Наталья Землянская - Хроники Шеридана [litres самиздат]

И только четверым, собравшимся в небольшом доме у моря, нравилась эта ночь: она была их союзницей.

Незадолго до полуночи, Нордид вытащил из тайника завернутый в ткань плоский предмет, размером с человека. Сняв покровы, он предъявил сообщникам портрет.

– Кто это? – спросил Юстэс, разглядывая изображение.

– Мой отец.

Юстэс подошел поближе: необычайно высокий лоб, глубоко посаженые глаза… Ему показалось, будто изображенный на портрете человек пристально наблюдает за ним.

– У него нет ничего, чтобы исполнить магический обряд, – пояснял между тем Нордид, – потому мы должны помочь ему.

Следуя его указаниям, сообщники расставили на полу комнаты, где они собрались, зажжённые свечи. Язычки свечей образовали дорожку, в одном конце которой поместили стоймя портрет, а в другом – небольшое зеркало в металлической оправе: отражение трепещущих огоньков в его глубине уходило в бесконечность. Нордид придирчиво осмотрел их работу и поправил зеркало, так, чтобы портрет гляделся прямо в него.

– Кто нарисовал твоего отца? – почему-то шепотом спросил певец.

– Не знаю, – тихо отозвался Нордид. – Я ничего не знал об этом, пока отец не сказал мне об этом во время нашего разговора через зеркало. Представляю, какую мину скорчил бы Абигайл, узнай он о портрете! Он один из всего совета не был возмущён арестом отца.

– А что такого в этой картинке?.. – осторожно поинтересовался Юстэс.

– Так ведь как же, – терпеливо, точно неразумному ребенку, пояснил Нордид, – имея под рукой чье-то изображение можно с помощью колдовства подчинить его своей воле! Потому-то наши обычаи строжайше запрещают рисовать людей. Да и нелюдей тоже изображать не след.

– Удивляюсь, как Дарквиш мог позволить такое?.. – заметил агил. – Он сильно рисковал, доверяясь тому, кто это сделал.

– Зато теперь это нам пригодится,– подытожил Нордид.

– Двенадцатая стража бьет! Пора! – услышав бой ночных часов, воскликнул молчавший доселе четвертый их товарищ. То был слуга Дарквиша – Бильям.

Срывающимся голосом Нордид стал читать нараспев заклинания: сначала громко, потом всё тише и всё быстрее, так, что слова слились в неразборчивое бормотание. Пределы комнаты раздвинулись и исчезли, появилось эхо, с губ заклинателя стали срываться синеватые всполохи в такт шипящим звукам. Огоньки свечей вытянулись и заострились, точно их беспокоил сильный поток воздуха… Изображение на портрете покрылось мелкой рябью, поверхность зеркала искривилась, будто стекло стало жидким, темнота вокруг него сгустилась – и из неё вылепилась постепенно человеческая фигура.

– Отец!.. – порывисто шагнул ей навстречу Нордид. Тёмный силуэт качнулся вперед – и юноша вдруг остановился, как вкопанный. – Кто ты? Кто?! – услышали остальные его сдавленный крик.

В руках Нордида блеснула шпага. Он сделал резкий выпад, но шпага выпала из его рук, и с шипеньем растаяла.

– Тезариус… – насмешливо прозвучал в темноте спокойный голос. – И это – мое настоящее имя . Я никогда не боялся называть его.

– Проклятый чернодел! – выкрикнул Нордид. – Где мой отец?! Что ты сделал с ним?..

– Боюсь, он мёртв. Но не я послужил тому причиной.

– Врёшь!..

–Тогда спроси в тот день, когда люди разговаривают с духами почивших, – в День Поминовения – спроси у своего умершего дяди: где его брат – среди живых или среди ушедших?

Пока они спорили, агил схватил стоявшую неподалеку каменную вазу и швырнул её в зеркало. Ваза наполовину погрузилась в серебристую поверхность, потом раздался звон осколков, и только спустя несколько мгновений стекло и в самом деле разбилось, рассыпавшись на сотни мельчайших брызг.

– Теперь, колдун, тебе не уйти отсюда! – торжествующе выкрикнул певец.

– Меня это мало беспокоит, – весьма любезно ответил Тезариус. – Но снаружи этого дома я вижу стражу, её привёл сюда один маленький рыжий хитрец – и пришли они вовсе не за мной… Как вы объясните им всё это?.. – он обвёл рукой комнату, усыпанную осколками стекла, в центре которой красовался портрет: в середине холста зияла теперь огромная дыра с обожжёнными краями.

Не успел он договорить, как раздался сильный треск – то ломали входные двери.

– Гасите свечи! Быстро!.. – велел агил.

Бильям и Юстэс бросились выполнять приказ. Сам же он кинулся к остаткам портрета и, проворно завернув их в тряпье, заметался по комнате, ища, куда бы его припрятать.

– Оставьте всё, как есть, – устало проговорил Нордид, не двигаясь с места

В глубине дома уже раздавались чужие шаги…

Нордид щёлкнул пальцами. В стене открылся потайной проход.

– Уходите!..

Агил и Юстэс рванулись в образовавшийся проём.

В распахнувшиеся двери влетела первая Тень. В её руке полыхнул огненный хлыст – и Нордид упал, пораженный ударом.

Юстэс успел ещё увидеть, как Бильям бросился на помощь упавшему, и вход в потайной лаз сомкнулся…

Оказавшись в кромешной тьме, они бросились назад, но наткнулись на глухую стену.

Разбив руки в кровь о неподатливую каменную кладку, друзья поняли, что обратной дороги нет.

– Мы им уже не поможем! – с отчаяньем проговорил агил.

Когда в доме Нордида всё утихло, из какого-то укромного угла осторожно вылезло маленькое пузатое создание.

– Вот и славно… – пробормотало оно, оглядев разгромленное в неравной борьбе жилище советника. – Вот и чудно! Да, моя красавица?.. – и нежно погладило пухлыми пальцами ночную бабочку, примостившуюся на рыжей бороде.

***

– Собаку надобно кормить два раза в день, и особенно хорошо – вечером, чтобы она не вскакивала с воплями среди ночи! – поучал дядя Винки, сидя в Кухне над пивной кружкой и тарелочкой вареных раков.

– Что-то вы не то говорите, – рассудительно заметила тетка Люсильда. – Собака ночью должна караулить, а не дрыхнуть.

Хендря косил блестящим глазом то на одного, то на другого спорщика, и продолжал уплетать из рук Мэрион куски сладкой булки. После булки в ход пошла связка сосисок, вслед за ними в утробе пса исчезла шоколадка, а когда такса принялась за банан, дядя Винки не выдержал…

– Жадина вы, дядюшка!.. – надула губы девочка.

Изгнанный из Кухни пёс, ничтоже сумняшеся через пять минут деловито вернулся обратно, и уселся с самым несчастным видом на верхней ступеньке, гипнотическим взглядом провожая каждый кусок, исчезающий в пасти толстяка. Кончилось тем, что дядя Винки поперхнулся, закашлялся и был вынужден сдаться врагу. Пес невозмутимо процокал коготками по каменному полу, и снова уселся перед Мэрион.

Случалось ли вам наблюдать за этим Ришелье собачьего мира? Если посмотреть на таксу сверху вниз – то перед вами само воплощение вселенской скорби!.. Но возьмите на руки хвостатого хитреца, приподнимите его повыше, держа точно ребенка под руки, и вы обнаружите донельзя довольное существо – безмятежное и умиротворенное. Кротко вздохнув, оно улыбнется вам так, что покажется – в этом мире есть всё-таки те, кому удалось достичь полной гармонии с окружающим…