Наталья Землянская - Хроники Шеридана [litres самиздат]

Юстэс остался на площади до самого конца.

– Эй!.. – тронул его за плечо агил.

Словно во сне, Юстэс повернулся и пошёл за ним, спотыкаясь, как слепой. То, что произошло у него на глазах… Нет, он не мог выразить свои чувства – слишком многое смешалось в один огромный клубок: негодование, мстительное удовлетворение, суеверный ужас. «Я – сплю… Но как же мне проснуться?!.»

– Что это было?

– Его душа, – как само собой разумеющееся, ответил певун. – В Акре безопаснее, конечно, чем в других местах. Но даже тут порой такое бывает!

Он что-то ещё говорил, пытаясь отвлечь юношу от его мыслей, но, в конце концов, умолк.

***

Человек, что ждал их в одном из трактиров города, показался Юстэсу холодным и надменным, и он удивился даже: что может быть общего у его нового друга и этого вельможи?

Заказав кувшин вина и фрукты, они уселись за дальним от входа столом.

– Проследи, чтоб нас не беспокоили! – властно приказал хозяину знакомец агила .И по тому, как проворно толстый и вальяжный трактирщик бросился исполнять его просьбу, Юстэс понял, что тот и вправду – важная птица.

– Знакомьтесь, други! – весело провозгласил певец, когда они уселись в ожидании еды и питья. – Этого парня я прозвал Чудным, потому что он какой-то странный. Впрочем, как и все чужеземцы… – и агил похлопал Юстэса по плечу. – А это – мой названный брат! – торжественно объявил он, указывая на своего друга. – Мы выросли под одним кровом. Не знаю, какое имя дала ему мать, но я и другие зовем его Нордид.

Служка принёс поднос и проворно накрыл им стол. Отдав должное напиткам и закускам, старые приятели перешли к делу.

Юстэс угрюмо потягивал вино, – оно было превосходным! – и не особенно прислушивался к тому, о чем говорили его соседи по столу. Между тем, разговор складывался интересный.

– Твоего отца заточили в Тёмную башню? – ужаснулся агил, когда названный брат поведал ему о судьбе Дарквиша.

– Тебя это пугает, брат? – спокойно переспросил Нордид. – Если так, то давай на этом закончим наш разговор, допьём вино – и разойдёмся.

– Но это был самый честный, самый порядочный… Самый светлый человек из всех, кого я знал! Постой, но он ведь – глава Девяти! На него бы обрушилась вся сила заклятья!..

– Он и не совершал измены. Это я знаю точно – ведь он ещё и мой отец! – голос Нордида чуть дрогнул – всего на мгновение. – Но преступление налицо: он поднял оружие против Королевы. Совет не мог проголосовать за его оправдание.

– Чем я могу помочь? – после долгой паузы спросил агил.

– У худых вестей длинные ноги. Многие из тех, кто ещё недавно из кожи вон лез, чтобы попасть отцу на глаза, отвернулись от нас. У меня почти не осталось друзей. Настоящих друзей… Ты да мой кузен, который не очень-то хорошего мнения о Королеве после странной гибели своего отца. Ну, помнишь, тот участвовал в походе к Побережью?

– Помню. Королева, говорят, искала Камень Проклятого.

– Больше мужчин в нашем роду не осталось… – и он посмотрел прямо в глаза агила. – Не хочу тебя неволить, ты вправе отказаться.

– Нет, – покачал головой певец. – Твой отец когда-то спас мне жизнь, я вырос в вашем доме. Пришло время отдавать долги.

Нордид благодарно положил руку на его плечо:

– Я так и думал! Теперь слушай, – и тут он, спохватившись, спросил, кивком головы указывая на отрешенно молчащего Юстэса. – А что он за человек?

– Так. Простой паренек, похоже, из деревенских… Он не из этих мест. Но уверяет, что хорошо знаком с воинским ремеслом. Я хотел просить твоего отца определить его в дружину Горста, но раз такое дело…

– Горст погиб, – сухо отозвался Нордид. – И вся его дружина тоже.

– Как?!

– Серая хмарь… Она напала на отряд вольфорранов, но те успели ускакать, а наши были пеши…

– Страшная смерть! – певец был потрясен. – Но почему они не выставили обереги?

– Не хочу сейчас говорить об этом! – перебил Нордид. В его глазах плескалась боль. – Хуже всего то, что когда подоспели Храмовники, там уже некого было спасать… Понимаешь?.. Кто знает, где теперь душа Горста, кому она досталась? Он ведь не успел дать Обет верности! – и они оба точно по команде покосились на запотевшие окна, за которыми ворочалась ночь.

– Да-а… – тяжко вздохнул певец. – Горст всегда был против этих штучек: дескать, не к лицу настоящим людям заниматься колдовством, пусть даже они и короли.

– Но нам придется это сделать! – посуровев, возразил Нордид. – Я не хочу, чтобы кто-то чужой услышал наш разговор. Поэтому – настройся и слушай меня …

Повинуясь его просьбе, агил закрыл глаза и слегка откинулся на спинку стула, расслабив руки вдоль туловища.

– Я – готов!.. – глухо ответил он, спустя какое-то время.

Слегка опьяневший, Юстэс с удивлением наблюдал, как эти двое молча сидели друг против друга с закрытыми глазами. Потом, пожав плечами, снова наполнил свой стакан и отвернулся: его это не касается.

Но он ошибался.

«Через три луны мой отец будет мертв. Башня убьет его…– мысленно говорил между тем Нордид другу, – нам ни разу не дали увидеться – ведь в Башню Забвения можно войти лишь однажды. Но мой отец – о, они еще пожалеют о содеянном! – он может многое. Он явился мне через зеркало. Почти сразу, как его заточили в Башне. Больше контактов не было – боюсь, эта связь забрала у него слишком много сил… Стоит попытаться вытащить его оттуда – никто и не узнает, а потом поможем ему перебраться в Заморье. Но главное, что он успел сказать мне – я должен привести к нему чужестранца, который придёт с тобой на нашу встречу! Поэтому-то я и послал за тобой…»

– Что?! – от неожиданности агил произнес эти слова вслух, и ему понадобилось время, чтобы снова войти в транс.

«Да! Он именно так и сказал. Мне сильно не хотелось впутывать тебя в это дело: мы с Бильямом справились бы сами, а ты – в случае неудачи, – позаботился бы о наших женщинах. Но отец настаивал на этом…»

«Хорошо… Когда?»

«Завтра…»

…Едва молодые люди покинули кабак, ночная бабочка, сонно кружившая под потолком, оживилась и выпорхнула вон. Очутившись на свежем воздухе, она оборотилась совой и полетела над ночными крышами. Её чёрный силуэт пересек желтый круг луны и слился с темнотой…

***

Полная луна скользила в просветах тяжёлых туч, одетая ими, словно в драгоценные меха. Внизу, лежал спящий город – притихший, настороженный, мучимый сновиденьями… Ах, как неспокойно в такую ночь! Как тревожно даже за толстыми стенами из зачарованного камня! Неуютно часовым на высоких башнях, – пристально всматриваются они во тьму, откуда, невидимые, глядят на них тысячи враждебных глаз: в полнолуние самое раздолье детям Ночи!

Пустые улицы освещает ровный свет фонарей, но мало кто отважится пуститься в путешествие по их руслу, столь оживлённому днём. А если нужда и заставит, то такой бедолага нипочем не переступит порога в одиночку, не вооружившись пучком факелов и каким-нибудь оберегом.