Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Поплыл еще "по гребешку", и вновь довольно четкая поклевка почти на том же месте, где и первая... Мгновенная подсечка "из-под низа" вверх!.. И, вне сомнения, опять судак того же веса, если не побольше!.. "Вот этот, похоже, мой!.. Неплохо бы судачка-то!.." - промелькнуло в мыслях при его подъеме к лодке.

И будто бы сумел как следует подсечь!.. Но уже секунды через три или четыре, будучи еще на глубине, рыба вдруг сошла - и, как мне показалось, слишком уж легко, свободно, будто и не цеплялась вовсе. "Неужто тоже лишь держалась за приманку?.. Старалась откусить-сорвать живца...", - смутила мысль.

Однако нет. Судак - а это был, конечно, он, - брал ротана с хвоста, и было видно, прикусил его клыком за самый кончик носа, почти вплотную с грузиком. При этом получилось, что загиб крючка, всегда торчащий на мормышке вертикально вверх, препятствовал ему сжать челюсти и тем, по-видимому, напугал. Судак не стал заглатывать приманку и, нужно полагать, разинул пасть, чтоб выплюнуть ее: живец был даже не помят, пригоден для дальнейшей ловли. Однако в этот самый миг была моя подсечка - и острие крючка попало-угодило (в этом совершенно не было сомнений!) на самый край его зубной надкостницы, в его "подковку" - в жесткую, фактически непробиваемую часть его крепчайших челюстей, что меж клыков. И при подъеме рыбины со дна (естественно, вверх головой!) крючок мормышки неминуемо был должен соскочить с "подковки", иначе говоря, слететь, сорваться, отцепиться.

Получалось - снова налицо какая-то нелепость, какая-то довольно странная случайность!

"Причем, последняя ничуть не ниже по загадочности той, что послужила сходу предыдущей рыбины!" - насторожила-напугала неожиданная мысль. Ведь две столь редкие случайности подряд уже навряд ли сами по себе являются случайными?

Вспомнилось, как будто щелкнуло по лбу, совсем недавнее: "Пожалел парнишкам-то?!.."

"Неужто дело лишь в этом?" - немало изумляясь случаям, едва ли не воскликнул вслух, вновь срочно заплывая на начало "гребешка".

Впрочем, новых сходов весьма, весьма не хотелось бы. Сегодня ими я был уже сыт по горло. Недолго думая, скорее принял компромиссное решение: взамен упущенного мною судака немедля подарить-отдать парнишкам аж двух... имеющихся в лодке недомерков! Общий вес их мог составить столь же, как и у сбежавшего, и даже больше, лишь бы умудриться-изловить хотя бы пару штук из тех, что рвут-откусывают лески, ломают и разгибают крючки! Главное теперь - не соблазниться, не увлечься мелочевкой и, по возможности, как можно чаще пробовать-крутиться на Пустой.

Четыре раза проплывал по "гребешку"! Поклевок не было. Но все еще в сомнениях, по-прежнему в надежде на поимку судака, не поленился возвратиться снова "на исходную", прошел участок в этот раз "с угла на угол"...

И, увлекаемый течением, был вынужден, в конце концов, сплавляться далее.

По спуску к перевозу вдруг прикатил "УАЗ"-"буханка". Следом, непривычно громко тарахтя, скрипя на всю округу тормозами, спустился бортовой "КАМАЗ". Человек двенадцать в камуфляжной форме выбрались-столпились около машин. "КАМАЗ", чадивший черной гарью, развернулся на площадке, задом сдал как можно ближе к заводи...

Четко, слаженно, по-военному быстро с кузова были сняты две лодки такого же, что и машины, темно-защитного цвета, на брезент был подан довольно тяжелый невод. Четверо дюжих военных - по-видимому, офицеры, - держась за ручки брезента, доставили его сначала на паром, с него - на катер, находившийся с другой, невидимой мне стороны парома. Еще один военнослужащий принес и подал кому-то за бортом парома пару двуручных корзин и, судя по всему, мешки.

Лодки меж тем уже оснастили моторами. Их почти одновременно завели, опробовали на ходу, дав по паре малых кругов напротив парома. Затем вся группа, кроме двух солдат, оставшихся возле машин, ушла за насыпь и, надо было полагать, устроилась-расположилась в лодках. Однако вскоре четверо из них опять возникли на пригорке: бегом вбежали на паром, по съемной лесенке спустились в катер. Тотчас громыхнула чалочная цепь, взревев, завелись моторы...

И вот "эскадра" лодок и паромный катер появились-выплыли из-за парома. Они довольно круто повернули "вверх", на бакен, и мне казалось, что пошли ориентиром точно на меня. Лодки тотчас же поддали газу и друг за дружкой, словно пара реактивных самолетов со шлейфами весьма приличных волн, помчали-полетели чуть ли не тараном на мое суденышко по направлению к Житковскому истоку. За ними следом на предельной скорости, с гигантской для Оки волной, по-стариковски грузно, но довольно шустро, ходко, спешил, стараясь угнаться, катер, похожий чем-то на тяжелого бомбарди-ровщика.

Волны от обеих лодок я встретил бортом - опасности они не представляли. Было даже несколько приятно покататься на волнах, словно некогда в люльке-качалке.

К волне же с катера пришлось, не медля, приготовиться. Не выводя со дна приманку, зажал удилище между коленей, тотчас развернулся к ней впрямую носом, ухватил покрепче рукоятки вёсел, чтоб удерживать последние возможно шире на воде... Слышал, что бывали случаи, когда волной паромных катеров рыбаков выбрасывало за борт, выбивало из уключин вёсла...

И вот она пришла-предстала перед лодкой грозным белогривым валом! Подхватила-подняла ее за днище носа!.. Тою же секундою, словно ловкий борец-силач, вдруг поднырнула под борта, под "щучий ящик", тотчас вскинула-взяла ее себе на плечи!.. Неожиданно в одно мгновенье вывесила, чуть ли не пол-лодки, над глубоким, жутковато-подступающим провалом и, взметнув, задравши затем корму, с силой, с разлетающейся массой брызг, кинула-ударила ее об воду...

Вторая и третья волны катера были уже не опасны.

Похоже, мужики отправились на Жуковские отмели: их тоже рыбаки зовут "песками". Они чуть выше Житковского яра, на той стороне реки. Либо "на пески" под Николаевкой, километрах в семи от здешних мест. Только там есть тони для ловли столь объемной, ныне давно уже редкостной снастью.

Выплыл вдруг из-за парома и погреб вдоль берега к затону проверять свои сети из лески в тамошних травах Юрас - вечно пьяненький, небритый, всклоченный, смешной, но беспредельно добрый, простодушный, совершенно безобидный мужичок. Увидевши, что наблюдаю за его передвижением, приветливо помахал рукой. С улыбкой я отозвался тем же.

Слышал, кажется от Даниила, что вырос Юрий без отца и что фамилия его - по матери - Фиохин. В Митриевогорской школе, куда окшёвских ребятишек доставляли на автобусе, учился только на пятерки и даже тянул на медаль. Особенно преуспевал по физике, по математике, отлично владел немецким. Тогда никто не сомневался даже, что перед парнем яркая, большая жизнь. Да, видно, сглазили!.. Вместо институтов-академий пришлось на сокращенных курсах в профучилище освоить специальность тракториста; она-то и осталась всей его дальнейшей "перспективой" в том же селе Окшёве на целых четырнадцать лет - слегла-расхворалась мать.