ДИКИЙ НОСОК - Расходный материал

Страшная это штука – родственные связи. Волею случая членами одной семьи становятся люди, которые при прочих условиях на одном гектаре рядом бы не сели. Многие так и мучают друг друга всю жизнь, поддерживая отношения с давно опостылевшими родственниками потому что «так положено». Отчаянные же, наплевав на номинальную близость, рвут семейные силки, становясь отщепенцами.

Оставшись одна, когда мать, как Маша тогда считала, по необъяснимой причине бросила её, она страстно желала иметь хоть одну родную душу рядом. Только появившаяся много позже Лиза заполнила эту пустоту. Старуха вряд ли была обременена такой потребностью. Для неё и собственные дети – расходный материал, что уж говорить о прочих родственниках. Не то, что для Маши или, например, Миши.

Какая-то беспокойная мысль всплыла в голове. Что-то неправильное и неприятное. Не пытаясь докапываться до сути, Маша затопила её в глубине, точно вражескую субмарину и уснула. Мысль, однако, была настойчива, будто новорожденный кутенок в поисках материнского соска с молоком. Воспользовавшись Машиной сонной беспомощностью, она оформилась, окрепла и ударила ту по многострадальной голове. Маша распахнула глаза.

Все складывалось неплохо. Старуха сделала свой ход и проиграла, и теперь Взломщик точно определился, на кого сделать ставку. Загвоздка состояла лишь в том, что Старуха была очень плоха. Даже с учетом того, как он её отделал, слишком плоха. От нескольких ударов ногами в живот еще никто не умирал, ей же не сто лет, в самом то деле. Если Старуха не очухается, то возможны неприятности. Превышение пределов самообороны – та еще волынка.

Мы не в США, где стреляют направо и налево, в любого кретина, сунувшегося в твой дом или поднявшего на тебя руку. У нас самооборона сродни предумышленному убийству. И сроки соответствующие. Вы ударили чугунной сковородой по голове скотски пьяного мужа, который грозился выкинуть Вас с балкона и тащил туда за волосы? Перебор. Он же Вас не бил, а всего то держал за волосы. В данном случае Вы могли тащить его обратно, и неважно, что весит он вдвое больше. А так он, несчастный, получил сотрясение мозга. Да, того самого, который он уже давно пропил. А Вы получите обвинение в нанесении телесных повреждений. Грозился убить? Вот убьет, тогда мы его, конечно, посадим. Обязательно.

Взломщик был уверен, что Маша сможет ему помочь. Она ведь многое может. Даже сама, наверное, ещё толком не понимает. У нее – эта способность, у него – прах. Отличное начало для совместной жизни и взаимовыгодного сотрудничества. Даже жениться можно. Бабы от этого сразу глупеют и покладистыми становятся. Так, пожалуй, вернее будет – сначала жениться, а потом козырь, прах то бишь, из рукава вынуть.

Он привычно нажал кнопку звонка и прислушался к шагам за дверью. Один, второй, третий, лязг замка.

«Где прах моей матери?»

***

Маша бледная, натянутая, точно струна, с сухими жесткими глазами стояла в дверях.

«В целости и сохранности,» – спокойно заверил её Михаил, трезво оценив обстановку. – «Не волнуйся. Может быть, поговорим дома?»

После секундного замешательства Маша посторонилась и дала ему войти. Он, не торопясь, снял куртку, тяжелые ботинки и прошел на кухню. Маша молча последовала за ним и стала в дверях с обличающим видом.

«Маша, ты же умная женщина,» – начал он. Маша тут же невежливо фыркнула. Общеизвестно, что если тебя называют умной женщиной, то считают полной дурой, падкой на лесть. Это аксиома. Миша, кажется, понял свою ошибку и зашел с другой стороны: «Я решил, что у меня он целее будет. Так или иначе Старуха нашла бы способ его позаимствовать. И ты могла пострадать при этом, и Лиза. А так я взял удар на себя.»

«Тоже мне, благородный разбойник!» – снова фыркнула Маша. – «Ничего ты не взял. Она меня чуть не убила в туалете.»

«Но ведь не убила же,» – резонно возразил Миша. – «Я больше не позволю ей причинить тебе вред, Машунь.» И сделал попытку приобнять любовницу. С таким же успехом он мог приласкать фонарный столб – жестко, шершаво, непреклонно.

«Откуда ты вообще узнал про контейнер с прахом? Ведь эту часть истории я тебе никогда не рассказывала,»

«Тетрадку прочитал. Помнишь, в ту ночь, что я впервые остался у тебя, ты сидела на кухне? Я проснулся уже под утро, а ты сидишь там, как примороженная, ни на что не реагируешь. Я тебя спать уложил, ты отключилась, будто у тебя шнур из розетки выдернули, а я почитал тетрадку, что ты на столе оставила.»

Маша недоверчиво нахмурилась. Объяснение выглядело вполне логично. Но она никак не могла вспомнить, неужели она действительно оставила тетрадь на столе?

«А как ты догадалась, что это я?»

«По мальчику.»

«Какому мальчику?»

«По фамилии Михайлов, с четвертого этажа, из пятнадцатой квартиры. Тому мальчику, который любит открывать дверь подъезда ногами и едва не расплющил нас как-то. Ты его готов был убить тогда, но сына в нем почему-то не признал. И я, дура, только вчера сообразила.»

«Мой косяк,» – усмехнувшись, согласно кивнул Михаил.

«Значит, Старуха наняла тебя убить меня?»

«Машунь, к чему такие страсти? Если бы я хотел тебя убить, сделал бы это, когда нашел на полу в подъезде после нападения Деда Мороза. Да и раньше возможностей было предостаточно.»

«Что ты тогда там делал?»

«Присматривал за тобой.»

«Или, точнее, присматривался ко мне. Выбирал к кому прислониться: ко мне или к Старухе?» – осенило Машу.

Разговор приобретал все более неприятный и неконтролируемый оборот, как некстати случившаяся диарея у застрявшего в лифте бедолаги. Проснувшаяся Машина сообразительность выпирала, будто ржавый гвоздь, и мешала повернуть беседу в нужное, спасительно-благодарственное русло.

«Ну брось, Машунь! Я сумею тебя защитить. Старуху на километр не подпущу. Нам ведь хорошо вместе. А это главное,» – прошептал Миша, сделав еще одну попытку приобнять подругу.

«А ведь ты убить её хотел там, в туалете,» – не обращая на него внимания выдала Маша, размышляя вслух. – «Чтобы она не сказала мне о тебе. Зубы выбил.»

Ну вот, опять двадцать пять. Маша смотрела на него, словно на крысу, шмыгающую по обеденному столу – с ужасом, отвращением, гадливостью и неким любопытством. Наверное, так смотрит на поднадоевшего мужа, застигнутого в постели со слащавого вида особью мужского пола, внезапно вернувшаяся с курорта супруга. И смех, и грех. Непонятно, то ли скандал закатить на радость соседям, то ли замять все без лишнего шума, загнав презренного изменника поглубже под каблук. Ладно, рога наставил, дело житейское, с кем не бывает. Да и невелика потеря, если уж на то пошло. Но с мужиком? Тут о всеобщем сочувствии можно забыть. Она станет просто посмешищем.