Наталья Землянская - Хроники Шеридана [litres самиздат]

– Но он ведь – пёс! – пряча улыбку, возразила мать.

– Он не пёс – он человек!.. – сгоряча проболталась Рио.

Но Мама не обратила внимания на её слова:

– Солнышко! – рассмеялась она. – Не думаю, чтоб ему так уж захотелось жениться на тебе, даже если бы он был человеком! Найдется ли вообще когда-нибудь такой смельчак?..

***

…Прошло три дня с тех пор, как исчез Коротышка, а они всё шли и шли по дороге, и постепенно им стало казаться, что они на самом деле не двигаются с места.

– Колдовство какое-то!. – Ла Мана сплюнул в дорожную пыль. – Во-он та рощица, видишь?.. Мы не приблизились к ней ни на шаг!

– Давай свернём в лес, – предложил Юстэс. – Припасы кончаются, может, подстрелим чего?

В лесу-то они и наткнулись на ту деревеньку, точнее, на то, что от неё осталось. Над вырытыми в земле ямами торчали обгорелые головешки. Её бывшие обитатели, наверное, пережидали тут очередную военную грозу, так не похожи были эти норы на нормальное человеческое жилье. Они обшарили всё в поисках чего-нибудь полезного, но напрасно. А потом Юстэс провалился в яму, которую они не заметили раньше. Там, у стены белело что-то продолговатое, вроде свёртка из тряпок. Юстэс осторожно потрогал свёрток рукой.

– Живой? – крикнул Ла Мана, склонившись над тёмным, пахнущим сырой землей, отверстием.

– Твоими молитвами… – глухо отозвался юноша.

И тут ему показалось, что внутри этого кокона что-то шевелится. Недолго думая, он вытащил кинжал и надрезал сверток вдоль. Оттуда высунулась человеческая рука… Юстэс отпрянул и перекрестился. Рука слабо шевельнула пальцами.

– Чего копаешься? – нетерпеливо позвал пират.

Но Гилленхарт не ответил: осторожно орудуя кинжалом, он изрезал кокон, и его глазам предстал высохший – кожа да кости – старик.

– Тут человек!

Ла Мана спрыгнул вниз, и вдвоем они вытолкнули старика из ямы, не очень заботясь о сохранности его костей.

– Отшельник? – предположил Юстэс.

При дневном свете они с удивлением обнаружили, что кокон, опутывавший найденного толстым слоем, ни что иное, как его собственные свалявшиеся волосы и борода, отросшие до невиданной длины. Ла Мана нагнулся и приложил ухо к груди старика. Очень редкие удары подсказали ему, что тот – жив. Выпрямившись, он похлопал лежащего по щекам. Под тонкими, почти прозрачными, точно пергамент, веками заходили горошины зрачков.

– Эй, приятель!.. – позвал Ла Мана.

Глаза у старика оказались зелёные, как солнце этого Мира.

Жестами он показал, что хочет пить. Они оттащили его к реке. Старик упал лицом в воду и пил, пил, пил… Они побоялись, что он захлебнётся, и подняли его. Тогда он набрал воды в ладони и протянул Юстэсу – тот стоял ближе к нему – показав знаками: пей!.. Гилленхарту вовсе не хотелось пить, но старик умоляюще сдвинул брови, и тогда он коснулся губами его ладоней и сделал глоток. После старик показал ему, чтобы он тоже напоил его из горсти, и когда Юстэс сделал так, как он хотел, найденный выпрямился, стряхивая искрящиеся капли с бороды, и сказал:

– Теперь мы можем слышать и понимать друг друга, – и Юстэс понял его слова, а Ла Мана – нет.

И тогда Гилленхарт объяснил ему, что тот должен сделать так же.

– А говорит-то он всё равно не по-нашему, – удивлялся потом пират, – как же мы его понимаем? Да и мы ведь толкуем по-своему!

– Я – не колдун, – спокойно ответил старик. – Но есть вещи, которые знает каждый ребенок, – и взяв в руку пучок сухой травы, дунул. Тут же внутри пучка заалел огонёк.

