Роберт Хайнлайн - Марсианка Подкейн. Гражданин Галактики (сборник)

Торби растерялся:

– Значит ли это, что мне придется безвылазно сидеть в каюте и ни с кем не разговаривать?

– Великое небо! Не знаю. Но ведь я-то разговариваю с тобой…

– Спасибо!

– Посмотрим, что я сумею для тебя сделать. Торговцы отнюдь не жестоки, они всего лишь упертые провинциалы. Им и в голову не приходит, что ты способен что-то чувствовать. Я поговорю с капитаном. У нас назначена встреча, когда корабль покинет физическое пространство. – Она взглянула на часы. – Господи, уже столько времени! Я пришла поговорить о Джаббале, а мы о нем даже не обмолвились! Ты позволишь мне прийти еще?

– Я хотел бы вас видеть почаще.

– Ну вот и хорошо. Культура Джаббала изучена неплохо, но, как мне кажется, ни один исследователь не имел возможности взглянуть на нее с вашей точки зрения. То, что ты оказался профессиональным нищим, весьма и весьма меня обрадовало.

– То есть?

– Видишь ли, исследователи, которым разрешали посещать Джаббал, общались в основном с высшей знатью планеты. О жизни рабов они могли судить… ну, скажем, поверхностно, а не изнутри. Понимаешь?

– Думаю, да, – кивнул Торби, – и если вам захочется узнать о жизни рабов побольше, то я к вашим услугам.

– Ты был рабом?!

– Я вольноотпущенник… О, мне следовало сказать вам раньше, – проговорил он, ощущая некое неудобство и даже опасение, что новообретенный друг, узнав о его социальном происхождении, отнесется к нему с презрением.

– Что ты! Да я счастлива узнать об этом! Торби, ты просто кладезь сокровищ! Слушай, милый, мне нужно бежать, я опаздываю. Ты не будешь возражать, если я к тебе вскоре загляну?

– Ну конечно нет, Маргарет! – И он честно добавил: – Ведь мне все равно больше нечего делать.

Этой ночью Торби спал на своей новой чудесной кровати. Все утро он провел в одиночестве, но не скучал, так как у него появилась масса игрушек, с которыми он мог забавляться. Он извлекал предметы и вновь заставлял их прятаться, восхищаясь тем, как они складываются сами в себя, чтобы занять как можно меньше места. Он решил, что это какое-то колдовство. Баслим говорил, что магии и волшебства не существует, однако Торби одолевали сомнения: папа знал все на свете, но факты были сильнее любых слов. На Джаббале уйма колдунов, а если они не занимаются магией, то чем же, простите, они занимаются?

Он уже в шестой раз раскладывал койку, когда раздался пронзительный звук, от которого Торби едва не выпрыгнул из башмаков. Это была корабельная сирена, призывающая весь экипаж занять места по боевому расписанию. На этот раз это была всего лишь учебная тревога, но Торби об этом не знал. Уняв сердцебиение, он приоткрыл дверь и выглянул наружу. По коридору сломя голову бежали люди.

Мгновение спустя их и след простыл. Торби вернулся в каюту и попытался привести в порядок свои мысли. Вскоре его острый слух уловил, что мягкое шуршание системы вентиляции стихло. Но Торби не знал, что ему делать. Сейчас он должен был прятаться в особом помещении вместе с детьми и теми, кому не полагалось участвовать в боевых действиях, но не ведал об этом.

Поэтому он просто ждал.

Снова зазвучала сирена, но на сей раз ее сопровождал звук горна, и опять по коридорам помчались люди. Тревога повторялась снова и снова: экипаж отрабатывал «общий аврал», «пробоину в корпусе», «отказ энергосистемы», «отказ системы подачи воздуха», «радиационную опасность» и так далее – все приемы, которые обычно предлагаются космонавтам во время учений. В какой-то момент погас свет, и несколько мгновений Торби испытывал пугающее ощущение свободного падения, когда отключилось искусственное поле тяготения корабля.

Вся эта непонятная суета продолжалась достаточно долго, и наконец мальчик услышал звук отбоя, а вентиляционная система вновь заработала нормально. Никому даже в голову не пришло побеспокоиться о Торби; старая женщина, командовавшая небоеспособным населением корабля, не заметила отсутствия фраки, хотя пересчитывала по головам даже животных, находящихся на борту.

Сразу же после тревоги Торби вызвали к старшему помощнику.

Человек, открывший его дверь, схватил мальчика за плечо и вытащил наружу. Поначалу Торби терпел, но, пройдя несколько шагов, взбунтовался: он был сыт по горло подобным обращением.

Чтобы выжить в Джаббалпуре, он был вынужден научиться приемам подлой уличной драки; однако этот его противник явно изучал боевое искусство, столь же прагматичное, но построенное на научных основах и самообладании. Торби нанес один-единственный удар, после чего был прижат к переборке с вывернутым и едва не сломанным запястьем.

– Прекрати дурить!

– А куда ты меня тащишь?

– Я сказал, прекрати эти глупости! Тебя вызывает старший помощник. Не зли меня, фраки, или я выбью мозги из твоей башки!

– Я хочу видеть капитана Краузу!

Мужчина слегка ослабил хватку и ответил:

– Увидишь. Но тебя вызывает старший помощник, а она не любит ждать. Ты пойдешь спокойно? Или доставить тебя по частям?

Торби пошел спокойно. Вывернутая кисть вкупе с нажимом на нерв, проходящий между пальцами, были грубым, но убедительным аргументом. Они поднялись по палубам, и мужчина втолкнул его в открытую дверь:

– Старший помощник! Я привел этого фраки.

– Благодарю вас, мастер третьей палубы. Вы можете идти.

Торби понял только слово «фраки». Он встряхнулся, осмотрелся и увидел, что находится в помещении, в несколько раз превосходящем размерами его собственную каюту. Самым заметным предметом обстановки была огромная кровать, но крохотная фигурка, покоящаяся на кровати, довлела над всем окружающим. Оторвав от нее взгляд, Торби только теперь заметил, что по одну сторону кровати молча стоит Крауза, а по другую – еще одна женщина, ровесница капитана.

Женщина на кровати, несмотря на преклонные годы, излучала властность и силу. Она была богато одета – один шарф, прикрывавший ее тонкие волосы, стоил столько денег, сколько Торби никогда не видел зараз. Однако мальчик видел только ее пронзительные, глубоко запавшие глаза. Она посмотрела на него:

– Вот как! Старший сын, мне очень трудно в это поверить. – Она говорила по-фински.

– Мать моя, послание было подлинным.

Женщина фыркнула.

Капитан Крауза со смиренной настойчивостью произнес:

– Мать, выслушайте его сами. – Он повернулся к Торби и сказал на интерлингве: – Повтори послание твоего отца.

При виде друга отца Торби почувствовал облегчение и покорно воспроизвел непонятный ему текст. Старуха выслушала его и обернулась к капитану Краузе:

– Что такое? Он говорит на нашем языке? Какой-то фраки?

– Нет, мать моя, он не понимает ни слова. Это послание Баслима.

Она вновь обратила взгляд на Торби и обрушила на него шквал финских слов. Мальчик вопросительно посмотрел на капитана Крауза.