Наталия Неткачёва - Ангелы плачут в июне

— Никогда больше не смей со мной фамильярничать и тем более заигрывать! Ты — копия своего отца, с каждой минутой убеждаюсь в этом всё больше! Хотел дать тебе шанс, но теперь не уверен, что ты его заслуживаешь!

Я не без труда выдержала его взгляд.

— И что будешь делать, сожжёшь меня?

В глазах цвета стали и расплавленного серебра действительно горело пламя, пламя ненависти. Да, пожалуй, вот прямо сейчас он может это сделать.

— Не собираюсь пачкать руки. И без меня желающие найдутся! Да будет тебе известно, в интернете уже несколько лет существует сообщество памяти жертв Зверя, то бишь твоего кровавого предка. В него входят члены семей погибших от его руки женщин. Это человек двенадцать, как минимум! Им всем известно о твоём существовании.

Оглушённая полученной информацией, я бессильно опустилась в кресло. Пятнадцать человек, которые мечтают разорвать меня на кусочки? Дикость, какая! Это просто не может быть правдой!

— Давно пора выложить там твои координаты и фотографию — врага надо знать в лицо.

— Почему же ты до сих пор этого не сделал?

Он нахмурился и мрачно процедил:

— Могу сделать прямо сейчас. И не надейся, что удастся сбежать!

Я снова встала. Голова вдруг стала тяжёлой, ноги ватными, на плечи навалилась свинцовая усталость.

— Все эти люди мечтают меня убить?

— Большую часть, как и меня, беспокоят в основном генетические последствия. Но некоторые, да, настроены весьма радикально. Например, если до тебя доберётся некто под ником ОРК, твоим самым заветным желанием будет быстрая смерть.

— Око за око, зуб за зуб, как это по-человечески! Животные более милосердны.

— Не похоже. Твой отец был животным! — сердито напомнил Алан.

Градус ярости немного спал, он заметно успокоился. Я же, напротив, завелась:

— Он был душевнобольным! Не ведал, что творит. А эти пятнадцать человек, включая тебя, надо полагать люди цивилизованные, отдающие себе отчёт в своих поступках. Уверена, они прекрасно понимают, что я не имею никакого отношения к их трагическому прошлому. Тем не менее, все жаждут моей крови. И это, по-твоему, нормально?

— Вполне естественное желание, — охотно объяснил Алан. — Никогда не пробовала поставить себя на их место? Например, на моё?

— А ты никогда не пробовал влезть в мою шкуру? — разозлилась я. — Хватит морщиться и строить из себя жертву. Да, ты потерял мать, сожалею! А я потеряла всё! Моё детство закончилось в девять лет, когда арестовали отца. Привычный мир рухнул, оказался ложью, миражом. А затем начался бесконечный бег по замкнутому кругу! Я не понимала, почему нужно уезжать из города, в котором мы только что обустроились, бросать школу, где меня всё устраивало? Почему я не могу завести друзей? Почему у меня теперь другая фамилия, а моя настоящая под запретом! Даже имя — чужое! Думала, пройдёт время и всё забудется, изменится в лучшую сторону! Увы, прошло шестнадцать лет, а я всё так же бегу по кругу. У меня нет дома, нет друзей, нет будущего и даже моё настоящее полностью подчинено прошлому! Я смирилась с тем, что никогда не смогу жить как все! Что у меня не будет семьи, детей, потому что, грамотей, я и без тебя прекрасно знаю о генетической основе наследственности! Но знаешь, это далеко не райская жизнь. Так что давай, вызывай своих инквизиторов. Может, оно и к лучшему: мне терять нечего!

Алан долго буравил меня странным взглядом, потом холодно подытожил:

— Браво! Я чуть не прослезился!

Усталость навалилась с новой силой. Я подошла к окну и, прижав пылающий лоб к прохладному стеклу, твёрдо сказала:

— Пошёл вон!

В дверь позвонили. Потом ещё и ещё — долго, настойчиво, тревожно.

— К тебе посетители. Я, как твой ассистент, вынужден остаться. Должен же кто-то тебя контролировать, — надменно заявил Алан. Ох, зря он рискует, уходить нужно вовремя.

— Пошёл вон! — рявкнула я так, что с балконной кормушки улетели все воробьи, а позади кто-то испуганно ахнул. Жаль, не Войнич.

— Простите, я не вовремя? — растерянно пробормотала вошедшая незнакомая женщина.

Приглядевшись, я поняла, что передо мной состарившаяся и измождённая версия Алины: те же глаза, овал лица, шея только в более дряблом, потрёпанном жизнью варианте.

— Всё нормально, у него проблемы со слухом, попробуем язык жестов, — я недвусмысленно указала Войничу на дверь. Он ушёл, продолжая хмуриться.

— Проходите, вы… мама Алины?

Она удивлённо распахнула покрасневшие от недавних слёз глаза и кивнула.

— Садитесь, пожалуйста.

Женщина тяжело опустилась в кресло и всхлипнула:

— Навещала внучку в санатории, я так редко её вижу. Алина сказала, что отдала вам одну вещь, принадлежащую мне — медальон.

— Да, верно. Галя всё ещё без сознания?

— Нет, недавно пришла в себя. Алина с мужем собираются увезти её в Москву… Никто так и не понял, что произошло. Говорят, в этот раз даже приступа не было, она просто упала, словно её ударили. Простите, — она достала из кармана легкого бежевого пиджака не первой свежести носовой платок и промокнула вновь набежавшие слёзы.

Словно ударили — как точно сказано. Если бы она знала, насколько точно — всё повторяется! Сейчас Галя физически ощущает всё, что чувствовала Лариса пятнадцать лет назад. Её оглушили, когда похитили — отсюда внезапное падение Гали. Пару часов Лариса провела без сознания, её племянница тоже.

— Вы извините, что я без предупреждения, мне бы медальон забрать. Алина сказала, что отдала его вам вместо своего по ошибке, у меня есть точно такой же с её волосами и фотографией. А этот… в нём…

— Знаю, фото вашей второй дочери. Алина рассказала, я сожалею.

Платок уже не помогал, она на мгновение закрыла лицо руками.

— Да, Лариса. А вы лечили Галю? Видно всё совсем плохо, раз Алина решилась к местным целителям обратиться, она ведь провинциалов ни во что не ставит.

— Я всё ещё надеюсь, что смогу ей помочь.

— Помогите, пожалуйста! Она ведь совсем ребёнок — двенадцать лет, столько же было моей Ларисе!

— Я постараюсь.

— Это ведь хорошо, что она пришла в себя. Она будет жить?

В мокрых от слёз глазах светилась надежда. Я вздохнула. Ага, целых три дня, а потом, если не справлюсь…

— Для этого нужно кое-что сделать. Понимаю, звучит странно, но чтобы помочь Гале, необходимо выяснить, что случилось с Ларисой.

Пожилая копия Алины подняла бледное лицо, надежда в её глазах быстро угасала.

— Боюсь, это невозможно. Прошло пятнадцать лет, милиция ничего не нашла, я уже не надеюсь.

— Но вы бы хотели узнать…

— Её нет в живых с тех самых пор — я это чувствую, — горько вздохнула женщина. Я только сейчас поймала себя на мысли, что она так и не представилась. — Но каждый год я ставлю дома свечу возле её фотографии и иду к тому магазину — просто постоять там и помянуть мою девочку, потому, что больше негде. Хотелось бы мне знать, где она упокоилась? Господи, конечно! Больше всего на свете, я хочу просто прийти на её могилу и…, - она не выдержала и, сгорбившись, затряслась от беззвучных рыданий.