Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

В какой-то момент я понял, что начал сдавать позиции. Сказывались бессонные ночи и полученный в Неаполе стресс. Противник повалил меня на землю, и мы, вцепившись друг другу в покрытые синяками плечи, кубарем покатились по набережной, остановившись в сантиметре от бурлящих вод Тибра. «Похоже, сейчас мы оба полетим прямиком к «царю Посейдону», — промелькнуло в голове.

К слову сказать, в водах Тибра бесславно погиб мой дорогой друг-смартфон, выпав из кармана и скатившись с набережной. Я обнаружил пропажу только следующим утром и был несказанно расстроен.

На наше счастье, вскоре на набережную подоспели спасатели: Карло и Никколо в сопровождении Доменики. Видимо у Кассини хватило разума не будить пожилого маэстро, который при своей природной импульсивности, по словам Стефано, обладал ещё и тяжёлой рукой.

— Что здесь за комедия дель арте! — крикнул архитектор, когда они с младшим братом кинулись нас разнимать, отдирая друг от друга и оттаскивая от края берега.

— Да, нам же нечем больше заняться, Никколо! — не отойдя ещё от гнева, ответил я. — Вон Стефано решил поплавать в речке, а злой варвар Алессандро сказал «ая-яй, низ-зя!», — жутким клоунским голосом процитировал я известного артиста прямо по-русски, какая разница, что не поймут!

Стефано стоял молча, скрестив руки на груди и игнорировал любые вопросы. На меня он смотрел, как на негодяя, испортившего ему вечер.

— Ничего, сейчас злишься, а потом спасибо скажешь, — уходя вместе с Доменикой с набережной и стараясь сохранять спокойствие, сказал я. — Когда будешь выбирать золотое кольцо своей невесте, — вырвалось у меня.

— Убью! — сквозь зубы прошипел Стефано, бросив в мою сторону гневный взор.

Никколо и Карло дружно рассмеялись, увидев в моей реплике сарказм, а вот мне и Доменике было не до смеха. Похоже, что в моё сознание опять вклинился «бот» из дома с красными колоннами.

Комментарий к Глава 29. Долгожданное воссоединение и успешное предотвращение В третьей части трилогии Бомарше Керубино погибает на войне, оставив Графине “подарок” в виде сына Леона (здесь есть некий намек на параллель в моем романе)

====== Глава 30. Оттепель ======

Всю последующую неделю я, временно освобождённый от ига «великой синьоры», решил посвятить наукам, совмещая приятное с полезным. Так, вечерние часы я полностью отдал изучению рукописных учебников по механике и теории устойчивости. В какой-то момент я ощутил себя настоящим исследователем: ведь я держал в руках материалы, которые никогда не издавались в наши дни, возможно, в связи с тем, что теоретически верные результаты в этой области будут получены немного позже, во второй половине восемнадцатого века. Но тем не менее эти рукописи содержали подробно описанные эксперименты с различного рода деревянными конструкциями, что давало полную картину для дальнейшего восприятия и понимания. К середине недели я уже чётко представлял себе, с чем буду иметь дело на предстоящем «поприще».

Днём, в предрассветные часы и глубоким вечером я до полного изнеможения занимался вокалом под руководством своего милого музыкального монстра. Любые мои возражения наподобие «Зачем?» или «Я же никогда не буду петь в опере» пресекались на корню. В какой-то момент я понял, что с великим маэстро спорить бесполезно: уж если пришла ей в голову идея сделать из меня оперного primo, то сопротивляться бессмысленно. Тем более, в глубине души я и сам этого желал, хотя и прекрасно понимал, что вероятности куда-то выбиться у меня полпроцента.

— Может перерыв сделаем? — осторожно спросил я после непрерывного трёхчасового урока в комнате синьорины Кассини. — В горле пересохло, дай хоть на кухню сбегаю воды выпить!

Доменика, ничего не говоря, поднялась из-за инструмента, достала с полки кувшин с водой и протянула мне. Ясно, значит, боится, что сбегу.

— Ты мне не доверяешь? — обиделся я. — Вот клянусь, за всё своё детство ни разу не сбегал с уроков. Разве что в старших классах, но это было из-за болезни.

— Что за глупости, Алессандро? Я просто не хочу, чтобы ты отвлекался, у тебя уже хорошо получается.

— Ну до уровня Фаринелли мне всё равно не дотянуть, — горько усмехнулся я.

— Откуда ты знаешь синьора Броски? — опешила Доменика, даже выронив ноты из рук.

— Из кино, — честно ответил я. — Ты знакома с ним лично?

— Нет, Алессандро, — ответила моя печальная муза. — Но я… слышала его.

Последние слова были произнесены с таким трепетом и благоговением, что я готов был восхититься талантом Певца с большой буквы, даже не послушав его вживую.

— Синьор Броски сейчас в Неаполе? Или в Риме? — поинтересовался я.

— Нет, насколько я слышала, кажется, во Флоренции. В Риме он выступал пару лет назад, а затем брат увёз его на гастроли.

— Великий композитор Риккардо? — я вспомнил, что именно брат Фаринелли сочинил мою любимую арию «Ombra fedele», которую я почти два года учил ещё в Питере.

— Ты шутишь, Алессандро? Риккардо, похоже, совершенно безнадёжен как композитор. В Неаполе его ругали на чём свет стоит. Хуже были только мои сочинения.

— Но они прекрасны! — возразил я. — Не слушай, что говорят, следуй лишь своему разуму и сердцу.

— Знал бы ты, сколько моих сочинений навсегда погребено в письменном столе или предано огню. Веришь или нет, но я ещё в годы обучения вынуждена была публично сжечь целую партитуру своей оперы, которая никогда уже не увидит свет, только потому, что маэстро счёл музыку и сюжет не соответствующими стандартам.

— Что за опера? — поинтересовался я. — Как она называлась?

— «Пьетро, повелитель Страны Никогда», —с грустью ответила Доменика, и я сразу догадался, что речь шла о Питере Пэне. — Наиболее удачной в этой опере я считала арию принцессы Тигровая Лилия. Даже платье для неё придумала, а мне сказали: опера — дрянь.

— Возможно, тебе и правда лучше было подождать с этой оперой до нашего возвращения. Ведь эту сказку пока ещё не написали.

— Ты прав. Я неправильная, Алессандро, и это проявляется во всём, что я пишу.

— Неправильная? Может, лучше сказать — несовременная? Ведь ты дитя совсем другой эпохи. Поверь, окажись мы в нашем времени, твои композиции бы пользовались успехом. По крайней мере я, прослушавший за всю свою жизнь довольно многое, благодаря родителям, могу сказать, что ничего подобного я ещё не слышал. Ты в своём творчестве соединяешь несовместимое — барокко и романтизм, реализм и фэнтези. Разве это не прекрасно?

В первой половине дня я занимался с Эдуардо математикой и, по его же просьбе — латынью, параллельно изобретая вместе какой-то невообразимый псевдоалгоритмический язык для управления выдуманным виртуальным тараканом, ползущим по поверхности мозга. В промежутках мы играли в шахматы (не пьяные, простые!) и соревновались в отжиманиях и подтягиваниях на самодельном турнике, в чём Кассини-младший заметно преуспел и вскоре дал фору доходяге-учителю. Иногда я рассказывал ученику о своём детстве и любимых занятиях, о первой любви — да, той самой Ирке по кличке Заноза. Подобные, сугубо личные разговоры всегда давались мне с трудом, но в данном случае я решился на это только с одной целью — помочь парню понять таких, как я, преодолеть барьер в общении с «виртуозами». Ведь самый лучший способ победить врага — подружиться с ним.