Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том I [СИ]

— Щенок, да ещё и наглый? — промурлыкал я, чуть откидывая голову и позволяя ему получше разглядеть пренебрежительную усмешку. — Как неоригинально. Есть так много чудесных слов… Самовлюблённый, ничтожный и жадный до власти, не правда ли, эти слова хороши? А, и ещё — уверенный отчего-то, что скромный путник не знает Каэрина Трента, Луча здешних Магистров. Прискорбное заблуждение.

Имя Каэрина отрезвило его: ярость, уже близкая к желанию убивать, сменилась отчётливым страхом. А мне и так наскучило дразнить его. Слишком слабый и глупый противник… из тех, кто становится мёртв прежде, чем успевает осознать это, — когда речь не о споре с безопасным прохожим.

Преграда слетела, стоило ему отдалиться на шаг; подозреваю, что он хотел продержать её подольше. Я рассмеялся ему в спину, выждал, пока его негодующее кружево не вольётся в шум, струящийся из домов, подозвал коня — свистом, без Чар сейчас, — и без всякой элегантности забрался в седло. Всё-таки я выбрал не самую подходящую забаву для того, кто идёт по следу полсуток без перерыва… да и вообще не очень-то это нормально — зайти так далеко в стремлении поиграть в не-вэй, находясь не просто нос к носу с Магистром, но подвергаясь его силовой атаке. Сказать по чести, не так он был виноват вначале, чтобы столь изощрённо обнажать суть его кружева перед Полем… Я прикусил губу, как в детстве, чувствуя едва ли не презрение, но только к себе. Луч Звезды? Это было зло и надменно. Я ещё пожалею об этом.

Ночь завершилась в гостинице — вынужденная уступка слабости двух сумрачных тел, моего скакуна и его хозяина, недовольного собой настолько, что продолжать путь по следу было просто опасно: незнакомец мог уже и сам соединиться со мною, а тогда моё настроение запросто могло оказаться последней каплей в чашу его пробуждения. А пробудить Чар вдали от учителя, подтолкнуть — нет, чем устроить такое, да ещё в чужом Поле, лучше потерять несколько часов на сон, надеясь не упустить его. В конце концов, ему тоже приходится спать.

Та деревня, куда он в итоге привёл меня, располагалась недалеко от границы Джалайна, но здесь я ещё не был и принял это как знак удачи: даже пусть бы я шёл по следу троих учеников разом, но вернувшись, предпочёл бы оказаться перед Верховным с полным набором данных, а не с оправданиями. След повёл себя странно, когда по пути сюда я остановился в поле и занялся тем, ради чего в Джалайн и ехал: едва я на миг отвлёкся от следа, он вдруг пропал начисто, совершенно. Я пришёл в ужас. Это могло означать одно: непробуждённый Вэй умирает. Его узор повреждён настолько, что потерял голос, а значит, и тело на грани полного разрушения. Но если непробуждённому причиняют сумрачную боль, то сама его вэйская природа защищает его, собирает воедино все силы его кружева… именно потому столь опасно оставлять таких людей без присмотра: пробуждение может произойти спонтанно, в момент боли и душевного потрясения, и неукрощённая, дикая сила рванётся наружу. Шарахнув по Полю так, что потом ещё долго придётся собирать обрывки и восстанавливать.

Я готов был ругать себя самыми грязными словами, начиная с полного идиота и кончая тем же предателем, и сдерживало меня лишь отчаянное стремление найти след, нащупать хоть краешек… сейчас я нырнул бы к нему напрямую, плюнув и на этикет поведения в чужом Поле, и на тайны Верховного. Мне было плевать, услышит меня Каэрин, все Вэй Джалайна или весь Тефриан, включая Двирта и Брэйвина. Я сбросил тени и вырвался в Мерцание — минуя первые слои, выше, глубже, раскидывая нити своего узора по всему Полю — и дальше, не касаясь его, ища в такой неуловимой вышине, где Поля по сути и не было. Я почти настроился на слияние с Камнем — зная, чем придётся платить за контакт на таком расстоянии, но и это меня не пугало. В конце концов, непробуждённому ребёнку нужно не зрелище моего здорового и целого тела, а моё кружево, способное сдержать его силы и попросту спасти его. А это я смогу и в том виде, который неизбежен после прямого нырка в связке с Камнем.

И тут я снова его услышал. От облегчения едва не застонав, но всё-таки недоумевая, отчего след чуточку изменился: более явный, чёткий, хотя узор с той стороны вовсе не стал прочнее; по звуку я сказал бы — наоборот. Но если там что-то случилось, его поранили или сильно задели струны души, столь сильно, что я счёл его умирающим… такое могло изменить облик мелодии. Тем более, в фазе сна.

Теперь уж я не щадил коня и пустил его галопом; от меня с негодующей бранью увернулась пара карет, вынужденных вильнуть к обочинам, но они занимали меня не больше, чем улетевшая шляпа. Я ворвался в деревню и только заметив испуганно шарахающихся за ограды детей, взял себя в руки и придержал коня. Ещё не хватало для полного счастья задавить кого-то. Вот тут свидание с Каэрином, мгновенное и не преисполненное любви и радости, мне обеспечено. Да спешить было уже и некуда: мой след сиял передо мною, я мог коснуться его рукой и ощутить цвет и тональность.

Когда я понял, что до него осталась пара десятков шагов, и я наверняка обнаружу его во плоти, свернув на соседнюю улицу, я спешился, кинул на какой-то столбик поводья коня и пошёл туда, пытаясь успокоиться: сердце стучало так, словно мне предстояла встреча с любовью всей жизни, чтобы молить её о союзе до последнего дня в Сумраке. Ирония помогла, как всегда: спустя пару вздохов сердце и узор утихомирились. А я увидел его. Мальчик лет двенадцати, судя по висящему на спине чехлу с инструментом — менестрель. Кто бы сомневался. Судьба вполне ясно сообщила, каким будет мой путь, подбросив двоих предыдущих. Я рассеянно отметил, что шутливое сравнение было по сути верным: этот парнишка, который меня не знает и которого совершенно не знаю я, сейчас станет связан со мною накрепко, глубже, чем соединяет любая сумрачная связь; и никакому союзу любви с этим не сравниться.

Я медлил, глядя на него издали: тонкий, черноволосый, усталый. Напряжённый, как струна на грани разрыва, и это не удивляло: даже не-вэй заметил бы поблизости компанию его ровесников, местных ребят, которые неторопливо окружали его с целями, явно не дружескими. Мальчик притворялся, что их не видит, и с кошачьей осторожностью продвигался в направлении выхода из деревни. На своём детском опыте я не раз убеждался: такие манёвры не спасают. Его выпустят, но лишь для того, чтобы дальнейшее происходило не на глазах взрослых и особенно вейлина — зачем рисковать, что кто-то вмешается и испортит забаву.

В данном случае «кто-то» и впрямь вмешался: я подошёл к парнишке и взял его за плечо. Он не вздрогнул, но весь натянулся ещё сильнее; даже не пробуждённое, его кружево ухитрялось кричать, вибрируя и моля незримые силы мира о помощи. Но он ничем не выдавал страха. Его взгляд был прямым и спокойным.