Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник)

– Предпочитаете ли вы закрыть дверь или держать ее распахнутой, мэм?

– А? Не имеет значения. Хотя, впрочем, пусть остается открытой. Здесь по правому борту живут холостяки, а я обитаю на женской половине у левого борта, с незамужними женщинами. Но я пользуюсь некоторыми льготами и дополнительными свободами… ну, скажем, как комнатная собачка. Я – «фраки», но меня терпят. – Последние слова она произнесла с кривой усмешкой.

Торби не уловил смысла большинства слов.

– Собака? Это животное, произошедшее от волка?

Она пристально посмотрела на него:

– Ты учил этот язык на Джаббале?

– С самого раннего детства я жил только на Джаббале. Простите, если я выражаюсь неправильно. Может быть, лучше поговорим на интерлингве?

– Нет-нет… Ты прекрасно говоришь на английском Системы. Твое терранское произношение гораздо лучше моего. А я так и не сумела вытравить из гласных свое происхождение. Но мне хватает и того, что меня понимают. Кстати, я забыла представиться. Я не торговец. Я антрополог, и они позволили мне совершить путешествие на их корабле. Меня зовут доктор Маргарет Мейдер.

Торби склонил голову и сложил ладони:

– Большая честь для меня. Меня зовут Торби, сын Баслима.

– Мне тоже очень приятно, Торби. Зови меня Маргарет. Мой титул здесь ничего не значит, поскольку он не имеет отношения к корабельной иерархии. Знаешь ли ты, что такое «антрополог»?

– Простите, мэм… Маргарет.

– Название громкое, но означает простую вещь. Антрополог – это ученый, исследующий человеческое общежитие.

– Разве это наука? – с сомнением спросил Торби.

– Иногда я и сама в этом сомневаюсь. Но это – достаточно сложные исследования, потому что люди могут устраивать свою совместную жизнь бесчисленным количеством способов. Существует шесть признаков, общих для всех людей и отличающих нас от животных: три из них относятся к анатомии, к тому, как работает наше тело, а три других приобретаются обучением. Все остальное: поступки людей, их вера, обычаи и экономические практики – чрезвычайно разнообразно. Антропологи изучают эти переменные. Ты знаешь, что такое «переменная»?

– «Икс» в уравнении? – неуверенно предположил Торби.

– Совершенно верно! – радостно ответила женщина. – Мы изучаем «иксы» в человеческих уравнениях. Именно этим я и занимаюсь. Я изучаю образ жизни вольных торговцев. У них принят самый, вероятно, необычный во всей истории людей способ решения этой сложной задачи – как быть человеком и выжить. Они уникальны.

Она беспокойно шевельнулась:

– Торби, ты не будешь возражать, если я пересяду в кресло? Мое тело уже не так гибко, как в молодости.

Торби покраснел:

– Мадам, у меня ни одного нет. Я не…

– Одно из кресел расположено прямо за твоей спиной. И еще одно – за моей. – Она привстала и прикоснулась рукой к стене. Панель скользнула в сторону, и из небольшой ниши развернулось мягкое кресло.

Увидев его озадаченное лицо, она спросила:

– Разве они тебе не показали? – и сделала то же самое с другой стеной; в каюте появилось еще одно кресло.

Торби осторожно присел, потом позволил себе расслабиться и уселся всем телом, почувствовав, что кресло само приняло наиболее удобную форму. На его лице появилась широкая улыбка.

– Здорово!

– А ты знаешь, как раскрыть откидной столик?

– Столик?

– Боже праведный, неужели они вообще ничего тебе не показали?

– Ну… сначала тут была койка. Но я потерял ее.

Доктор Мейдер что-то пробормотала и сказала вслух:

– Можно было догадаться. Торби, я восхищаюсь этими торговцами. Я даже иногда испытываю к ним нежные чувства. Но порой они бывают такими высокомерными, эгоистичными, упертыми, самодовольными и непрошибаемыми. Впрочем, я не должна критиковать наших хозяев. Вот. – Она дотронулась руками до двух кружков на стене, и исчезнувшая койка появилась вновь.

Теперь, при двух откинутых креслах, в каюте почти не осталось места. Пожалуй, тут мог бы стоять только один человек.

– Лучше я уберу ее. Ты заметил, что я делала?

– Дайте я попробую.

Маргарет показала Торби и другие встроенные предметы, которые прятались, казалось бы, в совершенно гладкой стене: два кресла, койку, шкафчики для одежды. Торби обнаружил, что в его распоряжении дополнительные две смены одежды, две пары мягких корабельных туфель, еще несколько странных, на его взгляд, предметов: книжные полки, на которых, кроме пачки экземпляров «Устава „Сису“», не было ничего, фонтанчик для питья, лампа для чтения в кровати, интерком, часы, зеркало, пульт управления температурой в комнате, а также еще какие-то устройства, назначения которых он не мог понять, поскольку сроду не видал таких вещей.

– Что это? – наконец спросил он.

– Это? Наверно, микрофон для связи с кабиной старшего помощника. А может быть, имитация, а настоящий где-нибудь спрятан. Но не беспокойся: на этом корабле почти никто не говорит на английском Системы, и старший помощник не исключение. Тут пользуются своим «секретным» языком, да только никакой он не секретный: самый обычный финский. У каждого торговца свой язык – один из терранских, а для связи между кораблями официально принят общий «секретный» язык, представляющий собой упрощенную церковную латынь, но и на латыни они не говорят: свободные корабли общаются на интерлингве.

Торби слушал вполуха. Ему было просто приятно находиться в обществе, и он наслаждался тем, как к нему относится Маргарет. Но от этого он поневоле задумался об отношении остальных обитателей «Сису».

– Доктор Мейдер… а почему они не говорят с людьми?

– Что?

– Вы – первый человек, заговоривший со мной.

– Ага. – Она сразу же погрустнела. – Мне следовало догадаться. Они попросту не замечают тебя?

– Ну… они кормят меня.

– Но разговаривать не желают. Бедный мой! Торби, они не хотят говорить с тобой потому, что ты не относишься к «народу». Так же, как и я.

– С вами они тоже не разговаривают?

– Теперь разговаривают. Для этого потребовалось прямое распоряжение старшего помощника и много терпения с моей стороны. – Она нахмурилась. – Торби, в каждой клановой культуре – а я не знаю более клановой, чем эта, – есть такое специальное слово… здесь это слово «народ». Оно обозначает их самих. «Я и моя жена, мой сын Джон и его жена, мы четверо, и больше никто». Такая точка зрения отсекает их от всех прочих групп людей и отрицает право других считаться людьми. Тебе уже довелось слышать слово «фраки»?

– Да. Но я не знаю, что это такое.

– Фраки – это безвредное, но достаточно противное животное. В их устах «фраки» означает «чужак».

– Ну что ж, я действительно чужой для них.

– Да, но это также означает, что ты никогда не станешь ничем иным. Это означает, что ты и я – недочеловеки, стоящие вне закона – их закона.