Ксения Мирошник - Невыносимая мисс Пэг [litres]

В какой-то момент меня куда-то выбросило, и я будто прозрела. Знакомые стены вновь надавили и заставили внутренне сжаться в комок. Я услышала голоса:

– Ты же знаешь, что это кончится скандалом, мама, – лениво проговорил Патрис Дюваль, который сидел все на том же диване в музее аббатства Клюни.

– И что? По-твоему, я должна оставаться в стороне, когда мой сын творит несусветную глупость? – холодно ответила Жаклин.

Ее голос прозвучал так, будто ледышкой проскрипел по стеклу. Теперь я хорошо видела обоих, но они не видели меня. Странный какой-то сон.

– Не думаю, что тебе следовало вмешиваться именно так, мама, – все так же безэмоционально ответил Патрис.

Двери с грохотом распахнулись, и в зал влетел разъяренный Арман.

– Мама! – рявкнул он.

Жаклин Дюваль выгнула тонкую бровь и холодно выставила руку вперед, задерживая сына на полушаге:

– Прежде чем ты накинешься на меня с обвинениями, Арман, имей в виду, что я не сожалею!

Я еще не до конца осознавала, о чем именно шла речь, но внутри все похолодело от предчувствия. Арман остановился, с трудом выдохнул и сверкнул на мать глазами.

– Ты не должна была этого делать! Ты могла убить ее!

– Я с самого начала говорила, что тебе рядом с ней не место, Арман! Неужели ты не видишь, что она опасна? – искренне удивилась Жаклин. – Ты совсем ослеп, мой мальчик? Я никогда не лезла в твои постельные рандеву. Ты молод и красив. Это неудивительно, что женщины сами вешаются тебе на шею, но я никогда не считала тебя глупцом!

Жаклин все больше распалялась, медленно приближаясь к сыну. Ее гнев прошелся морозом по моей коже. Ее напряженное тело стало похожим на струну, которая угрожала вот-вот лопнуть и причинить вред всем, кто оказался поблизости. Мадам Дюваль подошла к младшему сыну и заглянула прямо в глаза.

– Ты всегда спал с кем хотел, и я не возражала, но, когда твои развлечения касаются всей семьи, я молчать не стану! Ты соображаешь, что творишь?

– Моя личная жизнь никак не касается семьи! – Без капли смирения или испуга Арман смотрел матери в глаза.

Жаклин стиснула зубы и медленно сжала кулаки. Как мне показалось, она пыталась справиться с новым приступом гнева. Никогда в жизни я еще не видела настолько реалистичного сна. Я была словно в коконе: не испытывала страха, беспокойства или еще чего-то похожего. Просто наблюдала. Только мороз время от времени пробегал по позвоночнику.

– Даже так? – вновь вскинула бровь его мать. – Память короткая, сынок?

– Мама, не стоит… – чуть приподнявшись, предупредил Патрис.

– Я не буду упрекать, дорогой, только напомню, – сказала Жаклин старшему сыну, а потом вновь повернулась к младшему.

Лицо Армана застыло, вид у него сделался такой, будто он готов принять заслуженные побои.

– В прошлый раз твое увлечение закончилось тем, что мы покинули дом, Арман! – спокойным, но продирающим до костей голосом сказала она. – Ты не слушал меня, когда я говорила, что ты не совсем здоров, сынок, и чем это обернулось? Твоя сила двулика – это феномен, и он опасен, Арман! Опасен для всех нас! Твоя боль, и твой гнев, и даже радость отражаются на всей семье! Время прошло, и ты успокоился, все улеглось, я понимаю. Но призываю быть благоразумным! Эта журналистка опасна для нас!

– Если ты так считаешь, это вовсе не означает, что нужно измываться над ней! Она еще ничего не сделала…

– Не сделала? – взвизгнула Жаклин, наконец теряя видимый контроль. – Она назвала тебя убийцей! Она журналистка, Арман! Нет гаже профессии. Приставучие, вездесущие, неугомонные, охочие до славы и не гнушающиеся чужим грязным бельем!

Все эпитеты были произнесены с глубоким презрением, с настоящим чувством, видимо давно засевшим в ней и искавшим выход. Это навело меня на мысль, что семья Армана уже имела дело с моими собратьями.

– А тебе не приходило в голову, что своими выходками ты даешь ей почву для размышлений? Ты открыто демонстрируешь нашу силу, а потом обвиняешь меня в безрассудстве? – ответил Арман.

– Если нужно будет, я удавлю ее, лишь бы наша семья больше не пострадала! Я готова на все, лишь бы ты больше не оказался в том аду!

– То есть таким способом ты мне помогаешь? Пытаешься подарить душевный покой? – изумился Арман. – Истязая девушку, которая провела со мной ночь, ты хочешь исцелить мои раны?

– Я хочу, чтобы она не приближалась к тебе! И думать забыла о своих обвинениях! Чтобы не надеялась, переспав с тобой, обеспечить себе безопасность!

Я посмотрела на Армана, который глотал слова матери, но всем своим видом демонстрировал, что не согласен с ними.

– Не будь дураком, Арман! Эта девчонка хочет выжить и считает тебя лишь способом защититься от твоего отца. Неужели это не очевидно? Она использует тебя, а потом попытается уничтожить!

Теперь была моя очередь возмущаться. Слова Жаклин пробудили гнев:

– Нет, Арман!.. – воскликнула я, а потом поняла, что меня все равно никто не слышит.

Сделала шаг и попыталась коснуться его плеча, но он не почувствовал, не повернулся. Это же сон, просто сон. Ничего этого не происходит на самом деле, а значит, оправдываться и доказывать свою бескорыстность не было смысла.

– Я не ребенок, мама, и в состоянии разобраться в собственной личной жизни, – сказал Арман и, когда Жаклин попыталась что-то ответить, прервал ее. – Прошу, не делай так больше. Не хочу спорить и продолжать ругаться. Не трогай Долли. Тебе не о чем беспокоиться. Я покинул дом, чтобы отдалиться от твоей заботы, если не оставишь Долли в покое, я покину страну.

Сказав это, Арман развернулся и вышел прочь из комнаты, а Жаклин Дюваль возмущенно смотрела сыну вслед и хватала ртом воздух.

Я с трудом разлепила глаза и увидела, что комната моя залита дневным светом, который причинял боль. Сомкнула веки, ощущая чудовищную усталость, что противоречила обещаниям Армана, и даже не заметила, как Морфей вновь принял меня в свое царство.

Пробуждение было тяжелым, за окном занимался рассвет уже следующего дня. Я медленно приподнялась на локтях и ощутила ломоту во всем теле. Смутно припомнила слова Армана о том, что должна проснуться посвежевшей и отдохнувшей. Обманул, значит. Села, чувствуя странное оцепенение как в теле, так и в мыслях. Некоторое время просто смотрела в никуда, пытаясь вспомнить ушедшие сутки.

Память услужливо бросила меня в водоворот воспоминаний, которые заставили согнуться пополам и зажмуриться. Они безжалостно нападали на меня, стремительно сменяя друг друга. Чудесная близость с потрясающим мужчиной обернулась чудовищной болью. Я задрожала и обняла себя руками. Безумие какое-то. Тело мерзло и сотрясалось в беззвучных рыданиях. Куда я угодила? Как я оказалась впутанной во все это?