Дэн Браун - Инферно [litres]

Сиенна удивленно на него посмотрела.

– Вы о чем?

– Так называлось произведение искусства, которое тут некогда выставлялось. «Ради любви к Господу».

Сиенна с недоумением наблюдала, как Лэнгдон почти бегом пересек зал и попробовал открыть маленькую стеклянную дверь в стене. Но та оказалась заперта. Тогда он прижался лицом к стеклу и, приложив к вискам ладони, чтобы не мешал свет, попытался что-то разглядеть внутри. Сиенна надеялась, что он увидит то, что искал, потому что смотритель снова заглянул в зал и нахмурился, заметив Лэнгдона у стеклянной двери.

Сиенна весело помахала ему рукой, и смотритель, смерив ее долгим осуждающим взглядом, снова исчез.

Lo Studiolo [17] Кабинет ( ит. ). .

За стеклянной дверью, прямо напротив загадочной надписи «cerca trova», в Зале пятисот располагалась маленькая комнатка без окон. Задуманное Вазари как секретный кабинет Франческо I, это небольшое прямоугольное помещение венчал округлый сводчатый потолок, отчего внутри оно было похоже на огромный ларец для сокровищ.

Внутреннее убранство лишь усиливало это впечатление. Более тридцати редких полотен висели так близко друг к другу, что практически закрывали все стены. «Падение Икара», «Аллегория человеческой жизни», «Природа, вручающая Прометею кристалл кварца»…

Вглядываясь через стекло в эту роскошную комнату, Лэнгдон прошептал:

– Глаза смерти.

Он впервые побывал в этом кабинете несколько лет назад во время частной экскурсии по тайным ходам дворца. Тогда его поразило, какое обилие потайных дверей, лестниц и проходов пронизывало все сооружение, причем некоторые скрывались за полотнами, висевшими в Lo Studiolo.

Однако сейчас его интересовали вовсе не тайные ходы. Он вспоминал довольно провокационный предмет современного искусства, который был там выставлен, а именно: «Ради любви к Господу» Дэмьена Хёрста. Сам факт его демонстрации в знаменитом Studiolo Вазари вызвал тогда бурю возмущения.

Творение Хёрста представляло собой отлитую из платины в натуральную величину копию человеческого черепа, инкрустированную восемью тысячами сверкающих бриллиантов, которыми была покрыта вся его поверхность, за исключением натуральных зубов. Эффект достигался поразительный. Пустые глазницы черепа светились, передавая внушающее тревогу соединение жизни и смерти… красоты и ужаса. Хотя этого черепа уже давно не было в кабинете, воспоминание о нем натолкнуло Лэнгдона на любопытную мысль.

Глаза смерти , подумал он. Череп явно для этого подходит.

В «Аде» Данте о черепах говорится много и часто. Особенно известным является описание жестокого наказания графа Уголино в последнем круге ада – его приговорили вечно глодать череп погрязшего в грехе архиепископа.

Мы ищем череп?

Лэнгдон знал, что кабинет представлял собой своего рода кунсткамеру. Почти все картины висят на незаметных петлях и поворачиваются, открывая доступ к тайникам, в которых герцог некогда хранил дорогие ему предметы: образцы редких минералов, красивые перья, окаменелую раковину наутилуса и даже, если верить слухам, большую берцовую кость монаха, украшенную толченым серебром.

Лэнгдон не сомневался, что всех этих предметов там давно уже нет, и, насколько ему известно, никакой другой череп, кроме творения Хёрста, там не выставлялся.

Его мысли прервал громкий стук двери в конце зала. Вслед за ним послышались быстро приближавшиеся шаги.

– Signore! Il salone non è aperto! [18] Господа! Зал закрыт! (ит.) – раздался сердитый голос.

Лэнгдон повернулся и увидел, что к нему приближается администратор музея. Она была миниатюрной, с коротко стриженными каштановыми волосами, а выступающий живот говорил о беременности на довольно большом сроке. Женщина решительно двигалась прямо на него, постукивая пальцем по наручным часикам, – давала понять, что зал еще закрыт. Подойдя ближе, она посмотрела на Лэнгдона и вдруг замерла, прикрыв от удивления рот ладошкой.

– Профессор Лэнгдон! – воскликнула она растерянно. – Прошу меня извинить! Я и не знала, что вы здесь. Рада снова вас видеть.

Лэнгдон похолодел. Он был уверен, что никогда прежде не встречал эту женщину.

– Вас и не узнать, профессор, – подходя ближе, восторженно продолжала женщина уже на английском, но с сильным акцентом. – А все из-за одежды. – Она одобрительно кивнула, глядя на пиджак от Бриони. – Шикарно выглядите. И стали похожи на итальянца.

Во рту у Лэнгдона пересохло, но ему удалось изобразить вежливую улыбку.

– Доброе… утро, – пробормотал он. – Как вы?

Женщина засмеялась, поглаживая живот.

– Устала. Маленькая Каталина всю ночь брыкалась, не давая спать. – Она озадаченно огляделась. – А Дуомино не говорил, что вы сегодня придете. Он тоже тут с вами?

Дуомино? Лэнгдон понятия не имел, о ком она говорит.

Видимо, заметив его замешательство, женщина успокаивающе улыбнулась.

– Все в порядке, во Флоренции его все так зовут. Он не обижается. – Она снова огляделась. – Это он вас впустил?

– Он самый, – подтвердила, подходя, Сиенна, – но у него утром какая-то встреча. Он сказал, что вы не будете против, если мы тут немного побродим. – Она приветливо протянула руку. – Я – Сиенна. Сестра Роберта.

Женщина подчеркнуто официально ее пожала.

– А я Марта Альварес. Вам очень повезло – иметь в экскурсоводах самого профессора Лэнгдона!

– Не то слово, – согласилась Сиенна и, не удержавшись, закатила глаза. – Он столько всего знает!

Наступила неловкая пауза, во время которой женщина разглядывала Сиенну.

– Просто удивительно, – заметила она, – как мало в вас внешнего сходства. Разве что рост.

Лэнгдон понял, что надвигается катастрофа. Была не была!

– Марта, – обратился он к женщине, надеясь, что запомнил ее имя правильно. – Мне бы не хотелось вас беспокоить, но… вы, наверное, догадываетесь, зачем я здесь.

– Вообще-то нет, – ответила она, прищурившись. – Я понятия не имею, что вы тут делаете.

Снова повисла неловкая пауза, и сердце у Лэнгдона гулко забилось. Попытка прояснить хоть что-то не удалась. Неожиданно Марта расплылась в широкой улыбке и громко рассмеялась.

– Профессор, я шучу! Конечно, я догадываюсь, зачем вы вернулись. Если честно, я не понимаю, чем она так интересна, что вы с Дуомино провели там вечером почти час. А сейчас, наверное, хотите показать ее сестре?

– Верно… – выдавил он. – Все правильно. Я хотел бы показать Сиенне… если, конечно, это не слишком вас затруднит.

Марта взглянула на балкон второго этажа и пожала плечами.

– Ничуть. Я как раз иду наверх.

Чувствуя, как снова заколотилось сердце, Лэнгдон посмотрел на балкон в конце зала. Я был там вчера вечером? Он совершенно этого не помнил, но знал, что балкон, располагавшийся на одном уровне с надписью «cerca trova», служил входом в дворцовый музей, который он непременно посещал, когда оказывался здесь.