Александр Шатаев - В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая [СИ]

Помнится, что эта мысль "шептавшего на ушко", хоть и имела некую необъяснимую, немножко скверную сомнительность, теперь уж не казалась столь греховной, нерезонной, неприемлемой, недопустимой. В определенной мере, она все чаще стала представляться выходом из тупика, в котором мне досталось ненароком очутиться. Смущало, правда, то, что слух о нашей близости с Полиной мог вдруг распространиться по поселку, дойти уж если не Ларисы, то до ее родителей... "Да кто докажет, что была между вами близость? Кто узнает-то?! Полина не из тех, кто хвалится подобными вещами!" - старался-настаивал вкрадчивый, тихий шепот.

От этих размышлений я несколько повеселел, воспрянул духом. "Что ж!.. Уж будь, что будет! Пусть все случится так, как предназначено судьбой!.. Точнее так, как нужно исключительно для пользы каждого из нас!.." - склонялся я все больше и больше к таковому компромиссному решению. И, если ныне мне не изменяет память, тогда же, сразу же с принятием столь хитроумного решения, весьма возможно, что интуитивно, искренне воскликнул теми же словами, которыми порой частенько приговаривала бабушка: "Боже, спаси-сохрани мя от греха и всякого противного проступка!.."

В то утро мне удалось-таки побаловать Наташу шоколадкой при передаче рыбы старшине. Точнее - дал ей знаками понять, что для нее есть нечто в их почтовом ящике, и ей как можно поскорее нужно в него заглянуть. Она "все поняла", кивнула, улыбнулась мне, возможно, полагая, что в нем имеется моя секретная записка.

Затем, как обещал старшине Суворкину, минут без двадцати двенадцать я пошагал "на след".

Неторопливо вышел из поселка и трусцой, по большей части для разминки и "вхождения во вкус", неспешно побежал по тропкам, по дорожкам, а то и напрямик - через луга, через лесные полосы, через ложбинки. Пробежался даже по картофельному полю, оставляя за собою четкий след сапог меж бороздами.

Четвертый, пятый километры я бежал, пожалуй, едва ли не с рекордной скоростью. А при пробежке по одной из рощиц из берез и ельника, как помню, натолкнулся на сплошные белые грибы, о коих, видимо, никто из жителей видневшейся неподалеку деревеньки даже не подозревал.

С Леонидом мы договорились лишь о "малом круге" нашей гонки. То есть он обязан был отправиться за мною ровно через час. Мне же предстояло убежать тем временем километров за шесть. А затем, еще в течение одного часа, можно было бы идти к поселку хоть самым обычным шагом. Леонид с собакой в любом из случаев (беги я или не беги) настиг бы меня перед поселком, поскольку, в соответствии с инструкцией, я все одно был должен их вблизи поселка подождать.

Но, помнится, "идти не торопясь", сидеть и ждать их где-то на окраине поселка мне совершенно не хотелось. Напротив!.. Нестерпимо подмывало вновь бежать, бежать еще! При этом, будто осязаемо, все чудилось-казалось, что при ходьбе секунды и минуты шли-тянулись нестерпимо дольше, нежели во время бега.

Помнится, одним мгновением решил свернуть с дороги на луга и, увеличив "гончий круг" примерно с километр, помчал к реке, чтоб перебраться на ее другую сторону и вновь бежать, бежать с рекордной скоростью по протянувшейся вдоль берега тропе.

И этот бег на самом деле был для меня, пожалуй, самым быстрым, самым беспощадным в жизни! Он был, наверное, уже сродни какому-то безумию, закончившемуся, в общем-то, достаточно печально. Тогда я умудрился даже пробежать меж сучьев сваленной сосны, перебираясь с берега на берег по ее довольно гладкому, опасному стволу и, не сомневаюсь и поныне, что не только не испытывал ничуточки усталости в ногах!.. Но, пожалуй, было все как раз наоборот!.. Было ощущенье нарастающего ликованья оттого, что с каждым метром, с каждою минутою силы только прибывали, прибывали, прибывали.

Когда же до плота осталось лишь немногим более двух сотен метров (то было место, где мы с Ларисой пили кофе, удили с ней рыбу), отлично помню, как, внезапно даже для себя, вдруг перешел на шаг. Но этот шаг мне не служил для передышки от усталости! В нем, вне сомнений, было что-то от неторопливости, напоминавшей больше медленную поступь тигра, вдруг увидевшего близко за кустами стайку антилоп!.. Помню, словно было то вчера, как мысленно сказал себе: "Ну, ефрейтор Александр Дневной, дождался ты, однако, своего счастливого часа!.. Всего-то ничего осталось до него! Вперед же, вперед!.."

С улыбкой на губах я вновь помчался-побежал, все ускоряя, ускоряя бег теперь уже по ровной, жесткой и прямой тропе, и - в этот раз я даже не имел сомнения, что, наконец-то, перепрыгну преграждавший путь ручей неподалеку от плота, оставшийся единственным не покоренным мною. Я исключительно удачно рассчитал свой бег, удачно наступил ногой на край канавы...

И далее, еще в полете, уже осознавая, что ручей преодолен, увидел под собой, под сапогами, приближавшийся ко мне с огромной скоростью маленький камень-голыш, неизвестно как, откуда в этом месте оказавшийся!.. И еще до приземления, до удара об него подошвой сапога, уже почувствовал, не сомневался в том, что этот камушек через мгновение перечеркнет все то, что стало столь родным, столь близким здесь, в поселке. Что будущего в этом тихом, безмятежном, маленьком мирке с Ларисой больше для меня существовать не будет.

О том, что было дальше, после "приземления", для меня и ныне, словно страшный сон! Словно нечто из какой-то непонятной, жутковатой нереальности!..

Полина, замотавшая бинтом мою ступню, подозревала, что в ушибе что-то более серьезное; на всякий случай написала направление в санчасть дивизиона. Я обещал, что непременно возвращусь, и, как условились, 8-го сентября к 12-ти ноль-ноль велел ей с Зинаидой и Борисом ждать меня с обещанным мной коньяком. Она вздохнула, грустно улыбнулась, пожала мне на прощанье руку.

По указанию Тарантова, на костылях, в сопровождении сержанта Александрова, мне было суждено явиться к бабке Пелагее, как оказалось, местной ясновидящей, знахарке, проживавшей в старом доме на краю поселка. Она уселась под иконами на стуле и с расстояния почти двух метров от ступни, к удивлению назвав меня по имени, сказала: "Я тебе, Александр, ничем помочь не смогу! У тебя, мой дорогой, повыше пятки трещинка в кости. Тебе, милый, нужно ехать в больницу, к врачам".

Был сразу же составлен акт о несчастном случае со мной. Был срочно вызван водитель "дрезины" - грузовой автомашины для перевозки людей, но с колесами для передвижения по рельсовым путям узкоколейки. Сопровождающим меня назначили Ранзистого; при этом, в качестве помощника ему, поехать вызвался Шарифов, и мы втроем (Ранзистый сесть с водителем не пожелал), словно мне в укор, в насмешку, в назидание, точно в 16-00, находясь в фургончике дрезины, покатили мимо школы, магазина, фельдшерского пункта...