Наталья Землянская - Хроники Шеридана [litres самиздат]

– Необходимо было освободить северное побережье, – сглотнув горький ком в горле, сказал Дарквиш. – И всем прекрасно известно, что другого пути, кроме как через горы, не было. Теперь пора вспомнить о нашей присяге, и вынести решение.

При избрании в число Девяти, каждый после магического обряда посвящения произносил главное: «Единство – во спасение!»… Нехитрая фраза означала лишь одно – меньшинство подчиняется большинству. Но произнося её, каждый косвенно клялся жизнью своей и близких – таково было её тайное заклятье. Нарушивший обет погибал в мучениях, и не было счастья всему его потомству вплоть до седьмого колена. История Королевства хранила имена пятерых отступников – заклятье не пощадило их… Один из отступников был предком чёрного мага Даниила.

Если сейчас большинство проголосует за низложение королевы – Дарквиш должен подчиниться. Но законы суровы: во избежание смуты и междоусобицы властитель не должен остаться в живых, если корону с его головы снимает Совет Девяти. Если сюзерен сам отказывается от власти – другое дело. Казнь свергнутого монарха – печальная и ужасная обязанность главы Совета. То есть, его, – Дарквиша.

Он вдруг подумал: каково королеве видеть каждый раз своего возможного палача? Ведь случалось, – и не раз! – когда Девятеро во имя спасения Королевства пользовались своим правом.

Но Совет порешил устроить Консилиум Магов.

Семеро против двоих: Бенедикт и Абигайл оказались в меньшинстве. Дарквиш облегченно перевёл дух.

***

…Юстэс, Ла Мана и Коротышка продолжали свой путь по чужой земле, и чем дальше они уходили вверх по реке, тем ясней становилось им: по этому чужому краю прокатилась война.

Стояли жаркие погожие деньки. В бездонном с зеленоватым отливом небе ветерок строил белоснежные корабли и башни. Над нетронутым разнотравьем гудели толстые мохнатые шмели. В перелесках и среди развалин, встречающихся им то тут, то там, хлопотали птицы. Брошенные сады манили изнемогающими от тяжести плодов ветвями.

– Благодать какая! – сказал как-то Коротышка на одном из привалов, лёжа на спине и глядя в небо. Размял в руках ком жирной, чёрной земли, вздохнул грустно: – Я и забыл уже, как оно, на земле-то… А что? Найду себе бабу из местных, хозяйством обзаведусь, вон сколько земли пропадает! И пошло оно все к чертям! Дом отстрою…

Ла Мана расхохотался:

– Коротышка за плугом! Я сейчас лопну!… Свиней заведёшь? Детишек нарожаешь?

Коротышка смерил капитана недобрым взглядом:

– Заведу! И нарожаю!.. Дело нехитрое.

– А потом придет какой-нибудь сеньор, вроде того, что под яблоней остался, и скажет: а давай-ка, братец, мне мою долю, ибо завещал Бог: одним – горько выть, а другим – вкусно жрать и сладко пить!

Коротышка сжал кулаки, но Ла Мана невозмутимо продолжал:

– Или вообще турнёт тебя в шею со своей земли… Что-то ты тогда запоёшь?

– Я сумею за себя постоять!– мрачно возразил Коротышка.

– Молодец! – потрепал его по плечу Ла Мана. – И закончишь дни свои весело – пляшущим на виселице.

– А ты не каркай!

Назревающую ссору прервал Гилленхарт:

– Смотрите!

Вдали показался всадник. Это был первый человек, повстречавшийся им в этих краях. Они залегли в траве. Скачущий быстро приближался…

– Разрази меня гром! – прошептал Ла Мана, когда тот пронёсся мимо и скрылся за горизонтом. Гилленхарт и Коротышка перекрестились. – У него и в самом деле была волчья голова или мне привиделось?..

После неожиданной встречи им расхотелось идти по дороге в открытую, и путешественники продолжили свой путь по обочине, прячась в зарослях. Но потом Коротышка едва не наступил на большую змею – лишь длинный меч капитана избавил его от возможных неприятностей – и они снова выбрались на дорогу. Коротышка осторожно выковырял ножом из пасти ядовитой гадины два длинных зуба, завернул их в тряпочку, и вместе с туловищем убитой спрятал в дорожный мешок.

– Мясо, – с хозяйственным видом пояснил он, и вечером сожрал всё сам, – даже голову, – сопя и причмокивая на зависть полуголодным товарищам, которые от странного угощения тем не менее отказались. – Не очень-то вкусно!.. – заметил он, когда со змеёй было покончено, и рыгнул. – Но лучше, чем ничего.

Останавливаясь на ночлег, они караулили по очереди. В этот раз Коротышке выпал черед караулить первым.

Взошла луна – огромная, бледная. Запели сверчки. Мир вокруг переменился, став тихим, таинственным и немного печальным, точно отгоревший закат унёс с собой частичку его души. Сжимая в руках неудобный меч, Коротышка спрятался в кустах, чуть поодаль от того места, где укрылись его спутники. Поёживаясь от ночной прохлады, он притих, стараясь смотреть одновременно во все стороны и ничего не упустить. После невкусного, но плотного ужина клонило в сон, однако припомнился виденный днём на дороге страшный всадник, и сонливость тут же как рукой сняло.

Лес между тем зажил своей ночной жизнью. Отовсюду доносились разные звуки – шорохи, потрескивание, поскрипывание, шепот листвы… Где-то заухал филин… Коротышка слушал лесную симфонию и постепенно её отдельные ноты стали складываться в понятные человеку слова и фразы. Сначала он подумал было, что спит, и больно ущипнул себя за руку, но чудеса продолжались: птицы, деревья, ночные букашки, – все разговаривали между собой, и ему становился понятен их язык!.. Вот торопливо просеменила мимо замершего от удивления человека ежиха, по её следу спешил колючий кавалер – ах, какие пылкие признанья срывались с его уст!

– Не верь ему, милашка, – посоветовал бывалый Коротышка, – получит своё – и забудет!

Потом какая-то птица долго оплакивала разорённое гнездо, в сухой листве деловито перекликались мыши, распевал песни жук под корою гнилого дерева… Коротышка весь превратился в слух, забыв о себе, о товарищах, о всаднике с волчьей головой.

Так просидел он до утра.

Пробудившийся лес спел ему гимн во славу вновь родившегося солнца, ночные говоруны затаились в своих убежищах, – лишь тогда он опомнился и пошел будить спящих. О своем новом умении он ни сказал им ни слова – побоялся, что поднимут на смех. Да и вообще…

Потом они вышли к реке – она в этом месте делала поворот. Искупались, сполоснули одежонку. Гилленхарт нырнул и вытащил большого рака. Наловчившись, натаскали раков целую кучу. Ла Мана нашёл кремень, долго бился, но добыл-таки огонь.

– Слава Пресвятой Деве!– обрадовались путники. Из бересты смастерили подобие лукошка, обмазали сырой глиной, коей тут на берегу были целые залежи, попытались сварить добычу.

Коротышка есть не стал:

– Слыхал я, раки большие охотники до мертвечины,– буркнул он, сидя у воды, пока его приятели обсасывали розовые хвосты и клешни. Не станет же он пересказывать то, что узнал, пока живые раки копошились в устроенной для них на берегу яме.