Татьяна Филатова - Пансион благородных девиц [litres самиздат]

Генри знал, что портрет Клариссы – это сложная и необычная для него работа: он должен все выполнить идеально. Оливия нахваливала его, и сейчас он не имеет права подвести невесту.

– Почему Абигейл? – спросил он у Клариссы, делая эскиз.

Кларисса дала понять мимикой, что не поняла вопроса.

– Я имею ввиду, почему наряд именно Абигейл? – пояснил парень. – Почему не Кларисса, в честь которой вы были названы?

– Абигейл более значимая фигура в нашей династии, чем Кларисса, – ответила женщина. – Безусловно, Кларисса достойная женщина, которой выпала тяжелая судьба. Но Абигейл – это начало начал в семье Дункан.

Генри кивнул, продолжая рисовать, хотя ничего не понял из слов Клариссы.

– У Абигейл было три дочери, и все они скончались до того, как умерла и она сама, – неуверенно продолжил Генри. – Каким же образом ваша династия не прервалась?

– Я не буду много говорить, чтобы не отвлекаться от позирования, – сухо ответила Кларисса, – но ведь были и другие Дунканы. Поверь, дорогой, тебе ни к чему знать всех подробностей, к тому же это было так давно… Ветер с тех пор миллионы раз обогнул нашу планету, развевая воспоминания о том времени.

Генри, улыбнувшись, кивнул, хотя подобный ответ Клариссы для него уже был вполне ожидаем. Следующий час он работал молча.

– Мне нужен небольшой перерыв, – сказал он наконец.

– На сегодня все? – спросила женщина.

– Нет, ни за что! – улыбнулся Генри. – Я, как говорят, поймал волну! К тому же мы не настолько располагаем временем, чтобы писать портрет по три часа в день… Нет, однозначно, мы продолжим чуть позже. Но мне нужен небольшой отдых.

– Ох, да уже время обеда! – воскликнула Кларисса, глянув на часы. – Прости, я тоже увлекалась, – она мило улыбнулась и встала с мягкого стула. – Пообедаем, немного прогуляемся и продолжим, верно?

– Да, – кивнул Генри, вытирая руки.

– Я думаю, наивно просить мастера показать работу до ее завершения?

– О, да! – Генри рассмеялся. – При всем моем уважении, до завершения портрет я никому не покажу. Даже Оливии.

– Это правильно, – кивнула Кларисса и пошла к выходу из библиотеки. Бархатная юбка старого черного платья шелестела, давно утратив свою мягкость. Генри удивился, как хорошо этот наряд сохранился до нашего времени и, снова невольно, он предположил, сколько бы это платье могло сейчас стоить. Ему стало не по себе от таких мыслей, но, когда живешь почти в музее, они то и дело посещают человека против его воли.

Генри отказался от плотного обеда, который приготовила Виктория, объяснив это тем, что ему тяжело работать, когда набит желудок. Он выпил чашку чая, закусив творожным пирогом.

– Как продвигается работа? – спросила Оливия.

– Ну, мы начали, – улыбнулся в ответ Генри. – Настоящая работа предстоит ближайшие дня три, если будем работать в заданном ритме. Честно, – он обратился к Клариссе, – я не думал, что вы переоденетесь…

Кларисса, на которой был надет брючный костюм пудрового цвета, рассмеялась.

– Мальчик мой, – сказала она, – не думаешь же ты, что я буду рисковать испачкать то платье? Я, конечно, аккуратно ем, но все же… Я надеюсь, что наряд Абигейл сохранится еще на многие-многие годы.

– Мне не терпится увидеть результат вашей работы, – чуть было не захлопала в ладоши Оливия.

– Нам всем, – сказала Виктория, которая стояла у окна, – нам всем…

Генри поднялся в их с Оливией комнату один: девушка вызвалась помочь тете снова надеть двухсотлетнее платье. Ему хотелось прилечь на кровать, чтобы спина немного отдохнула.

Глядя в балдахин под потолком, он вспомнил историю с выкопанным цветком. Никого, кроме него, этот вопрос, казалось, не волновал. Они никого не боятся. Почему? Ведь это вполне логично и закономерно: бояться. Особенно для женщин.

Он прикрыл глаза всего лишь на мгновение, а когда открыл их, то обнаружил, что видит себя самого, лежащего на кровати с закрытыми глазами. «Я же не сплю, – подумал Генри. – Так вот как видят свое тело те, кто переживают клиническую смерть. Стоп. Но я ведь не умер!»

– Это пока, – раздался грубый мужской голос.

Генри повернул голову в сторону, откуда звучал тот голос, не понимая, как он может вообще туда смотреть, если вот он сам – лежит на кровати! А глаза его в этот момент смотрят только на внутреннюю сторону своих век!

Раздался смех. Генри не мог разобрать характер смеха: злобный, саркастичный или же это был истерический смех отчаяния. Он уже не стал вдумываться в подробности: откуда исходит смех. Он его слышит. Не важно, как, но слышит.

– Что тебе надо? Кто ты? – спросил Генри, при этом губы на его теле, лежащем под балдахином, даже не шелохнулись.

– Ты не уйдешь отсюда, – прозвучали слова.

Генри, нависая над собственным телом, рухнул на него вниз. От этого падения глаза резко распахнулись, а сам он подпрыгнул на кровати, открыв рот от удивления и шока.

Рядом стояла Оливия.

– Что-то не так? – удивленно спросила она.

– Я… – осматриваясь по сторонам, начал объясняться Генри, – я, кажется, задремал.

– Идем, маэстро, – улыбнулась девушка, – Кларисса уже ждет тебя в библиотеке.

И он пошел. Он работал долго, старался не отвлекаться. То, что Клариссе бесполезно задавать какие-либо вопросы, он уже понял. Он размышлял о том, что произошло с ним в комнате, а руки при этом автоматически перемещали кисть с одного места холста на другое, глаза же то и дело посматривали на женщину в черном платье.

– Колье… – наконец сказал Генри. – Утром его ведь не было?

– Не было, – ответила женщина, – меня задели твои слова о том, что я выбрала именно образ Абигейл. Поэтому я нашла то самое колье, какое висит на шее юной Клариссы. Надеюсь, эта деталь не повлияет на написание портрета?

– Конечно же, нет, – ответил Генри. – Кларисса, мы говорили о мистике…

– О, конечно, – улыбнулась женщина. – Книга так повлияла на тебя?

– Не думаю, я прочитал совсем немного… Но все-таки в городе со мной такого не случалось. Мне кажется, я что-то слышу или даже вижу… Или же я просто схожу с ума.

– Или же просто устал, – спокойно сказала Кларисса. – Я уже говорила тебе, что этот дом живой. Понимай эти слова, как хочешь. Ничего, что я все же буду немного говорить, пока ты пишешь?

– Ничего, – улыбнулся Генри, – я занят прической…

– Прекрасно. Итак, дом… Научно доказано, что наше тело может вырабатывать электрические импульсы, верно?.. То есть некая энергия в нас все же имеется. Куда она высвобождается, когда мы умираем? Ведь энергия должна куда-то деваться. Что, если энергия, которая выходит из человека во время его смерти, впитывается в стены того места, в котором этот человек находится на момент своей смерти?

– Интересная теория… Мы снова говорим о душе?