Наталья Землянская - Хроники Шеридана [litres самиздат]

– А где результат?.. – возмутился Папа.

– Вот! – гордо заявила старуха, указывая на рогатого полицейского.

– Извините, – уклончиво отвечал хозяин дома, – но это немножечко не то, на что мы рассчитывали. Впрочем, – торопливо добавил он, спохватившись, – я могу, конечно, сделать пожертвование…

Остальные оказались вообще ни на что ни годны – это вам, знаете ли, не туристов дурачить!

Ажиотаж вокруг заколдованных между тем не стихал: в дом так и ломились журналисты и любопытствующие, и к полудню Бабушка строго распорядилась никого больше не впускать! Однако некоторые всё равно ухитрялись всякими правдами и неправдами просачиваться внутрь. Практичная Мэрион предложила брать с посетителей деньги.

– Как тебе не стыдно! – возмутилась тётка Люсильда.

– Что тут такого? – искренне удивилась девочка. – Я буду вроде как продюсер, на артистов ведь тоже за деньги смотрят!

Потом была эпопея с кормлением несчастных пленников, в результате которой сердобольная тетка Жоржетта, которая вечно привечала всех бездомных собак и кошек в округе, разделила участь полицейских, а дядя Антуан, полезший ей на выручку, едва не свернул себе шею, упав со стремянки.

Потом прибежали жена и тёща старшего полицейского – жена плакала, тёща ругалась, но ни то, ни другое не возымело успеха.

Приходил доктор Сибелиус: посмотрев на висящих под потолком с безопасного расстояния, он заявил, что медицина тут бессильна.

Нарисовалась парочка чудиков из Обсерватории – как всегда при очках и галстуках…

Словом, обитатели Замка были уже близки к помешательству, и тогда Бабушка предложила пообедать. По времени, правда, было самое время ужинать. И домашние, и гости с радостью ухватились за эту идею, и перекочевали в столовую: вдруг после сытного угощения придёт в голову какая-нибудь здравая мысль?

Обед близился к десерту, когда из Кухни раздался страшный грохот и дикие вопли. Спустя несколько минут мимо изумлённых гостей стремительно пронеслись освобожденные пленники: впереди мчались со скоростью хорошей скаковой лошади полицейские, за ними – разъярённая Дуния, размахивающая мечом. Ее лицо не предвещало товарищам по конфузу ничего хорошего…

Шумная ватага сделала несколько кругов вокруг обеденного стола и вылетела за дверь.

Потом, прихрамывая, появилась тетя Жоржетта. На неё накинулись с вопросами, но она лишь молча прикладывала руку к сердцу, давая понять, что не в силах пережить увиденное. Её усадили за стол, Бабушка, сидевшая справа, накапала ей в рюмочку валерьянки, слева вмешался дядя Винки, подсунув рюмку с коньяком. Тётя Жоржетта одним махом опрокинула в рот и то и другое.

Неизвестно, что больше помогло ей прийти в чувство, но она рассказала в жутких подробностях, как из-под обеденного стола вылез вдруг – кто бы вы думали?! – Карапуз и, щёлкнув пальчиками, сказал: «Отомли!» – и они рухнули на пол!

– Он так смотрел на нас!.. – живописала тётка Жоржетта. – Такими недетскими глазами!.. А потом – басом «Отомри!»… Ах!..

Вечером, укладывая малыша спать, родители осторожно поинтересовались, что же случилось на самом деле?

– Дядя сказал: замли!.. – охотно пояснил Карапуз, сложив ручки на одеяле и глядя на родителей ясными глазами. – Надо сказать: отомли!.. Игла такая, – пояснил он, зевая. – Не знаете, что ли?

Но родители не знали такой игры – они ведь были взрослыми. Не знали они и про какого «дядю» говорит их ребёнок, а он говорил про Макса Линда. Во время его «фокусов» Карапуз сидел под столом, и видел всё, кроме волшебного кольца… Он хотел им рассказать, но его слова сочли фантазией.

Взрослые вообще имеют привычку пускать мимо ушей то, о чём говорят дети, и удивляются потом, когда их чада поступают так же. Привычка эта впоследствии может иметь самые плачевные результаты.

***

Каггла сказалась больной и закрылась у себя в комнате. Следы у ворот не пугали её – она знала противника в лицо, и была теперь уверена в своих силах. «Зло узнано, зло названо…» Но ей хотелось побыть одной, прислушаться к себе, и решить, что делать дальше. Часами она разглядывала свои руки – что за тайна заключена в ее пальцах? О каком проклятии говорила её соперница?..

Вечером она спустилась в библиотеку, нашла альбом с иллюстрациями, посвящённый её творчеству, роскошное издание в дорогой обложке, и долго рассматривала репродукции своих картин. Рассматривала отстранено, скептически, как чужое.

Портреты городов и людей… Тоска, безысходность, одиночество – на каждой странице. На каждой картине – скрытая боль. Ну и что?.. Она рисовала этот мир таким, каким она его видела. Её ли в том вина?.. Нет, грех её в другом : она не хотела увидеть прекрасное, и своим унынием отравляла мир других. Плодила разочарование. А ведь могла бы нести радость.

Вздохнув, она перевернула последнюю страницу и закрыла альбом. Да, она – талантлива. Но можно ли назвать талант проклятием?.. Что же происходит?.. Она понимала, что ею заинтересовались силы, общение с которыми не сулит ничего хорошего. Это-то и было странно. Она ведь изначально не заключала с ними никаких сделок: её дар, как она искренне полагала, это искра Божья, что даётся каждому от рожденья, просто кому-то больше, кому-то меньше, а кто-то и вовсе не подозревает о её существовании… Уродство? Оно тоже имело корни весьма прозаические – ей просто не повезло. Чего же от неё хотят?.. Или это частная инициатива той, что преследовала её? Каггла теперь не сомневалась, что искусительница – мелкая сошка в том мире, что сокрыт от глаз человека. Возможно, она что-то узнала и теперь хочет этим воспользоваться – но что ?!

Каггла в задумчивости блуждала взглядом по книжным полкам: тёмные корешки, непонятные буквы… Может, первопричину надо искать в глубинах времени, в истории семьи? Недаром её старшая племянница часами просиживает здесь над старинными фолиантами, что она-то пытается откопать? И при мысли о детях перед её мысленным взором вдруг встало лицо Мэрион, её печально-испытующие глаза: «Почему ты рисуешь такие картины?»

Отшвырнув альбом, Каггла резко поднялась и, опрокидывая стулья, стремительно направилась к выходу: кое-кто непременно ответит ей на все вопросы!

Девочку она нашла во дворе. С ней были толстый мальчишка и собака – маленький щенок таксы.

– Мэрион, – окликнула тетка, – поди-ка сюда!– Рио подчинилась с видимой неохотой. – Нам нужно поговорить!

На лице племянницы появилось странное выражение.

– Валяйте… – буркнула она.

– Поднимемся ко мне, – предложила художница.

– Нет уж, дудки!

– Почему? – искренне удивилась Каггла. Неужели девчонка боится её?

Мэрион с минутку поколебалась, потом вдруг решилась, точно бросаясь в ледяную воду: