумехой и распустехой! Она, в конец концов, волшебница и сильная! Надо взять у Реджинальда пару уроков по управлению артефактами.

Об эту мысль Мэб споткнулась. Кровь прилила к щекам. Как это часто бывало в минуту смущения — не такая уж редкость в студенческие годы — Мэб развела кипучую деятельность.

— Идемте, профессор. Посмотрим, что там можно сделать.

Юный Дильшенди был породистым арестантом — из тех, кого сажают в комфортные, полные всяческих удобств камеры Королевского Бастиона — и потому под замком он содержался в собственном общежитии. Это нельзя было даже назвать арестом. Дильшенди мог свободно расхаживать по всему зданию, и только зачарованный дверной косяк удерживал его внутри. Вон Грев явно не считал соблазнение несовершеннолетней девицы достаточно серьезным преступлением.

Впрочем, как сказал заместитель коменданта, проводивший Реджинальда вглубь здания, Маркус Дильшенди не покидет свои комнаты. Думает, хихикнул служитель, над своим поведением.

Реджинальд поморщился, вынужденный выслушать целый каскад откровенно неудачных глупых шуток, и шагнул в комнату. Гостиная — а старшекурсникам Королевского колледжа полагались большие покои с отдельной уборной — была обставлена аскетично. Предельно простая обстановка, нет ни безделушек, ни дорогого алкоголя, ни игрушек, зато повсюду книги. Дильшенди обучался юриспруденции и управлению, ценные навыки для наследника знатного рода, но помимо этого, судя по заглавиям книг, интересовался классической магией. Была здесь и книга по проклятьям и самопроклятьям: Дженезе Оуэн несколько лет назад переработала и издала свою диссертацию; а также несколько томов, посвященных Пьюту.

— Профессор? — Дильшенди появился не из спальни, а со стороны небольшой лоджии; одет он был просто, а руки измазаны краской, которую юноша пытался стереть платком. Этот паршивец еще и картины пишет! — Вам что-то нужно?

Создавалось впечатление, что юного Дильшенди ничуть не тревожит собственная участь, а между тем проблемы у него были серьезные. Дело Лили Шоу скорее всего пустят на самотек. Едва ли кого-то, включая королеву, тревожит судьба безродной девчонки. Но то, что Дильшенди скрыл свой дар, да еще использовал для этого мощный артефакт, на который требуется королевское разрешение — другое дело. Впрочем, Реджинальда интересовала как раз-таки Лили. Тон Арнольда не оставлял сомнений: всех на лето выставят из Абартона. Для того, вот официальная версия, чтобы не мешать полиции в расследовании. Или чтобы просто не путались под ногами, задавая неудобные вопросы.

— Дильшенди, — Реджинальд опустился в кресло, разглядывая молодого человека. — Признайтесь честно, вы ведь не соблазняли Лили Шоу.

— Это был я, профессор, — на лице юноши ни один мускул не дрогнул. — Она мне нравилась. Но потом она узнала лишнее.

— О вашем Даре, — Реджинальд кивнул. — Кстати, а что это за Дар?

— Не могу сказать, профессор.

— Меня вам тоже придется проклясть? — иронично поинтересовался Реджинальд.

Дильшенди промолчал. Он всегда был сдержан, держался особняком и не входил ни в свиту Миро, ни в своеобразный «клуб отличников», но сейчас и вовсе стал замкнут и мрачен. Реджинальд, глядя на него, окончательно уверился: Маркус покрывает кого-то. Но кого? У него, кажется, вовсе нет друзей. Того самого гипотетического шантажиста? Но что за угрозу этот шантажист для Дильшенди представляет?

— Кого вы покрываете, Дильшенди? Вы знаете, кто соблазнил Лили?

— Это был я, — спокойно отозвался юноша.

— Допустим. Кто фотографировал?

— Магия.

— Зачем повесили фото?

— В наказание.

Обмен репликами становился все быстрее, Маркус даже не задумывался над ответами. Но вот только, были ли он честен, или просто слишком хорошо вызубрил свою роль?

— Что у вас за Дар, Маркус? — вновь попытал удачу Реджинальд.

— Не могу сказать, профессор, — покачал головой Дильшенди. — И вы не имеете права настаивать.

Тут оставалось только, досадливо морщась, признать его правоту, а еще тот факт, что разговаривать с Маркусом Дильшенди бесполезно. Как бы Реджинальд не старался, ему не узнать от мальчишки правду.

Руководить Мэб не нравилось, только если студентами и желательно недолгий срок. Еще меньше ей нравилось общаться с руководством. То были «Люди ее ркуга», хотя многие и уступали Дерованом в знатности и древности, и в то же время, они имели над Мэб власть. С одной стороны, что они могли сделать? Уволить ее? А с другой, неприязнь и опасения имели под собой иррациональную природу, и бороться с ними не получалось. Отец в таких случаях цитировал армейскую поговорку: «Лучше быть подальше от начальства и поближе к кухне».

Члены Совета слушали молча. Арнольд, опытный оратор, пересказывал последние события спокойно, без лишних эмоций. Мэб не сумела бы так быстро сориентироваться, и к неприязни и раздражению примешивалась зависть.

Обстановка в Абартоне в изложении Арнольда выглядела сложной, требующей немедленных действия, и в то же время — стабильной. Требовалось вмешательство, но не было при этом поводов для паники. Мэб не удалось бы нарисовать такую идеальную картинку.

Первое, что спросил лорд Манфул, глава Попечительского Совета, когда Арнольд закончил:

— Каково состояние господина вон Грева?

И снова «господин». Мэб с трудом сдержала усмешку. Стало быть, Совет также вычеркнул его.

— Его осматривает доктор Сэлвин, нам нужно дождаться результатов.

Манфул покачал головой.

— Если все так, как вы говорите, лорд Теофиль, дело надо немедленно взять под контроль.

Манфул напоминал моржа: грузный, с оплывшим лицом, обвисшими брылями и нелепыми усами щеточкой. Он казался обманчиво безобидным, даже немного комичным, но Мэб помнила рассказы отца. Манфул был непримирим, негибок, решителен, и любыми путями добивался своего. И его не всегда останавливали соображения нравственности или человеколюбия. Он с радостью похоронил бы проблему.