Гилленхарт потихоньку перекрестился и сплюнул. Ла Мана смотрел на старика с нескрываемым восхищением:

– Здорово! Научишь?

– Ну, коли получится. Только этому учат матери еще малых детей… Нешто не знаете самых простых заклинаний?

– Мы издалека… – уклончиво отвечал Ла Мана, и чему-то усмехнувшись, добавил: – И наши матери нас плохо учили.

***

– Они пришли словно из ниоткуда… – тягучий голос старика звучал ровно, будто и не было того страшного лихолетья, о котором он теперь рассказывал своим молодым спутникам, а была лишь старая-старая легенда, покрывшаяся пылью веков.

Заходящее солнце золотило края облаков. Пели в камышах у реки лягушки. Нагретая за день земля постепенно остывала, с её поверхности поднимался пар. Мирно потрескивал костер, жадно поедая сухие ветки. На костре булькал кособокий глиняный горшок, в углях запекалась свежепойманная рыба… Хорошо!

– Они прошлись по долине, словно стая саранчи… Нигильги. Пожиратели миров… Они безжалостно выжигали селения, убивая всё живое. Человечье мясо выковыривали они из жёлтых, нарочно заточенных зубов длинными кривыми когтями, – и кровь побеждённых бурыми комьями запекалась в их шерсти. Чёрной тучей, словно саранча, прокатились они по Великой Равнине, уничтожая жизнь вообще – до последней травинки – и вдруг исчезли! И – пришла тишина… Мёртвая тишина над огромной выжженной пустошью… – продолжал свой неторопливый рассказ старик, вороша длинной палкой тлеющие угли. – Лишь немногие спаслись, уйдя в горы… Люди из моей деревни хотели спрятаться в лесу – мы и раньше так делали. В наших жилах течет кровь чужих племен – среди предков наших были Пауки из рода Саррамантов… Сейчас их почти не осталось – прежним королям этих мест уж больно приглянулись их земли. Они-то и передали нам свое умение выживать в лихую годину… Поля наши плодородны, но и у нас случались голодные годы – и тогда мы засыпали, одеваясь в коконы… Просыпались обратно не все – многие умирали и, высохнув, обращались в прах… – помолчав, он добавил равнодушно: – Я бы тоже умер, если бы вы меня не нашли…

– Давно ли это случилось? – спросил Гилленхарт, устраиваясь на подстилке из травы.

– Давно… – пожевав губами, ответил старик. – Я уснул ещё молодым… – его лицо внезапно оживилось: – Сознание мое почти угасло, ведь я чувствовал, что остался один, а к чему тогда просыпаться? Но потом я услышал, как родился новый дракон, – и это взволновало меня. Дрожь земли, содрогающейся в родовых потугах, заставила вновь забиться моё усталое сердце… И я увидел сон. Мне давно ничего не снилось – зачем мёртвым сны?..

Он сощурился и умолк, глядя на огонь, будто там, в огненных вихрях увидел что-то, недоступное взору своих молодых собеседников.

Ла Мана помешал щепкой в горшочке аппетитно пахнущее варево.

– И часто ли такое случается? – спросил он, переглянувшись с Юстэсом.

– Что?.. – пробуждаясь от своих мыслей, спросил старик.

– Ну, я спрашиваю, часто ли рождаются в ваших краях драконы?

Старик покачал головой:

– О, нет!.. Всякий раз, когда земля извергала нового дракона, происходили очень большие перемены. Реки, моря и горы менялись или исчезали вовсе… Погибали целые народы, им на смену приходили новые… Предания гласят, что перед тем, как появилась Серая Хмарь, Король Игнаций и его воины видели в Драконьих горах рожденье Крылатого. Игнаций не вернулся назад – и Королевство едва не погибло из-за междоусобиц, начатых его сыновьями, пока девять самых могущественных рыцарей не положили конец распрям… И кто знает, что случится теперь?