Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Я, помнится, спросил-полюбопытствовал, откуда у него в лесной глуши, в неведомом ближайшим селам захолустье, взялись столь интересные, полезные познания?.. Но в ту же самую секунду послышался скрип-шорох отворяемых дверей, почти неслышный, осторожный топот туфелек по полу, и два очаровательных с прелестными внимательными глазками создания в их изумительнейших платьях предстали перед нами в мастерской.

Владлен Никитич, старательно скобливший рыбью чешую, ничуть не растерялся. Прикинувшись, что их визита не услышал, не узрел, с лицом едва ль не ставшим вновь пунцово-алым, он продолжал повествовать-рассказывать, что в неком тихом, ветхом деревянном городишке, в кафе, где продавалось пиво, познакомился-разговорился с человеком, редактором местной районной газеты, великолепно знающим древнейшую литературу и историю. С серьезным, вдумчивым лицом он собирался было что-то изложить о том еще, как Раиса Николаевна, обращаясь в большей мере непосредственно к Ларисе, с сожаленьем, с хитринкою отметила: "Отец, Ларисонька, у нас с тобой сдает, слабеет!.. С двух стопок нынче вспыхнул, воссиял лицом, как красно солнышко. Прежде розовел обычно с третей!.. Порой - с четвертой".

"Годы, годы наши!.. дают знать о себе, голубушки мои! - последовал веселый разухабистый ответ. - Сорок с лишним лет - не шутка!"

"Наверное, не столько годы... Сколь из потайных запасов, пожалуй, умудрился оприходовать еще стопарик или полтора?"

"Как несправедлива ты ко мне, моя касаточка! - со смирением вздохнул Владлен Никитич. - Вот Александр - свидетель!.. Он может подтвердить, что ни на миг не отлучался из терраски, вместе чистим-потрошим вот этих рыб".

В подтверждение его "действительно правдивых" слов пришлось пожать плечами, сказать, что "так и есть". При этом вынужден был отвести от них свой взгляд, старался спрятать-скрыть свою (до неприличия!) веселую физиономию, готовую вот-вот предательски расхохотаться.

"Ничуть не удивительно. Ведь ты у нас на этот счет прямо-таки волшебник!.." - согласилась с ним Раиса Николаевна.

С ответом на эти ее слова неимоверно раскрасневшийся Владлен Никитич с умильной благостью, с любезностью и затаенным любопытством к диалогу ничуточки не задержался. Он что-то начал пояснять-доказывать, и диалог сторон (вернее состязанье в красноречии) в их этом раунде продлилось, помнится, еще минуты три или четыре. Мне нынче представляется, что была у них ничья. Хотя последнее определяющее слово, как и всегда, осталось за хозяйкой дома.

Далее, уже беседуя о чем-то меж собою (о чем не помню), Раиса Николаевна с Ларисой продолжали оставаться подле нас, и это было откровенной демонстрацией того, что все работы, которые нам предстояло выполнить по чистке рыбы, были теперь под строгим и постоянным контролем, что теперь уединение для нас являлось непозволительным, недопустимым.

И точно. Когда настало время нам нести мыть тушки рыбы, они решительно направились за нами следом, и обе терпеливо дожидались нас, пока мы вместо тапок надели нашу "уличную" обувь, что находилась около скамеек. Они вели-сопровождали нас, когда мы шли с нелегкими и неудобными для рук полутораведерными кастрюлями по коридору к выходу во двор, когда спускались по ступеням лестницы с крыльца. Лишь в направлении калитки в огород мы продвигались-шли так называемой "гурьбою", и дамы, поспешившие пройти вперед, открыли-распахнули перед нами створки двери в невысоком дворовом заборе.

Затем цепочкой друг за другом мы пробрались меж грядок с огурцами, тыквами, морковью, помидорами, цветной капустою и, кажется, чем-то еще, к роднику; и нашим милым "конвоиршам" на беспощаднейшей жаре, на солнцепеке довольно продолжительное время пришлось- досталось наблюдать, как мы промыли-сполоснули крупные рыбные куски, как присолили их, как обернули каждый пленкой (кажется, из целлофана), чтоб не слипались, не смерзались общим комом в погребе на ящике со льдом при их хранении.

С той же ношей, "под конвоем", мы вышли-выбрались из огорода, и наш дальнейший путь лежал вдоль их красивого, с орнаментом, сарая к погребу, конструкцией напоминавшему обычный, типовой, но только очень маленький гараж из кирпича (какие ныне уж давно не строят) для мотоциклов с коляской.

Спуститься в погреб мне, как дорогому гостю, Раиса Николаевна категорически не позволяла; того же мнения был и Владлен Никитич, который заявил, что не настолько он уж "подшофе и слаб физически", чтоб не сумел управиться "со столь обычной, столь пустяшной" для него работой. И мне всего лишь довелось подать ему кастрюли с рыбой, да закрыть-утеплить крышку люка, когда, махнув внизу еще стопарик, он вылез-выбрался по лестнице из круглой бетонированной ямы-"комнатки" со столиком, со стеллажом, со шкафчиком, с красивыми резными полками и, кажется, с чем-то еще. Помнится, во время "вылазки" из люка погреба Владлен Никитич, весьма довольный четким исполнением очередной своей уловки со стопариком, выразительно мне улыбнулся, подмигнул.

И потом, минутой позже, когда мы снова под надзором наших милых леди пошагали было к дому "вновь за стол" и вновь гурьбою проходили близ сарая, он, по-прежнему пугая нас своей пунцово-красной шеей и таковою же физиономией, неожиданно для них спросил:

- Яички-то сейчас захватим? Или позже за ними сходите сами?

Раиса Николаевна велела их забрать, и мы, на этот раз уже втроем, остались "контролировать-дежурить".

Владлен Никитич, оставив за собою дверь в сарай открытой, не торопясь, вразвалочку, исчез в ее темнеющем проеме, и, нелишне было бы заметить, пропадал-отсутствовал совсем недолго. С тою же степенностью, он возник-предстал в проеме снова, сдал Ларисе, кажется, два яичка, и... снова, глянув на меня внимательно-лукавым взглядом, горделиво улыбнулся, подмигнул опять.

Но далее - едва ль не в ту же самую секунду - с ним случилось нечто странное, весьма забавное.

Владлен Никитич, не проронив ни слова, вдруг заспешил-заторопился в сторону крыльца почти набегом, напоминавшим легкий бег-разгон перед броском, чтоб искупаться, но совершенно не учел при этом то, что при таком разбеге под ногами может создаваться сильное сопротивление воды!.. Споткнувшись буквально на ровном месте, он начал было стремительно падать...

И, пожалуй, точно бы "нырнул" вниз головою на пороги, если бы каким-то чудом не успел схватить рукой за столб крылечного навеса, а потом - уже двумя руками - уцепиться за наклонный поручень перил, являвшихся своеобразным ограждением ступеней лестницы.

Я тотчас поспешил к нему на выручку, и вскоре мы, уже втроем, смогли ему помочь встать на ноги, подняться на крыльцо. Затем с Раисой Николаевной вели его по коридору в дом, в передней уложили на диван, а Ларисе с яичками в левой руке пришлось открывать пред нами двери. В пути Владлен Никитич нам радушно улыбался, старался что-то разяснять-доказывать, при этом называл Раису Николаевну слатулькой.