Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

В с.Дмитриевы Горы Меленковского района все еще жива (дай Бог ей доброго здоровья!) некая Раиса Юкачева. Многие из старых рыбаков помнят, знают ее как сторожа-смотрителя бывшей турбазы Меленковского литейного завода. Точнее, как радушную при ней хозяйку. В любой час дня и ночи - в те "доперестроечные" времена ворота базы, по обыкновению, не запирались - в ее дворе можно было оставить транспорт, а при желании заночевать (бесплатно!) не хуже, чем в любой гостинице. В начале "трудных девяностых" Раисе пришлось остаться вдовой с тремя несовершеннолетними детьми и с мизерной зарплатой сторожа-истопника в оказавшейся ненужной предприятию турбазе. Благо, проживала на реке!..

Лично по мне, Раиса Юкачева - пожалуй, некий уникальный, неизвестный "рекордсмен страны"!.. Весьма возможно, именно она одна - единственная женщина в России (ни о чем подобном не читал, не слышал), которая ловила рыбу сетью "плавом" на Оке!.. В одиночку, без напарника-гребца! Столь опасная и столь тяжелая работа под силу вовсе не всякому (даже дюжему!) мужчине.

Но самой яркой, самой памятной встречей с рыбачками на Оке, конечно же, остается первая, самая давняя. Возможно, именно она и послужила тем самым "вирусом" (тем самым жизненным курьезом!), пристрастившим вдруг однажды к удочкам и водоемам и, вполне возможно, негативно повлиявшим на мою дальнейшую, быть может, более удачную судьбу.

Впрочем, вряд ли ныне стоит рассуждать о том, что было предначертано судьбой и каковою получилась прожитая жизнь, но вышло все тогда довольно любопытно и, возможно, для кого-то даже может оказаться поучительным.

В ту пору было мне без малого семнадцать лет, хотя к тем дням уже закончил ученичество по специальности слесаря-ремонтника в литейно-меха-ническом заводе и в общей сложности имел уж год рабочего стажа.

Помню, меня уже "прописали-обмыли" в бригаде, и то мероприятие в то время встало мне не столь уж дорого! С вином и неплохой закускою на всех, на пятерых, всего-то семнадцать рублей, из получаемых мною в то давнее время около шестидесяти восьми. Помнится, домой пришел впервые крепко под хмельком и, не раздевшись, не разувшись, сразу же уснул.

Отлично помню, что случилось это в августе, за три недели до дня моего рождения, которое в начале сентября, что день был пятница.

Но соблазняли-агитировали "как единственного отщепенца" не с июня ли!..

Да и как возможно было отказаться-воспротивиться тому, когда сам бригадир наш, Герман Станиславович Пичужкин, наряду с начальником ремонтного отдела ЭМО, в подчинении которого мы находились, считались едва ль не асами рыбной ловле и занимали первые места не только в заводских соревнованиях, но даже в районных.

Не оставляя, собственно, мне никакого выбора в принятии решения, для меня однажды прямо на работе изготовили и подарили пару самодельных донных удочек с тяжелыми свинцовыми грузилами, отлитыми в кузнечном цехе в специальных формочках. А затем мы всей бригадой - в составе Германа, его помощника Ивана Голованова и двух простых, как я, подсобных слесарей Василия Петровича и Алексея Ильича ходили в магазин "Спортивные товары", где выбрали-купили двухколенную бамбуковую удочку, которая впоследствии, как оказалось, служила мне верой-правдой без малого тридцать четыре года.

Тем днем, во время рабочей смены, мы вчетвером (за исключеньем бригадира), прячась от начальства, за забором нашей бывшей заводской конюшни накопали червяков из расчета триста штук на каждого из нас. И там же, чуть в сторонке, на лугу, скрываясь за кустарником березняка, набрали-наловили для разнообразия кузнечиков. Спиртным мы тоже запаслись в тот день заблаговременно. И, помнится, что водки в магазинах не было, но был "Портвейн". Пришлось по две бутылки купить его, хотя, замечу с полной откровенностью, особой привлекательности в том "непременном атрибуте" рыболовов, отправлявшихся на рыбалку на ночь, я не находил.

В пути в тот день нам подфартило-повезло. Большой автобус до села Окшёво встал задней дверцей точно против нас, и мы, в числе одних из первых из толпы, рванувшейся в него, сумели даже захватить-занять сидячие места. Помню, с интересом наблюдал, как быстро заполняется-прессуется салон лишь рыбаками; и помнится, двух женщин, толстую старуху с клюшкой и какого-то высокого блондина в шляпе (по настоянию водителя "чтоб потеснились, уплотнились, предоставили возможность ехать всем!) все-таки сумели втиснуть-"посадить" и наглухо прижать к передней дверце. Был солнечный теплый день. Было довольно жарко. Однако в автобусе были открыты окна, приподнят потолочный люк, и нас, всех пятерых, сидевших рядом с окнами, немножко обдувало.

В Окшёве, в магазине (он до сих пор все там же, подле остановки, рядом с памятником павшим воинам), помнится, продавали "чекушки", и рыбаки, оставив перед входом удочки и рюкзаки, все как один скрывались-исчезали в нем. Естественно, мы вышли из автобуса теперь уже в числе последних. Герман Станиславович велел мне оставаться около вещей, и далее, еще минут через десяток, "затарившись" чекушками, мы, всей бригадой, по-прежнему в числе последних, бегом спешили-торопились по дороге с Кручи вдоль глубокого (с деревьями внизу) оврага к перевозу на паром.

Оказалось, на пароме ждали всех, кто должен был прибыть из магазина; и на его стальной платформе, огражденной по бортам перилами, уже теснились рыбаки не только с нашего окшёвского автобуса, но также прикатившего из Мурома, с какого-то из крупных предприятий. За нами, вынырнув из-за бугра, бежали лишь последние три рыбака, и по толпе подался человек, сбиравший с каждого из нас по тридцати копеек.

Вдруг кто-то из толпы воскликнул, что с женщин-рыбачек плату взимать нельзя, что - это грешно, и какой-то невысокий, лысый весельчак с золотистой фиксой на зубах, с шутками и прибаутками пошел-подался по толпе, сбирая с каждого еще по две либо три копейки. Тем, кто мелких денег не имел, пришлось делиться пятачком, к примеру, за двоих-троих. Весельчак предлагал разменять монетки, старался дать сдачу. Но сдачу, помнится, никто брать не хотел, остря, в свою очередь о том, что оставляет эти деньги в счет оплаты их обратного пути.

Я с любопытством обозрел толпу и, действительно, увидел женщин. Они стояли около перил, совсем неподалеку от меня, их не так-то просто было отличить от мужиков. Обе в куртках, в темных брюках и коричневых полусапожках. Лицом ко мне стояла явная старуха, как мне тогда казалось, лет под пятьдесят. Под легкой "в рябинку" мужской фуражкой виднелись белые ее кудряшки, странно сочетавшиеся с темными красивыми бровями. На лбу, под козырьком фуражки - очки с зеркальными солнцезащитными стеклами, за спиной - большой рюкзак, с широкими, словно погоны, лямками. Одной рукой она держалась за перила, другой придерживала вязку раскладных бамбуковых удилищ.