Дарья Иорданская - Во имя Абартона

— Марто… Марто… — доктор Блэк склонил голову к плечу, что придало ему сходство с птицей. Потом щелкнул пальцами. — Точно! Это очень давняя история, леди Дерован…

Он сделал многозначительную паузу, разглядывая при этом Мэб с удвоенным вниманием, точно искал у нее следы психического расстройства. Вот-вот включит амулеты и попросит принести успокоительного чаю.

Мэб улыбнулась и принялась вдохновенно врать.

— Мы с моим компаньоном, господином Эншо, хотим разработать для своих студентов цикл лекций о неудавшихся экспериментах артефакторов. И чета Марто привлекла наше внимание.

— Обычно, — очень серьезно заметил доктор, — студентам говорят о выдающихся личностях.

— Да, — кивнула Мэб. — А потом они совершают в десятый раз те же самые ошибки.

Мысль о подобных лекциях вдруг показалась ей действительно привлекательной. Ведь какая идея! Следует поговорить об этом с Реджинальдом, покопаться в архивах, в музее, выбить из ректора финансирование пары экспедиций.

Потом Мэб вспомнила, что, разобравшись с «Грезами», они с Реджинальдом разойдутся в разные стороны, и поскучнела.

— Насколько я поняла — во всяком случае, в университетской энциклопедии так сказано, причиной душевного расстройства госпожи Марто был эксперимент ее супруга?

— Вы совершенно правы, — доктор откинулся на стуле и, взяв небольшой, остро заточенный карандаш, принялся вращать его в руках. — Хрестоматийный, так сказать, случай в нашей науке. Можно даже сказать, с него и началась чаропатия.

— Чаропатия?

— Термин не устоявшийся, — смутился доктор. — Мы еще только вводим его в обиход. Чаропатия, леди дерован, это разрушительное воздействие некоторых видов магии на человеческий разум.

— Очень интересно. Вы позволите, я запишу? — Мэб раскрыла саквояж и изучила целый ворох бумаг, в беспорядке, одним комом туда засунутый. Надо уже завести себе блокнот, как сделал Реджинальд.

Желание в чем-то брать с Эншо пример, смущало.

— Я воспользуюсь парой листов вашей бумаги? — спросила Мэб.

За этим последовал долгий, пристальный взгляд, и наконец доктор Блэк кивнул. Что, интересно, с точки зрения этой, как ее? чаропатии говорит отсутствие о преподавателя-мага тетради для записи? Ведь это точно знак!

— Итак, насколько я поняла из университетских записей, профессор Марто начал изобретать прототип современного чарофона, действующий на более сложном, ментальном уровне, и связал подобными чарами себя и свою жену?

— Совершенно верно. Знаете, леди Дерован, я бы пожалуй не стал называть его исследования «прототипом чарофона». Марто занялся — и очень неаккуратно — изысканиями в области телепатии.

Мэб хмыкнула. Исследования телепатии были до не столь давнего времени настоящей черной дырой для государственного бюджета. Сейчас, по счастью, их наконец признали бесперспективными, хотя обмен мыслями на расстоянии все еще казался очень многим заманчивой идеей.

— В любом случае он установил со своей супругой, Жанной, связь на ментальном уровне, очень глубокую, которая подпитывалась его магическим даром. Жанна Марто колдуньей не была, надо сказать, что не помешало связи окрепнуть самым чудовищным образом.

— Он умер от истощения?

— Боюсь, — покачал головой доктор Блэк, — произошло кое-что значительно худшее. Он умер от полного упадка сил, магических и жизненных. В последние недели, сохранились фотографии, он был похож на скелет, обтянутый кожей. А его супруга… Она наоборот, окрепла, избавилась от некоторых недугов.

Мэб украдкой вытерла вспотевшие ладони.

— Вы полагаете, она получила силу мужа?

— Вероятнее всего — да, и эта сила разрушительно подействовала на ее разум, приведя к сильнейшему чаропатическому расстройству. У нее начались приступы буйства после смерти Мартоа, и ее поместили в клинику. Там она начала убивать пациентов, проламывать им головы. Сперва полагали, что это делал один из санитаров, но и после его ареста убийства продолжились. В конец концов Жанну Марто удалось взять на месте преступления. Она утверждала, что делает это для мужа, разговаривает с ним и следует его воле.

— Насколько я понимаю, безумцы часто слышат голоса… — осторожно предположила Мэб. — И видят галлюцинации…

— А Жанна Марто могла их визуализировать, вероятно, благодаря полученной телепатически магической силе своего мужа. Она показала следователям картинки, которые видела в голове: мужа, взывающего к убийству.

— И чем закончилась эта история? Ее казнили?

— Нет, нет, леди Дерован, — поспешил отмахнуться доктор. — Уже тогда все понимали, что, не отвечающая за свои поступки, женщина не должна нести за них вину. Ее поместили в особое, закрытое отделение клиники, пытались достучаться до ее разума. Она впадала в буйство, ее связывали, некоторое время держали в карцере. Она скончалась спустя семь или восемь лет, тихо, во сне.

— В газетной статье, которая мне попадалась, было написано, что Жанну Марто повесили…

— О, это было сделано для успокоения общественности, — улыбнулся доктор.

Мэб едва заметно поморщилась. Для успокоения, конечно. А вовсе не для того, чтобы спокойно, не оглядываясь на прессу и защитниц вот такого рода заключенных — тридцатые годы были временем настоящей эпидемии «сумасшествия» и тысячи женщин мужья отправляли с глаз долой в клиники. А еще можно было, не заботясь о репутации, изучать загадочный недуг, противоречащий всему, что было известно о магии.

Будь это любовно-приключенческий роман, вроде тех, что любила читать Анемона, и Марто закрыли бы в клинике, чтобы исследовать способ передачи магических способностей. По счастью, в реальной жизни в этом не было смысла. Это как вскрывать кому-то голову чтобы понять, как это он умеет так рисовать.

— И каков был вердикт?

— Чаропатия, к сожалению, оказалась неизлечима, — печально улыбнулся доктор Блэк. — Как неизлечима и до сих пор. Мощные магические силы так разрушительно действуют на мозг, что последствия оказываются необратимы.

Мэб сделала последнюю пометку и сложила листы пополам.

— Что ж, доктор, спасибо. Полагаю, пример выйдет очень поучительный.

Блэк поднес ее руку к губам и поцеловал, и это прикосновение вызвало во всем теле протестующую дрожь. А еще — знакомую, тянущую боль вожделения. Мэб посмотрела на часы. Нужно как можно скорее вернуться домой и… Краска прилила к щекам, когда воображение нарисовало картины, одна развратнее другой. О, небеса всемогущие! О чем ты думаешь, Мэб Дерован!

Мэб скомкала прощание с удивленным доктором — он, кажется, начал на нее посматривать особенным, профессиональным взглядом — и выскочила на улицу.

Доктор Кьюкор встретил Реджинальда с распростертыми объятьями и парой мензурок «особой желтой» — напитка, которым в колледже де Линси новичком неизменно проверяли «на вшивость». Пришлось терпеливо кивать, брать одну из мензурок и опрокидывать в себя полное перца и имбиря пойло. Реджинальд умудрился не закашляться, хотя слезы брызнули из глаз — «особая» была на порядок крепче, чем делали студенты — и получил одобрительный удар по плечу. Доктор выпил свою порцию и наконец пожал руку. Этот социальный ритуал в де Линси не считали столь уж особенным.