Роберт Беннет - Город клинков

Шара поправляет очки:

– Да. Да, отрубила. Мы, смертные, это представляем именно так, хотя для нас такое действие невозможно описать, оно неизъяснимо. Однако эта визуальная метафора подходит, да. Вуртье пришлось искалечить себя, чтобы освободиться от Аханас, быть верной своей природе и остаться Божеством, которому присягало ее стадо верных. Это действие оказалось невероятно травматичным для обоих Божеств, и, даже когда они объединились, эти два Божества и два народа держались на расстоянии друг от друга, не желая иметь ничего общего. Но я думаю, что наиболее травматичным это оказалось для Вуртьи.

– Почему?

– Она сильно изменилась. До этого события Вуртью показывали как четверорукого зверя с клыками, когтями и рогами. Эдакого монстра. Однако после ее уже изображали как четырехрукую человеческую женщину в доспехе и при оружии – с мечом и копьем. И она никогда больше не заговорила.

– Никогда?

– Никогда. О том преображении много написано. Некоторые считают, что она онемела вследствие этой травмы. Другие говорят, что отношения с Аханас ее изменили – она почувствовала вкус, пусть и мимолетный, жизни и любви. У нее появился новый опыт – не похожий на прежний, на опыт мук и разрушения. Как покровительница войны она даже представить себе не могла, что такое возможно. И вдруг – не только представила, но даже испытала. Она поняла, что подобное возможно. И тут ей пришлось оставить этот опыт позади и вернуться к тому, чем она была раньше.

– Зачем она это сделала?

Шара пожимает плечами:

– Я думаю, потому что ее люди нуждались в ней. Она пообещала им посмертие, и клятву нельзя нарушить. Клятва – она имеет особую власть, заключенную в ней самой. Вуртья до этого никогда не испытывала горечь поражения. Она и ее люди не проиграли ни одной битвы. Но, чтобы победить тогда, для того чтобы выиграть и создать жизнь после смерти для своих детей, ей пришлось нанести поражение самой себе, уязвить самую свою сущность. Пожертвовать собой. И опять же, мы снова видим внутреннюю противоречивость этого события: жизнь, обретаемая через смерть, победа в результате поражения. От этого, я думаю, она так никогда и не оправилась.

– Но какое это отношение имеет к тому, что сейчас происходит?

– Я подозреваю, – медленно говорит Шара, – что, если вуртьястанское посмертие до сих пор где-то существует, значит, его как-то можно связать с этим событием. Самопожертвование – это обетование в каком-то смысле, символический обмен силой. Вуртья отдала свою невероятную силу в обмен на посмертие для адептов. Я так думаю, что эта сила как-то пережила гнев каджа и ее можно где-то отыскать. Именно на нее заякорена жизнь после смерти для вуртьястанцев.

– Но… где же она? – спрашивает Мулагеш.

– Где что?

– Ну эта… я не знаю… сила?

– О, я понятия не имею, – говорит Шара. – Здесь невозможно рассуждать как обычно, наши слова не подходят для этого слоя реальности. Вуртья общалась с Аханас еще до того, как был заложен Мирград. Думаю, мы тут имеем дело с чем-то, что произошло на заре эпохи, когда Божества только появились и поняли, кто они такие.

– А может… может, это тинадескит?

– В смысле, что тинадескит и есть материальное воплощение ее силы? – переспрашивает Шара. – Это… Хм, а это хорошее предположение, Турин. Но тут все равно остается много вопросов: вот это существо, которое ты видела, этот призрак – если он имеет какое-то отношение к изначальной Вуртье, зачем бы ей разрушать шахты? Если тинадескит и есть источник ее власти?

– Ты сама сказала, что она была травмирована, – говорит Мулагеш. – Возможно, мы имеем дело с еще одним обезумевшим Божеством.

– Не исключено. Но все равно… как-то это не складывается. Вуртья не говорила, и большинство изображений – после того как она приняла гуманоидный облик – рисует ее с четырьмя руками, из которых одна – без кисти. А ты видела и слышала совсем другое существо. И мне, чтобы начать действовать, понадобится неопровержимое доказательство. У меня теперь гораздо меньше полномочий и власти, Турин.

– И… и как это все поможет мне понять, что делать дальше? – расстроенно спрашивает Мулагеш. – Мне не нужна история древнего мира, мне нужны наводки, зацепки!

Шара тяжело вздыхает. Какая же она хрупкая стала, подавленная… возможно, ее, Мулагеш, просьба – просто одна из тысяч, поступающих к Шаре каждый день.

– Я знаю. Я понимаю, что ты ждала другого. Но, боюсь, это все, чем я могу тебе помочь. Известно, что у вуртьястанцев был ритуал, позволявший заглянуть в жизнь после смерти, в Город Клинков, – «Окно на Белые Берега». А если есть ритуал, дающий возможность полностью переместиться туда, то это должен быть какой-то сплав вуртьястанского и аханастанского ритуалов. И из-за этого его никогда не описывали. Единственный человек, могущий знать про него наверняка, – тот самый старик, о котором писала Чудри.

– И он рассказал Чудри, как можно перенестись туда. И она отправилась туда, чтобы… в общем, чтобы остановить то, что могло случиться. Но она, похоже, не сумела это сделать.

– Я знаю, – говорит Шара. – Но у тебя – у тебя получится.

– Я и без твоих слов знаю, что должна сделать!

– Я не сказала, что у тебя должно получиться, – говорит Шара. – Я сказала, что у тебя получится. Я совершенно не сомневаюсь, Турин, что ты сможешь. Ты попадала в гораздо более серьезные передряги и справлялась с ситуациями сложнее нынешней. У тебя в распоряжении – целая крепость с солдатами. Плюс огромный флот в гавани. Они не горят желанием тебе помочь, но все равно это ресурс, на который ты можешь рассчитывать.

– Ну и как, проклятье, я сумею их использовать? – злится Мулагеш.

– Помнишь, как в Мирграде, – отвечает Шара, – ты убедила меня обрушить туннель, ведущий к Престолу Мира. А ведь это было величайшее открытие в новейшей истории, и я только что его совершила…

– Я… проклятье, да я не помню!

– А я помню. Ты была несносна и агрессивна.

Мулагеш смотрит на нее неверящим взглядом:

– Ну… ну спасибо тебе, задери тебя демоны целым взводом!

– У тебя талант, – говорит Шара, – талант знать и чувствовать, что ты на правильном пути. Даже если остальные тебя не поддерживают. И ты следуешь своим чувствам не потому, что тебе так хочется, а потому, что все другие пути тебе отвратительны. С тобой поэтому невероятно сложно иметь дело. Зато ты можешь отыскать выход из ситуации, когда остальные просто бы сдались.

– Но… но мы же про Божество, хреново Божество с тобой говорим! Уверена, если ты скажешь министерству, что тут назревает…

– У нас нет доказательств, – уточняет Шара. – Никакой конкретики, никаких улик – лишь твое свидетельство и записка от Чудри. Только несвязное письмо от сошедшего с ума агента, который ко всему прочему еще неизвестно куда делся, и то, что ты видела – вот только ты здесь с секретным заданием, о котором никто даже подозревать не должен. Если я использую ту малость, что у нас есть, ради мобилизации наших сил для противостояния Божеству, которое что-то там себе думает, есть немалый шанс, что случится нечто вроде государственного переворота.