Айван Зорн - Гнев [litres]

– Merde!!! – взвыл Карл.

Теперь он был страшен. Его лицо исказила гримаса не то гнева, не то боли, и Еве на мгновенье привиделось, что перед ней глубокий старик, похожий на древнюю ящерицу. Последним движением руки она поставила точку и завершила печать. Теперь Карл сидел неестественно прямо и, казалось, даже не моргал. Ева быстро встала, вытащила из-под его ладони книгу, подхватила портфель и бросилась к выходу. За спиной, ей казалось, слышался хрип Карла.

Когда Ева бежала по ступеням наверх к выходу из ресторана, ее вырвало, и теперь она поняла, что́ имел в виду Карл под оборотной стороной проклятий.

Она подняла голову и увидела, как над лестницей мелькнули в свете фонарей две тени. Черт, разумеется, Карл не мог прийти один. Она поднялась во двор и теперь стояла в начале узкого проулка, он единственный вел на набережную. А те шли, уже не скрываясь, и она видела их уверенные, увлеченные охотой, лица. И в этот момент Ева заметила еще один переулок. Она не приметила его раньше, потому что он был полностью закрыт ремонтными лесами, под которыми, однако, можно было пробраться. Она прижала к груди сумку с книгами и, не оглядываясь, бросилась туда. Расстояние между ней и преследователями быстро сокращалось, и ей казалось, что, как в кошмаре, она прилагает много усилий, но практически не двигается с места, а их дыхание все ближе за спиной. В тот момент, когда она выскочила из переулка на набережную канала, случилось непонятное. Леса вдруг рухнули за ее спиной со страшным грохотом, а под ними, как в ловушке, застряли пособники Карла. Ева оценила картинку: вероятность три процента. Да, это следовало бы назвать чудом.

В следующее мгновение она бросилась за угол, изо всех сил представляя, что на причале стоит водное такси. Ей повезло. Запрыгивая в катер, сверкнув глазами, выдохнула: «Вокзал!» Таксист заводил мотор и отматывал веревку с причала так медленно, что Еве казалось, будто прошли часы, прежде чем они, наконец, двинулись вперед по каналу. Она спряталась в каюте. После поворота заставила себя выйти из пассажирской кабины, и обернуться назад: над каналом в свете луны стоял Карл. С руками, скрещенными на груди, он смотрел куда-то вверх, в небо. Видимо, официант протер стол.

Катер несся по пустым каналам, и Еву понемногу отпускал необъяснимый страх, который в ней вызывал Карл. Нет, не Карл. То есть, конечно, Карл был омерзителен, но было и что-то еще: связь между Карлом и книгой. Как будто каждый из них был частью другого. И эти части не должны быть вместе. И оригинал работает, и копия, но что-то есть в оригинале, что делает копию безделкой.

– Копенгаген? Нам же надо в Стокгольм? – сказал Зорн, когда, не особо надеясь, действительно нашел Еву в купе номер четыре седьмого вагона, и она рассказала ему, что они почти едут в Стокгольм, но по дороге заскочат в Копенгаген.

– Почти. В Копенгаген надо по дороге заскочить, – ответила Ева и посмотрела на часы. Другая доставка, чистый пустяк всего-то несколько часов в городе, нужно будет просто оставить посылку в камере хранения.

Зорн закинул свою сумку на полку для багажа и сел напротив Евы.

После солнечной Венеции они возвращались на темные территории. За окном дождь уже накидывал первые капли на стекло.

– Расскажешь, как прошло с Карлом?

– Пришлось оценивать вероятности, – ответила Ева и повела плечами, как от холода. – Могло и не сработать.

– И?

– И Карл теперь тоже хочет то, что в портфеле. Так что, если мы проедем через Копенгаген, будет даже лучше. Запутаем следы.

– Как ты это делаешь? – спросил Зорн. – Это правда, что говорят? Что оно вроде ясновидения?..

– Ты про оценку? – Ева пожала плечами. – Слышал про демона Лапласа? Был такой математик. Он был уверен, что если какое-то разумное существо могло бы иметь все данные о положении и скорости всех частиц в мире, ему не составило бы труда предсказать все события Вселенной. И назвал его – демоном Лапласа. Данных сегодня хватает. Знаешь такую старую игру в пазлы? Главное-то не собрать картинку, а понять, откуда кусочек, который у тебя в руке, где его место. Так и с вероятностями. В любой ситуации есть сотни вариантов выбора. Не для тебя лично, а для всех, кто вовлечен в то, что будет дальше.

12:16 28 ноября, поезд Копенгаген – Стокгольм. В Копенгагене и впрямь все прошло быстро. Ева закинула посылку в камеру хранения в местной Глиптотеке, и они поспешили на вокзал. До отправления поезда оставалось полчаса. Ева пила кофе и несла бумажный стаканчик, сжимая его обеими руками.

– Ева, за нами нет слежки, – сказал Зорн, глядя, как она барабанит пальцами по стакану.

В вагоне были они вдвоем и какой-то похожий на профессора бородач неопределенных лет. Он читал Достоевского на немецком, а потом достал сэндвич с курицей и стал есть, медленно пережевывая, аккуратно собирая крошки со стола на салфетку.

Сразу от вокзала рельсы поворачивали к морю и шли прямо вдоль побережья по насыпи. Холодное солнце дрожало в зените в круге мерцающего света. На горизонте, там, где море сливалось с небом, крутились ветряки, предоставленные сами себе в белесых морских водах.

Чем дальше от Копенгагена, тем больше проявлялся снег, в начале легким заиндевелым налетом на полях, придорожных кустах и деревьях, а потом – плотно прибирая все под свой саван. Ева временами спала. Зорн уснуть не мог и все ждал, что надо будет бежать. Через три часа между явью и сном начало смеркаться. В вагоне зажгли свет, и Ева и Зорн, как будто очнулись от вязкого оцепенения.

– Пойдем в буфет, – предложил он.

И они пошли искать вагон с буфетом, медленно пробираясь по пустому тускло освещенному составу.

В буфете вдруг оказалось полно народу. Тут оживленно ели, пили, разговаривали, здесь промозглая ноябрьская тьма не имела никакой власти – здесь праздновалась жизнь. Зорн посмотрел на Еву и заказал бутылку шабли.

– То есть было мало времени, чтобы устроить проблемы, – договорила Ева, пытаясь вытряхнуть изюм из булочки, которую подали вместе с черной икрой к шабли.

Зорн слушал Еву, но время от времени ловил себя на том, что просто смотрит на движение ее губ, или как она поправляет прядь волос, и слышит только звук ее голоса, не понимая слов.

И тут она посмотрела на него и засмеялась.

– Мне нравится, как ты улыбаешься, Зорн. У тебя очень неправильная улыбка, тебе вообще не весело, когда ты улыбаешься. Но ты все равно это делаешь.

– Да ладно. Если ты умрешь, Ева, мне тут тоже делать нечего.

Он дотронулся ладонью до ее щеки, притянул ее к себе, задохнулся от желания. В первую секунду Ева как будто хотела возразить, прошептала: «Зорн», но он не дал ей продолжить, чувствуя, что она отвечает на его поцелуй и с не меньшей силой, чем он, этого хочет. Поезд резко затормозил, вагон тряхнуло. Кто-то упал, по буфету прошел гул неодобрения. Ева отстранилась.