ДИКИЙ НОСОК - Расходный материал

Диалог через дверь туалетной кабинки приобретал вполне дипломатичную форму. Маша, подойдя вплотную к дверце, ловила каждое слово. Старуха, между тем, продолжала: «Кто его знает, откуда оно у нас? Мне про то мать рассказала, а ей – её мать. У меня тоже сестра была. Лизавета. Да в войну сгинула. Комсомолка была, идейная. Медсестрой на фронт пошла, да и пропала понапрасну. Эгоистка,» – скривилась Татьяна. Видно, та давняя обида все еще сидела занозой в её сердце.

«А то бы неизвестно еще, как все повернулось. А я жить хотела. Жить на полную катушку. Пришлось выкручиваться. Сначала по дальней родне побираться. А потом … Я для себя Надьку наметила. Никого другого больше не оставалось. Она с детства была ни рыба, ни мясо. Вкуса к жизни у неё отродясь не бывало. Как неродная. Вот другая – Танька, огонь была, и кровь моя в ней играла. И стерва такая же.»

Маша в недоумении отпрянула от двери. Что она несет? Разве она …

«Не хотела я, так получилось. Собачились мы с ней страшно, с каждым днем все хуже и хуже. Вот и не сдержалась я однажды. Порешила паршивку в угаре. Слава Богу, обошлось все тогда, только Надька – курица сбежала. А поганки этой мне надолго хватило. Да все когда-нибудь кончается. Я все равно возьму, что мне причитается. Судьба у тебя такая,» – равнодушно закончила Старуха.

И вдруг резко толкнула дверцу кабинки, навалившись на нее всем своим весом. Хлипкая вертушка отскочила и с металлическим звоном запрыгала по плиткам пола. Дверца смачно хлопнула обалдевшую от неожиданности Машу по лбу и оттолкнула в угол на многострадальную металлическую урну. Татьяна со всего маха пролетела вперед и, не удержавшись на ногах, налетела на унитаз.

Женщины напару выкарабкивались из неудобных положений кто вперед. Старуха сумела первой. Едва поднявшись, она схватила все ещё сидящую на полу Машу за волосы и попыталась ударить головой об унитаз. Слезы брызнули у Маши из глаз. Стараясь оторвать Татьянины цепкие руки от своей шевелюры, она не упускала случая ударить ту ногами побольнее. Старуха не реагировала, будто каменная. В какой-то момент ей удалось так сильно приложить Машину голову об унитаз, что та от дурноты обмякла. Не теряя ни секунды, Татьяна сунула Машину голову в унитаз и спустила воду. Едва ли не сев Маше на спину, она двумя руками пригибала ее голову вниз, в воду. Маша, захлебываясь, мотала головой, мычала и дергалась, словно норовистая лошадь под седлом, пытаясь скинуть смертельную ношу, силилась ослабить жим Старухиных рук.

Сливной бачок унитаза опустошался невыносимо долго. И когда это, наконец, произошло, к Машиному великому изумлению, она была все еще жива. Но кричать уже не могла. Татьяна так передавила ей горло о бортик унитаза, что звуки категорически отказывались выходить наружу. Маша хрипела. Старуха торжествовала. Надо было срочно собраться с силами и опрокинуть Татьяну, пока сливной бачок, урча, наполнялся водой. Внезапно почувствовав, что хватка ослабла, Маша только подняла голову, как на нее обрушился сокрушительный удар урной для мусора. Ощущения были сродни тяжелому похмелью, помноженному на десять, да еще и навалившемуся на тебя одномоментно, а не на протяжении нескольких часов. Маша бессильно распласталась вытащенной на берег медузой. Эту схватку она проиграла.

Маша не слышала топота ног, треска сломанной дверцы кабинки, сдавленных криков и звука ударов, почувствовала лишь, что исчезла тяжесть, давившая на плечи, и сползла на пол. Слегка оклемавшись, Маша встала на четвереньки и высунула нос из растерзанной туалетной кабинки. Глаза безбожно щипало. Напор воды в унитазе все же не смыл полностью тушь с ресниц, и она траурными кругами обрамляла глаза. Первым, что увидела Маша, был тяжелый зимний мужской ботинок, пнувший скорчившееся на полу тело в шелковой блузке.

«Ой,» – дернулась Маша, будто удар пришелся по ней.

«Машуня,» – занесенная было для следующего удара нога остановилась, ботинки затопали к ней. – «Ты как? Я сейчас скорую вызову.»

Миша засуетился, ощупывая одной рукой карманы, а другой придерживаю привалившуюся к нему Машу. «И полицию,» – шепотом добавила та. Говорить громко она не могла. – «Врачи все равно её вызовут, увидев такое побоище.»

«А, ладно,» – согласился Миша.

«Дура, ты хоть знаешь, с кем связалась?» – просипела Старуха.

«Теперь то я все знаю. Дорогая бабуля,» – хотелось ответить Маше, да сил не было.

Не дожидаясь продолжения, взбешенный Михаил вскочил, позабыв про Машу, которая без его поддержки немедленно тюкнулась головой о косяк, коротко размахнулся и ударил Старуху ногой в зубы. Та захлебнулась воем, разинула окровавленный рот и перекатилась на другой бок, закрывая лицо руками.

«Не надо. На не надо больше. Перестать,» – взмолилась Маша. – «Как ты вообще здесь оказался?»

«Мы же договаривались, что я тебя встречу после работы. Все вышли, а тебя нет. На телефонные звонки не отвечаешь. Я и пошел искать. Спросил у вахтерши какой кабинет. А тебя и там нет. И тут я услышал шум и возню. Оказалось, из туалета. Я вовремя,» – немного хвастливо заявил Миша.

«Как никогда,» – заверила его Маша, всхлипнув и уткнувшись носом в грудь.

***

Маша провела в больнице всего сутки. Потом, подписав отказ от лечения, сбежала домой. Голова болела (ну да ей не привыкать последнее время), её подташнивало, говорить пока она могла лишь шепотом. Но во всем остальном Маша была в порядке. Лиза, проведшая последние сутки с отцом и свекровью, проявляла чудеса послушания, только бы остаться с мамой дома.

На работу показываться было страшно. Маша и не пошла. Мордобой в туалете, скорая помощь, полиция. По меркам сонного стат. управления это было, словно концерт группы Rammstein в сельском курятнике, и Маша теперь знаменитость уровня Лели Гаги. Надо увольняться. Без вариантов. Маше было пофигу. Финансовая подушка безопасности благодаря материнскому наследству у нее есть. Не пропадет, пока будет искать другую работу.

Она бездумно таращилась в телевизор, где прыгали и орали дурными голосами трудно опознаваемые мультяшные уродцы, и размышляла.

Расходный материал, значит? Ну-ну, дорогая бабуля Таисия. Какого она там года рождения? 1924-го? Да ей без малого сто лет! Вот на что она, видимо, прах тратила. На молодость. Убила собственную дочь, чтобы самой оставаться молодой, и жила по её документам. А может и еще кого укокошила. С неё станется. Вот дал же Бог родственницу. Не зря мать от нее сбежала много лет назад.

Старуха в драке пострадала гораздо сильнее, чем Маша. У нее были выбиты зубы, сломаны челюсть и ребра, обнаружилось внутреннее кровотечение. И это только то, что слышала Маша, когда медики затаскивали бабкину тушку на носилки. Но за нее можно было не волноваться. Если у Старухи есть с собой хоть щепотка праха, то медиков ждет сюрприз, а Машу – скорое воссоединение с любимой бабулей.