Наташа Михлин - Это внутри. Рецидив

— Прошу за мной, — хмуро сказал доктор.

Как только сопровождающие отстали, он начал тихо говорить:

— Неделю назад Марко Феллини привезли в мой кабинет в городе. Мне показалось, это гипертонический криз, что редкость для такого молодого паренька, но все же вполне решаемо. Давление, головная боль, сильная тошнота… bimbo [23] Bimbo — мальчик, ребенок. был почти в обмороке, бесконечно твердил, что ему срочно необходимо уколоть «волну»… — Севастьяни покачал головой. — Я ввел лекарства, чтобы снизить давление, взял кровь. Оказалось, Марко принимал мощные анальгетики. Расспросив его, я узнал, что таблетки он пил уже довольно давно. Как и другие… избранные, — с упреком сказал доктор, бросив на Уилла взгляд из-под кустистых седых бровей.

Севастьяни знаком велел Уиллу следовать за собой, направляясь в сторону тяжелой железной двери. Двое охранников почтительно распахнули ее. Пологая бетонная кишка вела вглубь бункера.

— Самочувствие Марко не улучшалось, я оставил его у себя, поехал на базу. Там мне дали понять, что это известно не первый день — «волна» вызывает некую зависимость… Но количество доз строго ограничено, вы и сами знаете, мистер Гловер. Я объяснил Джованни ситуацию, взял «волну» и привез в клинику. Это походило на чудо. Марко поднялся на ноги через два часа и уехал домой, как ни в чем не бывало. Только жаловался, что раньше таких сильных болей у него не случалось.

Спустившись, они оказались в месте, напоминающем больницу. В одном из отсеков на кровати лежал крепкий парень, со стойки к его руке тянулась трубочка капельницы. Севастьяни вошел в палату, Уилл шагнул за ним и невольно присмотрелся к больному. Парень дышал часто и неровно, а глаза были подняты вверх, будто он старался рассмотреть что-то на стене над своей головой.

— Это Валентино Бокаччо, — повернулся к Уильяму доктор. — Осмотические диуретики уже не действуют, а «волна» лишь кратковременно облегчает состояние.

— А тот, первый? — кашлянул Уилл.

Севастьяни скорбно опустил глаза и вышел в коридор, открыл дверь напротив. Там на тускло блестящей каталке лежало тело.

— Марко впал в кому в среду и умер три часа назад.

Помолчав, доктор добавил:

— Это только начало. Пока все держат в тайне, но ваша формула несовершенна, мистер Гловер, вы просто обязаны…

— Бианки знает? — перебил Уилл, глядя на белое лицо покойника, и тут же понял, что сморозил глупость.

Севастьяни возмущенно замолчал, но потом все же ответил:

— Мальчики рассказали, что три месяца назад умер еще один парень, Джонни. Смерть наступила сразу после введения дозы, capo* не велел меня… беспокоить. И никто из восьмерых кровных детей Бианки не участвует в этом… проекте. Сами сделаете выводы?! — со сдерживаемым гневом спросил доктор, круто развернулся и зашагал по коридору.

Уилл задумчиво покусал губу и направился в противоположную сторону, к выходу. Минуя ангар, он наткнулся взглядом на корзину в углу. На черном пакете среди окурков и прочего мусора ярко выделялась пустая упаковка морфина.

Вернувшись в Нью-Йорк, Уильям сразу закрылся в лаборатории, несмотря на позднюю ночь. Он злился до дрожи в пальцах, в голове бесконечно прокручивались слова Севастьяни: «Формула несовершенна. Формула несовершенна…»

И с каждым разом голос итальянца звучал все более издевательски.

«Ваша формула несовершенна».

Если бы это и правда была его собственная формула, черт возьми! Он и сам не понимал половины процессов, запускаемых голубой жидкостью! Уилл постучался лбом о стальную поверхность своего стола, звякнули расставленные в идеальном порядке чистые пробирки.

Он ненавидел оставлять что-либо нерешенным. Он был уверен, что сотворил нечто великое, что учел все… Но попал в ловушку собственных иллюзий. Бианки вызовет своего главного химика в любой момент, прикажет отчитываться в косяках, и какое решение Уилл сможет ему предоставить?!

«Главный химик. Какое ублюдочное вранье… Главный и единственный химик, чья жизнь ни черта не стоит…»

Уилл злобно грыз ноготь, глядя на свое размытое отражение в столешнице.

«Это будет смерть тупой жертвенной овцы».

Он снова развернул на экране компьютера все свои вычисления и формулы, параллельно стал искать информацию в медицинских справочниках. К утру он уже знал причину нарушения — молекулы волны уменьшали проницаемость гематоэнцефального барьера. При регулярном приеме возникало привыкание и без сыворотки проницаемость ГЭБ оказывалась повышенной. Печальным итогом была смерть от отека мозга. Уильям даже отдаленно не представлял, каким образом это можно исправить. Пресловутая «чуйка» молчала, гениального прозрения не приходило и лишь чувство самосохранения верещало во всю мочь: до приезда Бианки в офис оставалось все меньше времени.

Дверь открылась, и Уилл поморщился: под нее снова забилась какая-то гадость и теперь скребла по полу. В лабораторию вошел Дон. Уилл едва не заорал ему выметаться вон, но глянув на лицо напарника, не произнес ни слова. Дон был непривычно тих и спокоен, темные круги под глазами говорили, что он не спал уже очень давно. Дон подошел и, присев на соседний табурет, тихо сказал:

— Вилли… Помоги мне.

Уилл стиснул зубы от злости. Отведя взгляд от его лица, язвительно прошипел:

— Ты точно по адресу, а?!

— Пожалуйста.

— Чего ты хочешь?! Я умею только варить дурь! — взорвался Уилл. — По-быстрому синтезировать тебе Валиум? Кетамин? Что предпочитаешь?!

По лицу Дона прошла судорога, он опустил глаза.

— Мне нужно в рехаб, — все так же тихо и серьёзно сказал он.

— Валяй, — раздраженно ответил Уилл после паузы. — Тебе что, необходимо мое дозволение?!

Он потер лицо и уткнулся в листки с отрывочными строками чисел и закорючек. Это всегда помогало ему думать продуктивнее. Дон посидел молча пару минут, потом встал и вышел. Уилл посверлил взглядом записи еще немного, осознал, что критическое мышление отказало окончательно. Надо было просто лечь и отрубиться, пока его не уволокли дюжие парни Бианки… Уильям дополз до кушетки в углу лаборатории и свернулся на ней, развернув закатанные рукава рубашки и подрагивая от холода: кондей был выставлен на двадцать один градус, а пульт управления находился за тридевять земель — у входа.

Его разбудило тихое треньканье телефона: напоминание об обеде, который он регулярно пропускал. Нащупав в кармане мобильник, Уилл, щурясь от яркого света, увидел цифры и с оханьем сел: уже за полдень, а его до сих пор никто не взял за шкирку и не бросил на колени перед «крестным отцом». Дона в лаборатории не было. Уилл с трудом вспомнил ночной разговор — может, ему приснилось? Слишком уж Донни был не похож на самого себя… Уилл вновь поежился от холода — пальцы совсем закоченели.