Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

- Леша, привет! - проплывая мимо, воскликнул я, без надежды получить ответ.

- Здравствуй, Александр! - обернулся он. - Поплыл?

- Поплыл.

- И я собираюсь. На реке сегодня хорошо. Покойно, солнечно, тепло.

- Истинная благодать! - согласился с ним, не сомневаясь, что на этом разговор закончен. Алексей и без того на редкость оказался разговорчивым.

Под днищем вдруг довольно шумно зашуршало - лодку, будто что-то ухватило, будто неожиданно включилось экстренное торможение. Оказалось, заболтавшись с Алексеем, угодил в край трав подводного бугра на линии-дуге меж мысом и паромной насыпью. Словно в джунглях здесь переплелись и "чертов орех"-чилим с его шипами на орешницах, и "водокрас", становившийся уже кирпично-красноватым, и еще какая-то длиннющая и прочная трава с крючковатыми зелеными листочками. Щуклец величиной с ладонь стрелою выпорхнул из трав и замер в полводы в полутора метрах от лодки. Его отчетливо было видно в прозрачной воде на фоне белой щебеночной отмели. Множество крохотных рыбок, покинув убежище, сгруппировалось по краю "джунглей". При проплыве над бугром тяжелые пуки травы нависали на лопатках вёсел, не позволяя продвигаться дальше. Дважды весла пришлось снимать с уключин и вставлять обратно, чтоб прогрести, чтоб выбраться из неожиданного плена.

Определяться, куда же нужно было подаваться далее, решил, уйдя немного за паром. Все равно в любом из случаев мне предстояло снова плыть по направлению к косе затона почти до бакена. К тому же нужно было присмотреться к парочкам. Вдруг - на рыбе!.. Тогда уж от добра искать добра, как говорится, не имеет никакого смысла.

Обе лодки плавали на том же самом месте, где промышляли ранее, на тех же отмелях. Лишь отклонились несколько правее, чуть поближе к тамошней канаве, протянувшейся меж берегом и правой стороною Острова.

Почему-то эту канаву хищник посещает редко, несмотря на приличные ее глубины и сплошные прибрежные травы, уходящие вплоть до "ворот" затона. Но если уж в нее зашел, то непременно покрупнее, посолиднее того, какой обычно стережет свою добычу подле Острова. Обыкновенно, это щучка до кила, язи и окунь граммов до трехсот. Судак, считай, ее не посещает вовсе. Тот все-таки предпочитает быстрину: завертины, стремнины, перекаты. Тихие течения вблизи затонов не его среда обитания, не его подводная стихия.

Машинально заприметив дерево на горизонте, я вывел-выставил нос лодки точно на него, засек по центру кормовой перегородки точку заднего ориентира. Ей оказался какой-то бледно-рыженький кустарник, удачно приютившийся на общем фоне яркой желтизны листвы на извороте берега, довольно продолжительной полоской уходящей вдаль за поворот. Нажал посильней на вёсла - и можно было снова начинать считать гребки. Их, с учетом слабого течения на водах, прилегающих к затону, должно быть около двухсот. Журчащий шлейф с пузырчатой каймою прямою линией помчался от кормы по направлению ориентира.

Теперь - хоть закрывай глаза!.. От нечего делать можно было даже подремать-забыться. Можно было снова "разыграть удачу", к примеру, тони, условившись на отклонениях от курса в ту или иную сторону. Параллельно можно было загадать-прикинуть, на какую тоню, на какой участок следует отправиться-податься. Решил "сыграть", "считать" и малость подремать, вняв мудрости о том, что время сна проходит незаметно, при этом исчезает тягостность процесса ожидания.

Не теряя времени, закрыл глаза и в полудреме стал отсчитывать гребки, надеясь, что не пропущу момента повторения одних и тех же чисел, иначе говоря, "отключки".

Превосходно помню, сосчитал до ста пятидесяти семи. Но проснулся неожиданно с того, что ручка правого весла вдруг вырвалась из пальцев, а сам едва не завалился на бок. Не медля, зачерпнул ладонью за бортом воды, ополоснул лицо.

Оглянувшись, убедился, что до лодок Виктора-Олега, как и полагал, осталось метров около двухсот - не больше сорока-пятидесяти гребков. Отклонения от курса, как ни странно, не случилось, и это несколько обескуражило. По гаданью выходило, что ни то ни се. Средне, неопределенно.

Впрочем, вскоре определился с тем, что "средне" - несколько приятнее чем "плоховато", и это подбодрило. Подумал, что "средним уловом" нелишне было бы считать не меньше пяти-шести килограммов!.. Для среднестатистического счета дня то было б, вне сомнений, замечательно: выручка была бы неплохой.

Еще раз уточнил-прикинул курс, вывел-выставил нос лодки чуточку левее и, снова считая гребки, помчался к парочкам.

Леша-прапорщик вдруг выплыл-выскочил из-за парома, с силой загребая веслами. Он стремительно отмерил стометровку и, оставив весла на воде, замахал своею кривоватой удочкой-"рогаткой". Он размашистым рывком поднимал ее над головой, а затем неторопливо опускал, обеспечивая плавное падение блесны на дно. И так беспрестанно вверх-вниз, вверх-вниз... Словно робот, включенный в работу примерно на два с половиной часа. В случае встречных донных низинок он ловким движением кисти сбрасывал с "рогаток" леску, а при подъемах на бугры, на плато столь же ловко и молниеносно, без помощи другой руки, наматывал ее обратно.

Старики неторопливо поднялись-заплыли снова вверх. Встали на новую тоню несколько дальше от берега. Теперь было видно, что сеть их была короткой. Всего-то метров тридцать-тридцать пять длиной!.. И даже при полной ее растяжке с ведомыми фалами, расстояние меж лодками не превышало более семидесяти метров. Подумалось о том, что с этой, видимо, старинной снастью, тем более на тамошних песках, навряд ли можно было им рассчитывать на стоящий улов. Ныне "стометровкой-то" не столь уж часто удается хорошо поймать. Разве, часом, натолкнутся на плотву, на мелких окуней, подлещиков.

Впрочем, возможно всякое. Помнится, лет двадцать пять тому назад на тех же самых песках рыба ловилась очень даже недурно. Плотва, подъязки, крупная чехонь клевали на донки довольно лихо. А как-то однажды, во время их подсечки и подводки к лодке, вдруг начали хватать, откусывать-рвать леску, поводки большие щуки. В тот день одну я все-таки поймал, сплетя поводок косичкой из трех, имевшихся в наличии, нетолстых лесок. Она потянула почти на три с половиной кило.

Приблизившись к лодкам парочек, но, тормознув от них поодаль, чтобы не мешаться, я развернулся к ним кормой и с показной ленцой, облокотившись на упоры ручек вёсел, молча, с интересом, наблюдал за ними, всеми четверыми.

- И как? - спросил-откликнулся Виктор первым.

- Никак. Пустая тоня. А у вас?

- По пятку поймали, - отозвался тот.

- Ножовики?

- Немного поровнее. Граммов по четыреста, до полкилишка.

- А Вика поймала большую плотвицу, граммов на семьсот, голавля с полкилограмма и четыре щучки. Ее улов лучший, - известила Маша.