Корин Холод - Стеклянное Рождество. Часть 1. Затянувшийся Сочельник [СИ]

Такеши сделал паузу, поднялся, подошёл к той же раковине, открыл кран и отпил несколько глотков.

— Так ещё два года шуршал помаленьку, — продолжил он, вернувшись на место, — а потом поймал-таки свой счастливый шанс за охвостье. Я напился тогда крепко. Попёрся в контору одну, в долг билетик выпрашивать. Ну, вышвырнули меня оттуда, как полагается, рожей в грязь. Лежу, зенки протираю, гляжу — ботинки. Дорогущие, как хрен знает что, я такие штуки понимать обучен. Башку приподнял: мама дорогая — стоит мужик одноглазый в костюме, за который пол-Токио купить можно. Смотрит на меня, спрашивает, мол, какого демона я тут забыл на его пути. Я говорю: так и так, господин хороший, билетик на удачу купить хотел, да денежки все по дороге растерял, карманы-то дырявые. А подайте на жизнь мою дрянную. Балаболю я, значит, а сам чувствую, как трезвею со страшной силой. И чувство такое странное, будто не то говорю. И не так. И вообще, заткнуться бы мне. Я и заткнулся на половине слова. Молчу. Лежу. Обтекаю. А мужик, Белый Лис, то бишь, это я уже потом узнал, усмехается так и спрашивает: закончил? Да, отвечаю, а у самого мысли так и скачут. Закончил, говорю, да и вообще пора бы со всей этой ерундой заканчивать. Тут он ко мне наклоняется и руку протягивает. Я даже не сразу понял, что ему нужно. Потом допёр, вцепился в его клешню, поднялся, сами сечёте в каком виде. Лис на меня посмотрел, прищурился, я гляжу — а вода с грязью сами собой с меня стекают. Я уж готов был опять в говно хлопнуться — на колени, — а он меня удержал, ну и спрашивает: работу нормальную хочешь? Тут-то я и понял, что билетик мне выпал самый что ни на есть счастливый. Отвечаю, мол, понятное дело, хочу, дураков нет бодисатве отказывать в таких предложениях. Он заржал, говорит, бодисатва или нет, а если работать хочу, то придётся мне на этой работе попотеть. Короче, забрал он меня с той улочки и сюда приволок. Первого. Пять месяцев назад это было. Сказал ещё, что будут меня учить, и вас двоих тоже. То есть, не вас конкретно, просто ещё двоих пришлют…

Сумерки сгустились, на небо робко выглянули первые звёзды и сразу же скрылись за наползавшими тучами. Линг задумчиво взял на флейте несколько аккордов, не особо концентрируясь на том, что делает, и опустил руки.

« Да, это началось через неделю после моего „прорыва“, как это назвал Белый Лис. Игра на флейте, которой меня никто никогда не учил, странные сны у Ясуо, речь Такеши, которую теперь не отличить от речи выпускника Академии. Хоть он и предпочитает до сих пор разговаривать по-уличному, говорит, чтоб привычки не растерять, а то мало ли что… Что? Вот главный вопрос. Что здесь происходит, что происходит с нами, что за цель преследует этот странный якудза-благодетель и его неимоверные друзья? Справедливости ради следует признать: пусть я и размышляю над этим вопросом, первым его задал не я. В первый раз он прозвучал в тот же вечер воспоминаний, и произнёс его Ясуо. Но сперва была его история. Такая же нелепая и маловероятная, как наши ».

— Фамилию свою я называть не рискну, и не потому что не доверяю собравшимся здесь, а потому что того требуют определённые причины, — начал Ясуо, и никому не показалось, что он издевается над предыдущими рассказчиками, чей язык был, мягко выражаясь, далёк от совершенства. Просто этот человек изъяснялся так, как привык. — Одна из этих причин — известность сей фамилии во времена оные, вторая — в том, что мой недалёкий [12] Японская речь в данном случае изменена, поскольку определённая идиоматика, равно как и выражения, возможны только в русском. При написании этих строк автор отдаёт себе в этом отчёт. (Прим. автора). во всех смыслах этого слова предок был лишён вышеупомянутой фамилии и с позором изгнан из семьи. Узнав об этом прискорбном факте, я счёл возможным отречься от неё окончательно, изменив на одну из наиболее распространённых в наших краях, так что ознакомление с ней не принесёт моим уважаемым собеседникам никакой пользы. Поскольку в моей ветви я остался единственным потомком, решение моё было некому оспорить. Засим можно оставить в покое историю моего семейства и перейти к событиям, что привели меня в ваше общество. Начало им было положено ещё в те времена, когда я был подростком, а корнем послужил мой интерес к истории. Если быть более точным — к истории самураев и боевых искусств. Во время изучения оной, я, разумеется, не мог обойти вниманием и иные аспекты этой дисциплины, но развитие кэндо привлекало меня более всего остального. Как вы можете судить по моей речи и определённым манерам, обучение я проходил в иных условиях, нежели вы, но я не считаю сие поводом для превосходства над другими. Стоит также упомянуть, что условия эти были далеки от совершенства, и большая часть знаний была получена мною самостоятельно, благодаря доступу в публичные библиотеки. Меня мало интересовали взаимоотношения между людьми, как личные, так и общественно-финансовые. Гораздо более я был погружен в отношения человека и меча. Я изучал всё, что мог добыть правдами и неправдами. Круг моих интересов включал в себя не только непосредственно историю боя на мечах, но и изготовление клинков, и сам процесс боя.

