Дарья Иорданская - Во имя Абартона

— Очень любезно с вашей стороны, — задумчиво проговорил Реджинальд.

— Поезжайте, отдохните. Увезите отсюда леди Мэб, — продолжил увещевать Арнольд. — А к осени, Бог даст, все вернется в свою колею.

Реджинальд так же задумчиво кивнул. Ему и самому хотелось уехать, отчасти — сбежать, а отчасти — взглянуть на происходящее последние недели в Абартоне с расстояния. Что-то не сходилось, картинка не складывалась. Да и, в довершение всего, идея увезти Мэб выглядела заманчиво, хотя и была, наверняка, невыполнима.

И, кстати, следовало сделать еще кое-что.

Реджинальд поднялся.

— Вы правы, совершенно правы, профессор.

— Реджи, еще кое-что… — остановил его Арнольд. — Флакон с «Грёзами»…

— В безопасном месте, профессор, — ответил Реджинальд, сжимая флакон в кармане, и вышел.

Следующие несколько часов Мэб потратила на то, чтобы разобраться с бумагами. Из Абартона намечался самый настоящий исход, и в канцелярии толпились полсотни преподавателей и служителей. Кому отпуск оформить, кому подписать бумаги на совместный выезд, кому выдать денежное содержание на экспедицию. Студенты держались поодаль, хотя и им явно не терпелось поскорее покинуть Абартон. Впрочем, когда это студенты стремились задержаться в Университете? По большей части везде, куда не пришла бы Мэб, царили возбуждение и лихорадочное веселье, немного фальшивое. О ректоре не заговаривали. Мэб подозревала, что большинство обитателей Абартона его недолюбливает. Точно так же не заговаривали о нападениях, пожаре, защите Абартона и двух смертях. Словно разом вычеркнули из своей жизни все неприятное. Иногда очень осторожно заходила речь о Дильшенди и его Даре, но тут же собеседников заставляло умолкнуть благоразумие. На свете не так много причин, чтобы маг скрывал свой Дар, и все до единого они очень неприятные.

Мэб конечно же тянула время. Собирала и подписывала бумаги; раскланивалась со знакомыми; выслушивала студентов; брезгливо морщилась на всякую сплетню. Что угодно, лишь бы домой не идти. Стоит только переступить порог, и все закончится. Наступит определенность, и в этой определенности не будет места фантазиям.

У Мэб впервые были фантазии. В них был Реджинальд, его прикосновения, поцелуи, его кофе, его раскатистое до мурашек «эр», из-за которого хотелось поменять свое имя на «Мэри». Подобно всем фантазиям, эти были недостижимы. Слишком многое лежало между ней и Эншо; прежде всего страх, что все пережитое было наколдованным.

— Собрались уезжать, Мэб?

Вопрос застал врасплох. Мэб моргнула и с некоторым опозданием сообразила, что стоит перед профессорской, комкая в руках бумаги, а Арнольд смотрит на нее с добрым прищуром.

— Хочу отправить кое-какие личные вещи вон Грева его родным, — Арнольд продемонстрировал объемистую коробу, в которой что-то стучало и позвякивало, словно стеклянные шарики перекатывались. — Его завтра перевезут в Королевский госпиталь.

— Ректор все еще без сознания? — поддержала беседу Мэб, хотя ее совсем не интересовало самочувствие вон Грева. Смерти она ему не желала, но и блаженного беспамятства этот человек не заслужил. Пусть бы страдал от подагры!

— Поправиться вон Грев или нет, нам в любом случае придется привыкать жить без него, — пожал плечами Арнольд.

— Думаю, мы справимся, — хмыкнула мэб.

— Заседание Попечительского Совета будет осенью, и до той поры, вашими стараниями, я занимаю пост исполняющего обязанности ректора, — проворчал Арнольд.

Мэб хотела сказать, что тут уж совершенно не при чем, но промолчала. Это очевидно, и конечно Арнольд все понимает. Ворчит и жалуется он больше для вида, и пока есть слушатель подходящий.

— Словом, леди Мэб, если вы хотели о чем-то поговорить с ректором, — улыбнулся Арнольд, — лучше дождитесь осени и уже ему, избранному, надоедайте.

Хотела, ведь хотела поговорить. Это вообще полезное занятие, разговаривать. Мэб крепче стиснула бумаги.

— Прошу меня простить, профессор, у меня дела.

И она опрометью бросилась в сторону дома.

В дом Мэб вбежала, запыхавшись, вцепилась в перила обеими руками и не меньше минуты считала вдохи и выдохи. Воздух вырывался с сипом, а еще она наверняка раскраснелась и растрепалась. Впрочем, перед Эншо она представала и в худшем виде. И все же, Мэб задержалась еще на минуту, чтобы приладить волосы и навести порядок в одежде. Потом, сообразив, что выглядит глупо, вышла на кухню и положила порядком помятые бумаги на стол. Сделала вдох. Потом она начала подниматься, цепляясь за перила, а на верхней площадке снова замешкалась. Ее комната была рядом, и велико было искушение спрятаться там. Если Реджинальд захочет, то придет сам. Если же не захочет… Что ж, можно будет вдосталь нарыдаться в подушку. Мэб никогда этого не делала, но не сомневалась: на этот раз слезы будут.

Пришлось себе напомнить: Мэб Дерован, ты взрослая женщина. К чему вести себя как глупая школьница, подсунувшая любовное письмо в шкафчик старшеклассника? Нужно пойти и обсудить все, как делают взрослые люди.

Мэб сделала два широких шага и толкнула дверь в соседнюю спальню.

Реджинальд собирал чемоданы. Собирал спокойно, уверенно, без лишней суеты, со свойственной ему методичностью. Она не принимала у Реджинальда черты занудливого педантизма, скорее это было сексуально, то, как он медленно, тщательно складывал рубашки и расправлял пиджаки на плечиках.

Не о том, не о том мысли, одернула себя Мэб. Эншо собирал чемоданы, намереваясь уехать. Молча? Он сказал бы хоть слово на прощание?

— Леди Мэб? — Реджинальд заметил ее, проходя от комода к кровати со стопкой выглаженных носовых платков. Вот тут и не знаешь, смеяться или плакать. Убрав платки в чемодан, он вышел в гардеробную — она служила скорее лабораторией и кладовой, затем в ванную.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — проклятые слова сорвались с языка, прозвучали резко, обижено. Хуже, гораздо хуже, чем Мэб планировала.

Реджинальд остановился.

— Сказать?

На самом деле они стояли очень близко друг к другу. «Расхаживал» — это так, одно название, от кровати до комода было три шага. От двери до кровати — столько же, и Мэб уже проделывала их, обнаженная, возбужденная и злая. Тогда она не знала, что будет хотеть Эншо безо всякого колдовства, без глупого, старого выдохшегося зелья. Ладони закололо. Положить их на грудь, толкнуть, вынуждая Реджинальда упасть на постель, и испробовать его всего на вкус. Мэб морально была готова ко всему, что подскажет воображение, подстегнутое похабными романчиками кузины Анемоны.

Для верности Мэб спрятала руки за спину. Нет, секс — это хорошо. Но сейчас это все испортит. Сейчас надо прояснить ситуацию, а Эншо молчит. Стоит, прислонившись к спинке кровати, и молчит.