Елена Ершова - Ихтис

Подкрепившись бутербродом, Павел включил телефон. Связь едва ловила, а во входящих смс уже светилось сообщение от Софьи: «Кое-что нашла. Прочитай это». Разложив спальный мешок, Павел устроился поудобнее и открыл вложенную картинку. Это были снимки книжных страниц, шрифт довольно мелкий, но Софья постаралась сфотографировать так, чтобы и Павел смог прочесть.

«Одержимость бесами или беснование – это состояние, в котором человек подчинен одному или нескольким духам. Сознание человека в такие моменты раздваивается, он говорит то за себя, то от имени живущего в нем беса, но ничего поделать не может. Чаще всего сознание отключается, и бесноватый даже не знает, что вытворяет. В припадке беснования голос у человека меняется, он может богохульствовать, кричать по-звериному, поедать несъедобные предметы…»

Павел вспомнил червей и привкус земли, сплюнул и вытерся рукавом.

«Человек может быстро терять в весе, но при этом иметь невиданную силу, – продолжил читать он. – Во время припадков проявляется так называемое «автоматическое письмо», словно кто-то невидимый водит рукой несчастного, бесноватый чувствует странные запахи вроде серы, бормочет на несуществующих языках. Припадки особенно часто происходят на церковные праздники вроде Пасхи или Рождества Христова, а также в церкви во время молитвы, чтения Евангелия, причастия и попыток отчитать бесноватого.

Издревле такую болезнь называли кликушеством, потому что несчастный во время припадка «кличет» разными голосами. Одержимых женщин называют кликушами, они не причиняли зла, а только являлись жертвами нечистой силы. Считается, что кликуши, или, вернее, сидящие в них бесы, умеют предсказывать будущее или видеть человека насквозь, говорить о нем то, что скрыто от посторонних глаз…»

Павел с трудом оторвался от чтения и протер глаза.

«А ведь это про Акулину», – подумалось ему, и вспомнилась первая встреча с девочкой, ее выгнувшееся тело, безумный взгляд и голос, словно не принадлежащий ей:

«Правая сторона живет, левая гниет!»

Павел тряхнул головой. Мелкие буквы плясали, огненные искры вились вокруг, тишина была плотной, почти осязаемой – протяни руку и погрузишься в густой кисель. Придвинувшись к огню, Павел читал дальше:

«Наравне с теми, кто считает беснование и кликушество разновидностью психического заболевания, другие склонны видеть в этом проявление так называемой шаманской болезни.

Считается, что в раннем детстве или юности будущий шаман переживает глубокое психическое потрясение. Кроме состояния, близкого к помешательству, и мучительных переживаний человека преследуют физические недуги. Например, эпилептические припадки, истерия, потеря сознания, перепады давления, непонятные боли, в том числе локализованные там, куда по поверьям входят духи: в живот, и тогда у избранного начинается расстройство желудочно-кишечного тракта, или в горло, и тогда человек длительное время болеет ангиной. Трансформация происходит у всех по-разному, и сказать, сколько продлятся симптомы практически не возможно. Но в итоге под действием силы раскрывается внутренний потенциал, болезнь прекращается полностью, когда шаман проходит инициацию и учится контролировать ее…»

Здесь текст обрывался. Павел с досадой поскреб переносицу. Хорошенький выбор: псих, одержимый или инициированный колдун. Интересно, что из этого подходит ему, Павлу? Мысли разлетались пеплом, в голове качался туман. В конце концов, он набрал сообщение: «Спасибо за информацию», отправил.

Ответ пришел незамедлительно:

«Рада, что пригодилась. Как ты?»

Как он после чего? После мысленного разговора с погибшим братом? Или после бомбардировки камнями? Или сейчас, в ночном лесу возле подрагивающего костра, над которым уже вьется жадная таежная мошкара? Павел подумал, что в довершении ко всему не мешало бы взять с собой репеллент, ухмыльнулся, представив, в какого опухшего от укусов красавца превратится к концу своего путешествия, и написал:

«Иду на Лешачью Плешь».

«Опасно!», – испуганно мигнул телефон.

«В деревне тоже. Сектанты разбушевались. Участковый взяточник, покрывает».

На этот раз сообщения не было довольно долго. Павел ждал, устало глядя в потрескивающий костер. Ночь густела, качались еловые верхушки, стряхивая отмершую хвою. Наконец, телефон ответил тревожным:

«Краюхины продали квартиру. Мальчику хуже. Соседи говорят, уехали лечиться. Куда не знают».

Павел не удивился. Конечно, измученная женщина в захламленной квартире сказала тогда, что собирается переехать в Доброгостово. Значит, вскоре появится в секте под именем какой-нибудь Анисьи. Тревожили слова, что после кратковременного улучшения мальчику снова стало хуже. Снова побочный эффект Слова?

Задумавшись, Павел едва не пропустил сообщение, поступившее вдогонку:

«Я приеду».

Павел хмыкнул: довольно с него одержимых. Да и появление настырной журналистки уж слишком всколыхнет это стоялое болото. Сначала бы разобраться самому…

Написал: «Не нужно. Я буду вне зоны доступа. Если не появлюсь на связи через три-четыре дня, позвони по этому телефону. Емцев Илья Петрович».

И отправил номер. Надо отдать Софье должное, она не задавала лишних вопросов, а коротко ответила:

«Поняла. Сделаю».

С облегчением вздохнув, Павел отключил телефон и залез в теплый спальник.

Ночь подкатилась под бок и улеглась рядом. Павел ворочался, думал об одержимости, о Софье, о мальчике с пустым лицом, но мысли перемешивались, утекали сквозь пальцы, не ухватишь. Сон накатывал тяжелый, как волны Полони. Павел тонул в нем, ворочался, морщась от боли в плече и подвернутой лодыжке, задыхался и несколько раз подскакивал с тяжелой головой и колотящимся сердцем. Промучившись так какое-то время, вовсе оставил попытки заснуть, выбрался из спальника и сел у прогоревшего костра – всклокоченный, злой. Поворошил угли, запалил новый огонек и от него прикурил сигарету. Горьковатый дым поплыл над головой, тая в черничной вышине. Там мягко шелестели еловые лапы и блекло посверкивал зрачок луны. А здесь, внизу, со всех сторон обступала тьма. Костерок играл, лениво выплевывая пепел в загустевший воздух, и Павел задумчиво глядел в огонь, будто пытался разглядеть в нем разгадку тайны Доброгостова, где оживали мертвые и властвовало Слово.

Докурив, Павел поднялся и размял затекшие ноги. Включил телефон, чтобы проверить время. Часы показывали три пополуночи, ни вызовов, ни сообщений не поступало. Павел решил прогуляться до реки: сон все равно не шел, а освежить усталую голову не помешало бы.

Подсвечивая дорогу фонариком, побрел через заросли боярки и папоротника, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь узловатый корень или не провалиться в мышиную нору. Стояла гнетущая тишина, настолько плотная, что Павлу казалось, будто он продирается сквозь желе. Блеклый луч прыгал впереди, выхватывая из густой черноты то перевернутые пни, то заломы, как будто нарочно перегораживающие путь, и там, где оказывался бесполезен слух, и нельзя было положиться на зрение, Павел ориентировался на запах.