Роберт Беннет - Город клинков

– Зачем Чудри понадобилась эта могила?

– Вопрос сложный. Сложнее, чем вы думаете. Это все связано со смертью, историей и жизнью после смерти.

И она стряхивает сигарету в чашку с остывшим кофе.

– В самом начале, когда Божества только стали проявляться в мире, Вуртья была чем-то из ряда вон выходящим.

– В вас случайно не местечковая гордость говорит?

– Нет, нет. Я училась в Фадури. И они подтвердили, что Вуртья первой из всех Божеств мобилизовала своих почитателей – причем мобилизовала для нескончаемой череды войн. А это непросто, как вы можете понять. Она требовала, чтобы ее адепты тренировались месяцами, а потом оставили свои дома, отправились в неведомые земли и – скорее всего – приняли там смерть. Так что она создала то, что ни одно Божество не делало, – посмертие.

– Да ну? Я думала, у каждого Божества было такого навалом – дюжина адов, раев и чистилищ, в которых мог оказаться человек после смерти, разве нет?

– К концу, да, один Колкан наделал что-то вроде сорока адов для своих последователей. Но Вуртья была первой и, в отличие от других Божеств, ничего не меняла: данное ей посмертие существовало более тысячи трехсот лет – или дольше – ее правления. Если человек становился ее адептом, если пролил кровь – свою или чужую, ей было все равно – так вот, если адепт умирал, то после смерти его душа на корабле переправлялась через океан на белый остров. Там Вуртья собирала всех своих последователей. Это место называлось Город Клинков.

– Я думала, Вуртьястан был Городом Клинков. Сейчас его так все называют.

– Их издавна путают, – объясняет Сигню. – Путешествующие вуртьястанцы так много об этом говорили, так стремились попасть в посмертный Город Клинков, что континентцы решили, что они описывают свой родной город. И это имя за ним закрепилось.

Мулагеш, ворча себе под нос, записывает и это.

– А когда бы она собрала на острове в Городе Клинков самых преданных и праведных, все самые могучие души, то они поплыли бы через океан в смертные земли, причем каждый вернулся бы «туда, куда пал их меч». Где они погибли в бою. Во всяком случае, так рассказывают. И они должны были развязать войну против всего мира, обрушив небо, и звезды, и солнце, истребить даже море – пока все творение не будет уничтожено. Они называли это Ночью Моря Клинков.

– Подождите-подождите, – машет рукой Мулагеш. – Вы хотите сказать, что другие Божества смирились с этой угрозой?

Сигню пожимает плечами:

– Вуртья создала свое посмертие, когда Божества еще не объединились. Что ж, такие идеи весьма притягательны. Их нельзя просто так взять и забыть. Это традиция. А традицию трудно отменить, даже если мир вокруг тебя поменялся. Вуртья и ее адепты заключили между собой завет, обетование. А Вуртья и ее последователи очень серьезно к такому относились. В этом Вуртья снова отличается от других Божеств – за исключением Олвос, ни одно Божество не снисходило к смертным и не заключало с ними равноправный союз. А может, она отдала себя им, словно это посмертие было и для нее тоже, словно бы она создала его из себя, из своего тела. Все это не очень ясно – но с Божествами всегда не очень ясно.

– А при чем здесь тогда могила?

– Чисто теоретически где-то тут – место захоронения вуртьястанцев. Всех, сколько их там было.

Мулагеш присвистывает:

– Это, небось, такая могила, которую ни с чем не спутаешь.

– Есть такая мысль, да. В поэме «О Великой Матери Вуртье на Клыках Мира» кладбище описывается как заполняющее собой всю середину мира. Может, так оно и есть. Поэты всегда преувеличивают, как я по опыту знаю. Но представьте себе – обнаружить могилу времен чтящей смерть культуры! Я думаю, это будет серьезным открытием для тех, кто интересуется историей Континента.

– Но… но почему Чудри-то ее искала? – удивляется Мулагеш. – Какое отношение могила имеет… ну, ко всему этому?

– Кто знает? Она, похоже, сошла с ума. Это прямое доказательство ее безумия, – и Сигню показывает на папку с рисунками.

– А отчего она сошла с ума?

Сигню выдыхает сигаретный дым через нос.

– Это место… думаю, оно как-то влияет на тех, кто слаб разумом. Люди здесь меняются. Из Мирграда правили миром, но именно Вуртья поспособствовала установлению мирового господства. Если бы не адепты Вуртьи, Божественная империя просто развалилась бы. И хотя от Вуртьястана мало что осталось, я думаю… я думаю, что камни и холмы его помнят.

Возможно, так все и есть, думает Мулагеш, однако Чудри явно не относилась к числу людей с неустойчивой психикой. Она не раз сталкивалась с агентами министерства, и это были железные, крепче гробового гвоздя люди. Правда, они удачно маскировались среди окружающих… Но что точно – они проходили спецподготовку, умели пытать и допрашивать. А судя по досье Чудри, она была прямее стрелы. Такого солдата захотел бы иметь под своим командованием любой офицер.

Но какая связь у могилы с изначальной миссией Чудри – тинадескитом?

Впрочем, очевидно какая: металл добывают из-под земли, могилы тоже находятся под землей… А что, если захоронение как-то повлияло на тинадескит? Или даже вовсе вызвало его к жизни? И хотя это очевидный ответ, все равно непонятно: как копать шахту и не заметить, что роешься в древней могиле? И кто не заметил? Сайпурская армия, которая делает стойку на любой знак присутствия божественного – и делает, надо сказать, не зря.

И все-таки… чем эта могила сумела заинтересовать Чудри? Ну да, она могла быть божественного происхождения, но разве все чудесные свойства не утратились разом, когда Вуртья получила пулю в лицо во время Ночи Красных Песков? Нет, в прежние времена она могла чем-нибудь удивить, но сейчас-то могила – просто демонова дырка в земле?

– Неужели один агент стоит стольких усилий?

– В смысле?

– В смысле она просто одна из агентов. У министерства их сотни, если не тысячи. И что, она стоит того, чтобы вызвать сюда генерала на ее поиски?

Мулагеш захлопывает папку.

– Мы искали служителей, и она согласилась. Мы попросили ее поехать на край света, и она согласилась. Мы попросили ее рискнуть жизнью ради нас – и она согласилась. Мне плевать, сколько агентов у министерства. Она того стоит.

Сигню удивленно поднимает брови. Можно подумать, она не знала, какой это болезненный вопрос.

– Бисвал сказал, что в вас стрелял снайпер из местных, – произносит Мулагеш.

– А, да. Было дело.

– Вы говорите об этом так равнодушно…

– Он меня подстриг, – сообщает Сигню и дотрагивается до своего хвостика. – Я повернула голову в крайне неудачный для него момент, и пуля срезала волосы на дюйм или два. Моя охрана изрешетила халупу, в которой он находился. Впрочем, там находился еще и курятник. Кругом перья летали – то еще зрелище.