Ясуо прервался и повторил поход Такеши к раковине.

— Какого демона мы пьём из-под крана, если нам стоит только подать голос, и воду принесут в любом количестве? — негромко спросил Линг, и его товарищи отозвались практически в один голос:

— Привычка.

Когда лёгкий смех, вызванный таким совпадением, отзвучал, Ясуо поудобнее устроился на своей кровати и продолжил.

— Как уже упоминалось ранее, юности свойственна определённая самонадеянность. К возрасту семнадцати лет я, лишившись родни и практически не имея средств к существованию, исключая мой скромный заработок помощника библиотекаря, не мог позволить себе обучаться кэндо так, как считал нужным. Говоря проще, на частного наставника у меня не было денег, а общие секции я высокомерно презирал.

— Кажись, дурь по молодости — наша общая черта, — усмехнулся Такеши, и Ясуо кивнул:

— Полностью согласен. Впрочем, как показало время, моя «дурь» полностью оправдала себя. Не знаю, что послужило тому причиной, наследственность или иные силы, — но к двадцати одному году я впервые попробовал себя на малом открытом турнире одной из школ кэндо и внезапно для самого себя занял первое место.

Переждав удивлённо-одобрительные возгласы, историк продолжил свой рассказ:

— Да, четыре года самообучения по книгам в собственной квартире и самостоятельные тренировки дали результат. Помимо прочего, к тому моменту я закончил академию по вполне понятной специальности и занял место того, кому служил ассистентом, то есть — библиотекаря. Полученный за победу на турнире денежный приз был невелик, кроме того, как я уже упоминал, финансовые взаимоотношения были мне малоинтересны. Пренебрежение общественными институтами также спасло меня и от того, что называется «звёздной болезнью»: мне были безразличны восторги толпы, я попросту не замечал их. Впрочем, по некотором размышлении, я пришёл к логичному выводу, что мои способности могут привлечь ко мне внимание. Этого мне хотелось менее всего, и для следующих турниров, где мне приходилось проверять своё, скажу без лишней скромности, растущее мастерство, я выработал особую тактику. Ничего сверхъестественного в ней не было: я доходил до финала, оценивал свои возможности в бою за первое место и проигрывал поединок. Первое время мне не приходилось прикладывать для этого каких-либо усилий, позже я был вынужден придерживать удар, причём так, чтобы этого никто не заметил. На достижение этого умения мне потребовалось полгода. Второе место, как выяснилось, также являлось объектом достаточно серьёзного интереса, и я научился проигрывать и в последнем бою, спускаясь, таким образом, до третьей позиции на пьедестале. Мне приходилось тщательно отбирать турниры для участия, в которых было возможно поступать подобным образом, и указывать в документах подложное имя и фамилию на случай, если кто-то всё же захочет заработать на моем мастерстве. Я ведь выступал не только на официальных, но и на подпольных турнирах, и не спрашивайте меня, как я нашёл места их проведения. Так или иначе, сей образ жизни я вёл ещё три года. А четыре месяца назад, во время поединка на одном из упомянутых мною «теневых» турниров, я почувствовал на себе взгляд. Сперва я даже не понял, что именно это было, просто в какой-то момент мне пришлось сделать усилие, чтобы не обернуться: я ощутил у себя за спиной вооружённого человека. Впервые я осознал, о чём писалось в древних манускриптах и некоторых современных книгах: то был взгляд истинного воина. Когда бой закончился, я повернулся к источнику этого взгляда и увидел того, кто называет себя Белым Лисом. Не знаю, какой поворот судьбы привёл его тогда в то заведение, но, судя по тому, что он занимал почётное место, он был одним из приглашённых гостей. С того момента и до конца турнира взгляд его глаза преследовал меня, и когда я завершил финальный поединок, как обычно, проиграв, я всей кожей почувствовал: он понял, что я сделал. В тот вечер мок у со [13] Медитация до и после поединка в кэндо. (яп.). не принесла мне покоя. По неизвестной мне причине я впервые взглянул на свою жизнь иначе, чем прежде. Правила и ограничения, установленные мной самим по велению духа, показались мне глупыми и неестественными. Разум мой был в смятении, а сны наполнились отвратительными картинами боя без цели и смысла, только в руках моих был не привычный син а й [14] Бамбуковый меч для кэндо. (яп.). , а один из выкованных мною клинков. Кровавые кошмары, противные самой моей сути, преследовали меня по ночам, а днём не давали покоя тягостные раздумья о моей судьбе. Неделю спустя мне предложили возможность ещё одного «выхода», как их называл мой агент, если к этому человеку применимо подобное слово.